Нужно было что-то надеть, но я боялась оставлять детей одних. Бесси словно прочитала мои мысли:
— Иди переоденься. Мы в порядке, правда, в полном.
Я кивнула и ринулась на второй этаж, считая секунды, опасаясь, что, если буду отсутствовать дольше пары минут, по возвращении обнаружу детей роющими тоннель на свободу. Я натянула джинсы, футболку и сбежала по лестнице. В целом это заняло меньше сорока пяти секунд, и они никуда не делись: Бесси набрала стопку книг, которые хотела прочитать, а Роланд сидел на кухонном столе, запустив руку в разноцветные шарики сухого завтрака. Бесси открыла одну из книг и втянула носом запах свеженапечатанных страниц. Роланд улыбался, и это выглядело неописуемо: крошечные кусочки хлопьев, как конфетти, прилипли к его зубам.
Так вот как это — растить детей. Построить надежный дом, а потом давать все, что они захотят, неважно, насколько это невыполнимо. Что тут сложного?
И в ту же секунду я вдруг осознала, что дети до сих пор не сменили обугленную после пожара на крыльце одежду, и почувствовала себя раздолбайкой и полной идиоткой. Как я вообще за ними услежу? Как уберегу? Вот они, будни гувернантки: взлеты и падения. Мама как-то говорила, что материнство состоит из раскаяния и редких моментов, когда об этом раскаянии забываешь. Но я не стану такой, как она. Сколько раз я это себе обещала? И всегда совершенно напрасно. Ни мне, ни воспламеняющимся детям раскаиваться не в чем. Пока.
Я присвистнула, чтобы привлечь их внимание, и дети медленно повернулись ко мне.
— Давайте-ка вас оденем, — сказала я, — а потом кое о чем поболтаем.
— О всяком грустном? — спросил Роланд.
Они с сестрой были одного возраста, но Роланд казался младше — ему повезло вырасти с сестрой, готовой пооткусывать всем вокруг руки, чтобы его защитить.
— Нет. — Я не очень понимала, с чего он это взял. — Не о грустном. О всяких обычных вещах. Мы с вами все время будем вместе. Надо просто кое-что обсудить.
— Ладно, — согласился Роланд.
Я вдруг заметила, что коробку от разноцветных шариков, которую он надел, как перчатку, сменила коробка от шоколадных.
— Притормози-ка с хлопьями, а, Роланд? — то ли попросила, то ли потребовала я. Нужно поработать над тем, чтобы вести себя увереннее.
Роланд засунул в рот последнюю порцию шариков, роняя их на стол, рассыпая по полу. Потом вытащил руку из коробки, проглотил, что было во рту, спрыгнул со стола и подбежал ко мне. Бесси встала, и мы направились к ним в комнату, которая вся была в воздушных шарах. На стенах в рамках висели постеры с воздушными шарами безумных расцветок, похожих на флаги несуществующих стран. Перила в изголовье кроватей украшали деревянные красные воздушные шарики.
— Разноцветно, — протянула Бесси. — Даже слишком.
— Ты права, немного чересчур, — согласилась я. — Но вы привыкнете.
Бесси посмотрела на меня как на идиотку. Эти дети время от времени загорались. Их мать умерла. Они привыкли к странностям.
Выбор одежды был велик, но дети нашли себе одинаковые черные с золотом футболки с эмблемой Вандербильта и черные хлопковые шорты. Я собрала их старую одежду и бросила в мусорку. Сколько шмоток они перепортят? Может, лучше пусть бегают голыми?
— Ну, давайте поговорим, — сказала я, и дети залезли на свои кровати. Я села на пол, поджав колени к подбородку. У меня было столько времени подготовиться к этому моменту, но я провела его, играя в баскетбол и поедая сэндвичи в кровати. Мне вручили толстую папку от какого-то частного доктора, но все, что там было, — полная скукотища, и в итоге ничего не было решено, так что я ее просто пролистала. Я пожалела, что со мной нет Карла, потому что у него всегда был план, и тут же себя за это возненавидела.
— Про эту штуку с огнем, — начала я, и дети посмотрели на меня с тоской. «Ну началось…» — как бы говорили их лица. — Вы загораетесь, — не сдавалась я, — и, как понимаете, это проблема. Знаю, вы не виноваты, но нам надо как-то с этим справляться. Так что давайте попробуем что-нибудь придумать.
— Это не лечится, — заявила Бесси.
— Кто вам так сказал?
— Мы просто знаем, — ответил Роланд. — Мама говорила, мы всегда такими будем.
— Ну хорошо, — процедила я, немного злясь на их мертвую мать, которая была такой пессимисткой. — Но что вы об этом знаете? Как это работает?
— Просто иногда случается, — пожала плечами Бесси. — Как чихание. Знаешь? Такое щекочущее чувство, то приходит, то уходит.
— Но только когда вы расстроены? А это может произойти, если вам просто скучно? — Мне страшно не хватало тетради, медицинского халата — чего угодно, чтобы выглядеть по-деловому. Как будто я проводила опрос или готовила школьный проект.
— Мы загораемся, если расстраиваемся, или пугаемся, или случается что-то плохое, — сказал Роланд.
— Или если нам приснится кошмар, — добавила Бесси. — Ну, очень страшный кошмар.
— Погодите, это бывает, даже когда вы спите? — переспросила я и почувствовала, как земля уходит у меня из-под ног от осознания, что все сложнее, чем я думала.
Дети разом кивнули.
— Только если кошмар очень-очень страшный, — пояснил Роланд, как будто это могло меня утешить.
— Но в основном когда вы расстроены? — уточнила я, и они снова кивнули.
Я не знала, можно ли считать это прогрессом, но дети меня слушали. Они не горели. Мы сидели вместе в этом кукольном домике, а снаружи все ждали, пока мы с этим разберемся.
— Значит, главное — сохранять спокойствие, — заключила я. — Будем читать, плавать в бассейне, гулять и не нервничать.
— Мы все равно будем загораться. — Бесси выглядела очень опечаленной.
— Но не так часто, верно? Не как сегодня? Не все время?
— Нет, не часто. Не очень часто. Но с тех пор, как мама умерла, чаще, — призналась Бесси.
— Что делала ваша мама, чтобы вы не загорались? — спросила я.
— Заталкивала нас в душ, — ответила Бесси, явно считая это страшной несправедливостью — мокрая одежда, мокрая обувь.
— Она каждый день будила нас рано-рано, — сказал Роланд. — Говорила, что будет лучше, если мы устанем. И заставляла все время что-нибудь делать по дому. И еще уроки. Кучу уроков, карандашом. И еще она наполняла ванну холодной водой и льдом, и мы туда залезали.
— В доме всегда было очень холодно, — добавила Бесси. — Даже зимой. Но… — Она смущенно отвела глаза.
— Что «но»? — спросила я.
— Но не думаю, что это сильно помогало, — наконец проговорила она, глядя на Роланда, как будто это был их общий секрет. — Неважно, холодно или жарко, если все хорошо. Неважно, есть ли рядом огонь — на плите, например, но мама считала, это наведет нас на мысль о пожаре, и все. Но дело не в этом. Правда. Это все неважно — мы просто начинаем загораться.
— Вам удавалось это остановить? — спросила я.
— Иногда, — призналась Бесси. — Если мама была рядом и видела, что мы загораемся, она страшно пугалась и пыталась заставить нас перестать, но от этого становилось только хуже. Но когда мы с Роландом сами по себе и чувствуем, что начинается, иногда у нас получается ни о чем не думать, и все прекращается. Иногда.
— Ясно, — сказала я, как будто разгадала какой-то шифр и собиралась получить за него миллион долларов. — Значит, будем следить за этим и, если что, пытаться успокоиться.
— А что это такое? — спросил Роланд, указывая на систему разбрызгивателей, и таким образом вернул меня на землю.
— Это на случай огня, — пояснила я. — На всякий пожарный.
— Мама убрала сигнализацию, — сказал Роланд. — Она слишком часто срабатывала.
— Ну, — протянула я, — разбрызгиватели тут для нашей безопасности.
— Нам от огня не больно, — призналась Бесси.
Да, осознала я, это все для моей безопасности, не их. Ради безопасности дома. Ради безопасности другого дома, в котором жили Мэдисон, Джаспер и Тимоти. Я представила себе тоненькую струйку дыма, срабатывающую сигнализацию, воду повсюду — все книги, вся техника будут испорчены. Я представила, что это происходит пару раз в день.
— Может, я уговорю Карла ее отключить, — вздохнула я. Детей это, кажется, устроило.
И тут, как по волшебству — или, возможно, в результате непрерывного наблюдения, — раздался голос Карла.
— Есть тут кто?
Карл был внизу, и я представила его с огнетушителем наперевес, похожего на героя плохого фильма.
— А вот и Карл, — заметила я, и дети кивнули.
— Он зануда, — сказала Бесси, и мне захотелось крепко-крепко ее обнять.
— А кто он такой? — спросил Роланд. — Твой парень?
— Господи, нет, — ответила я, еле удержавшись от смеха. — Он типа моего начальника. Нет, скорее, мы с ним коллеги с очень разными обязанностями. Или…
— Лилиан! — снова крикнул Карл. Я и забыла, что он здесь.
— Да? — отозвалась я.
— Все хорошо?
— Все нормально.
— Можешь спуститься?
— Мы тоже? — крикнул Роланд.
— Нет! — ответил Карл, но тут же поправился: — Вы, ребята, просто посидите там, пока я поговорю с Лилиан.
— Хочешь, мы пойдем с тобой? — спросила меня Бесси.
Когда я на нее смотрела, постоянно представляла себе бегущие по ее коже языки пламени. Я покачала головой:
— Не нужно.
Уже выйдя из комнаты, я обернулась:
— Если почувствуете, что начинается, бегите в душ, хорошо?
Дети кивнули, и мне показалось, что это такой тест: я упускаю близнецов из виду и могу только чувствовать их присутствие наверху, слышать их дыхание.
Внизу Карл на коленях собирал шарики в изящный маленький совочек.
— Похоже, они освоились, — сказал он, посмотрев на меня, и я почувствовала в его словах некоторое осуждение.
— Они больше не загорались, — сообщила я, испытывая легкую гордость.
— Посмотрим, долго ли это продлится, — ответил он.
Я вздохнула:
— Ты же слышал Джаспера, так? Все решено. Ты от них не избавишься.
Карла это не впечатлило:
— Ну и?
— Ну так помоги мне!
— Я помогу тебе, Лилиан. Помогу принять правильное решение.