— Ни в коем случае, — отрезала Мэдисон. — Тимоти будет моделью Томми Хилфигера. Женится на ком-нибудь из королевской семьи. У него будет легкая жизнь.
Было так приятно слышать ее голос и слушать, как она рассказывает, чего она хочет. Я никогда не знала, чего хочу, и мои письма были нерешительными и отчаянными. Мэдисон — у нее реально были цели. И когда она говорила или писала о них с таким энтузиазмом, хотелось ей это подарить. Хотелось, чтобы она это получила. И так просто я снова влюбилась в нее, в привычный рефрен наших отношений: она делает мне больно, а я это ей позволяю. Я буду с этим жить.
— А как же дети? — спросила я наконец, не в силах ждать, когда мы перейдем к плохим новостям. — Как же Бесси и Роланд?
— Их не отправят в этот, как его там, безумный лагерь. Все нормально. И если честно, он стоит пятьсот тысяч в год за каждого! Ну нафиг. Нетушки.
— Но Джаспер о них позаботится? Что с ними будет?
Мэдисон молчала, и я слышала ее дыхание. Где она сейчас? На крыльце, с кувшином ледяного чая? В самолете, летящем обратно в Колумбию, занятая поисками новой квартиры? Я хотела четче ее представить.
— Тут все сложно, — ответила Мэдисон. — Джаспер хочет поступить правильно, Лил, и он абсолютно, смертельно серьезен. Он облажался. Облажался так, что Бесси и Роланд вправе никогда его не прощать. Но о них позаботятся.
— Как? — Я чуть не плакала. — Мэдисон, как позаботятся?
— Хочешь их, Лилиан?
— Что? — Я увидела тонкий лучик света. Еще чуть-чуть, и я до него дотянусь. Такой узкий, тусклый, но я вот-вот дотронусь до него кончиками пальцев. Я едва могла вдохнуть. Я едва могла пошевелиться.
— Ты меня слышала. Я знаю, что ты меня слышала.
— Я?
— Ты же о них позаботишься? Ты согласна и дальше о них заботиться?
— Как долго?
— Сколько они захотят. Сколько ты захочешь. Навсегда. Честно.
— Как? Почему?
— Это не так уж и сложно. Ну нет, конечно, бывает и сложно, но Карл мне все объяснил. Он страшно умный. Умнее всех. Идея была моя, но он все продумал. Смотри, ты их не усыновишь, хорошо? Потому что тогда получится, что ты за них в ответе. А Джаспер, он хороший человек, но лучше, если он по закону будет обязан продолжать быть хорошим человеком. Попечительство — ты слышала об этом, верно? Ты будешь их законным опекуном. Но Джаспер обеспечит им хорошую жизнь. Обеспечит их воспитание. Оплатит их расходы. Если ты захочешь, чтобы Бесси поступила в «Железные горы»…
— С ума сошла, — сказала я, но не смогла сдержать смех. Я плакала и смеялась. Думаю, звучало это безумно.
— Ну, неважно, не в «Железные горы», просто в хорошую школу. В хорошую, нормальную школу для них обоих.
— И они станут моими?
— Да. Ты будешь этому рада?
— Честно говоря, не знаю, — призналась я.
— Лил, это не то, что я надеялась услышать. Я работаю над этим с тех пор, как вы чуть не сожгли наш дом.
— Нет, — сказала я. — Я буду. Буду. Я просто… Я просто боюсь, что у меня ужасно получится.
— Кто тебя осудит? — спросила Мэдисон. — Ты хоть кого-то знаешь, у кого это получилось? Назови хоть одного из родителей, который, как тебе кажется, справился, не подвел как-нибудь своего ребенка.
— Сейчас никто на ум не приходит, — призналась я.
— Потому что таких нет, — раздраженно сказала она, ожидая благодарности, надеясь как-то искупить свою вину передо мной.
— Хорошо, я возьму их себе.
— Лилиан! — произнесла Мэдисон и умолкла.
— Да?
— Кажется, я все исправила.
— Нет. На самом деле нет. Но ты не дала ситуации стать еще запутаннее.
— Это и значит все исправить: когда не даешь ситуации стать хуже. Мы еще увидимся, хорошо? Мы будем встречаться. Тимоти будет общаться с Роландом и Бесси, когда выдастся удобный момент. Джаспер тоже будет общаться с Роландом и Бесси. Просто не очень часто. Но мы вас не бросим.
— Хорошо, Мэдисон, — согласилась я.
— Я тебя люблю, Лилиан, — сказала она наконец.
— Я тебя тоже люблю, — ответила я, но что еще можно было сказать? Что еще оставалось?
— Мне пора, — произнесла я.
— Пока, Лилиан.
— Пока. — И я положила трубку.
И что теперь сказать? Как мне объяснить, чтобы вы поняли? Может, по-другому и не скажешь. Я была счастлива. Я была счастлива, что Бесси и Роланд теперь мои. Но вот — вы меня понимаете? — мне было грустно. Мне было грустно, потому что я была не совсем уверена, что хочу их забрать. Они появились в моей жизни как по волшебству, но я не волшебница. За мной волочилась гора проблем. Я все время лажала. И я знала, что двое детей — особенно двое детей, которые время от времени загораются, — это тяжело. Мне часто будет грустно. Так легко все испортить.
Что-то закончилось. Моя жизнь, пусть она была ужасной, моя жизнь как она есть, закончилась, и казалось, что это уже и не моя жизнь вовсе. Чья-то чужая жизнь. И я решила, что так и буду просто жить. Вдруг никто не заметит? Может, эта жизнь когда-нибудь станет моей. Может, мне будет хорошо.
Я пытаюсь сказать, что мне досталось то, о чем я мечтала. Но это нельзя назвать счастливым концом, что бы там ни думала Мэдисон, и неважно, что она убедила себя, что все будет хорошо. Конец есть конец. А внизу меня ждало начало чего-то нового. Но я сидела на чердаке, где за всю свою жизнь ни разу не была счастлива. Я сидела, на мгновение удерживая тот миг, когда еще не началось это новое. Сколько я смогу продержаться в этом мгновении? Сколько еще раз в своей жизни я буду возвращаться в эту комнату, в этот момент? Что я буду чувствовать, оглядываясь назад?
Я встала с постели. Надела шорты, старую полинявшую футболку с наутюженной старой карикатурой Доминика Уилкинса. Натянула баскетбольные кроссовки, которые я так обожала и уже думала, больше никогда не надену. А под кроватью, как я его там и оставила, лежал баскетбольный мяч, стертый почти до полной гладкости. Через пару кварталов отсюда была старая площадка, заросшая сорняками, без линий, на корзине даже не было сетки. Но я хотела показать им ее, чтобы они привыкли к жизни, которая, может, будет только наша.
Бесси и Роланд сидели внизу на диване. Карл строил домик из игральных карт, но тот все время рушился. Мамы нигде не наблюдалось, естественно. Полагаю, она уже была на полпути в Тунику, ехала, чтобы проиграть деньги, которые ей вручил Карл.
— Вы поговорили? — спросил Карл, вытянувшись по струнке.
— Да, — ответила я.
Мне не хотелось тянуть. Я отдала Карлу телефон, а потом крепко обняла. Было видно, что он этого не ожидал и ему это не понравилось. В любом случае я секунду на нем провисела.
— Из нас получилась неплохая команда, — смущенно пробормотал Карл.
Я кивнула и сказала:
— Попрощайтесь с Карлом, дети.
И он испарился, исчез. Интересно, я когда-нибудь еще его увижу?
— Что происходит? — спросила Бесси.
— Хотите остаться со мной? Навсегда? — предложила я.
— Да, — ответили они не колеблясь.
— Это необязательно, — уточнила я.
— Да, — снова сказали дети. Они вибрировали.
— Все будет не так, как в поместье, — предупредила я. — Не будет сплошного веселья.
— Там тоже не было сплошного веселья, — заметил Роланд. — Иногда это был просто отстой.
— Ну, тогда все будет продолжаться в том же духе.
Дети кивнули. Они не то чтобы улыбались. Лица у них были ошарашенные.
— Ты хочешь оставить нас себе? — вдруг спросила Бесси.
— Что? — ответила я. Мое сердце остановилось.
— Ты хочешь оставить нас себе? — повторила она.
Мне хотелось немедленно ответить «да», но Бесси так странно, так страшно на меня смотрела. Казалось, она знала, что творится у меня в сердце, даже когда я сама не могла этого понять. Она не моргала.
— Да, — наконец сказала я. — Я хочу оставить себе вас обоих. Я хочу о вас заботиться.
И Бесси не улыбнулась. Она не произнесла ни слова. Только смотрела на меня. Я видела, как ее кожа пошла пятнами, покраснела. Я чувствовала, как от нее исходит жар. Я знала, что, если она загорится, прижму ее к себе. Пусть пылает.
Но она не загорелась. Ее кожа побледнела; Бесси сделала глубокий вдох.
— Ты правда хочешь оставить нас, — сказала она наконец. — Да, хочешь.
Я схватила баскетбольный мяч:
— Пойдемте поскорее из этого дома.
Мы стояли в дверях, и перед нами открывался целый мир. Господи, он был такой большой. Мы вышли из дома, и я повела детей вперед, что бы нас там ни ждало. Я подала мяч Бесси, и она начала стучать им о мостовую, ровно, как колотится сердце.
Бесси мне поверила. Она знала, что я хочу оставить их себе, что я всегда буду о них заботиться. И я решила тоже ей поверить. Я решила, что это все правда. Это был ее маленький огонек. И я буду держать его в руках. А он будет меня греть. И никогда, никогда не погаснет.