Я никогда раньше не слышала в его голосе столько злобы.
— Составлял мне компанию, пока тебя не было, — ответила я. — А с тобой-то что случилось?
Боб только помотал головой и пошел, пошатываясь, в нашу спальню, стаскивая на ходу куртку.
— Избавься от него, — крикнул он и захлопнул за собой дверь спальни.
Дункан вскочил:
— Мне пора на выход.
— Извини.
— За что? Вечер был чудесный. — Дункан схватил меня за руки и перешел на шепот: — А ты просто потрясающая.
— Ну, блин, ушел он? — крикнул Боб из спальни.
— Я бы предпочел не оставлять тебя с этим неандертальцем.
— Ты его не знаешь, он не такой, — прошипела я, моментально заняв оборонительную позицию.
И вдруг я услышала, что Боб в спальне плачет. У Дункана глаза полезли на лоб. Взяв лежащий на кухонном столе блокнот, он нацарапал номер:
— Моя квартира в пяти минутах ходьбы отсюда. Если я тебе понадоблюсь или тебе придется сбежать отсюда, позвони мне, и я тут же вернусь. Ты можешь занять мою кровать, а я себе постелю на диване.
— Ты джентльмен.
— К моему безмерному сожалению. — И, в последний раз пожав мне руки, он прошептал: — Держись.
Плач из спальни стал громче.
Дункан схватил свой плащ и сбежал вниз по лестнице. Я открыла дверь в спальню. Боб скорчился на полу, закрыв лицо руками. Первым моим побуждением было подбежать и обнять его. Но кровь на рубашке, эти его слезы и явное опьянение остановили меня. Я подумала: он сделал что-то ужасное.
— Что случилось? — спросила я.
— Я только что все разрушил, — ответил Боб.
Боб, собственно, не сделал ничего ужасного. Это сделали его дружки. Но Боб, пьяный, обкуренный, был рядом, пока четверо его товарищей из братства избивали Хоуи Д’Амато.
— Мы зачем-то забрели в дом Каппа Зет… — Боб тяжело вздохнул.
— Какого хрена вы делали в этом зверинце? — перебила я его вопросом.
— А как ты думаешь? Курили. Несли чушь. Кто-то принес спиды. Трое ребят, с которыми я был, проглотили по таблетке.
— А ты?
— Нет. Я только пил и пил, немного покурил травки.
— Ты много выпил?
— Крепкого тоже принял немного.
— Какого крепкого?
— Текилы.
— Отлично.
— Да, я вел себя как последний кретин.
— Ты забыл, что я жду тебя у Сэма.
Боб опустил голову:
— Я же говорил себе два раза: «Вали отсюда. Или к Элис». Но ребята из братства так уговаривали… Часов в одиннадцать мы решили вернуться в дом Бета. Пошли туда через Боудинские сосны[66]. Я так нажрался, что перед глазами все плыло. Но я помню, что кто-то шел нам навстречу и у него были кучерявые зеленые волосы. Один из наших, Билл Мэройс, крикнул: «Эй, гомик зеленый!» Хоуи хотел парней обойти, но они вдруг его окружили.
— И ты тоже?
— Ты что! Нет, конечно. Я стоял, прислонившись к стволу, даже не рядом. Мэройс и еще один из парней начали издеваться над Хоуи, спрашивали, что он делает в лесу — может, решил снять кого-нибудь? Хоуи пробовал отойти. Они ему перегораживали путь.
— А ты ничего не сделал? — ужаснулась я, представив, как страшно было, наверное, Хоуи.
— Я был такой пьяный, что на какое-то время отключился. Когда пришел в себя, Хоуи кричал на Мэройса: «Это ты здесь реальный гомик, а не я. Ты же два раза ко мне подкатывал в бассейне». Вот тут-то Мэройс и саданул ему под дых. Повалил на землю, упал на него сверху, придавил его коленями и стал молотить по лицу кулаками.
— И ты его не остановил?
— Я вмешался. Крикнул Мэройсу, чтобы он прекратил. Попробовал оттащить его от Хоуи. Тогда другой чувак, Дейв Дервин, оттолкнул меня и сказал: «Зеленый гомик должен заплатить за оскорбление». Я полез в драку. Дервин заломил мне руку за спину, пригрозив, что сломает, и держал, пока Мэройс мутузил Хоуи. Я кричал Мэройсу, что он гребаный урод и что, видно, обвинения Хоуи — правда. Тогда он со всего маху заехал мне кулаком в солнечное сплетение. Я упал на колени. А они пошли прочь и ржали во весь голос.
— А Хоуи?
— Лицо — месиво. Все в крови, нос сломан, передние зубы выбиты. Он только стонал, говорить не мог. Я как-то умудрился поднять его на ноги. Как-то взвалил на плечи. И как-то дополз с ним до медпункта. Медсестра только ахнула, когда увидела его лицо. Вызвала «скорую», вызвала копов. И те и другие были в кампусе через десять минут. Мужики со «скорой» сказали сестре, что травмы у Хоуи очень серьезные и надо быстрее везти его в больницу в Портленде, там есть пластический хирург, который приезжает по вызову в реанимацию.
— А копы?
— Повезли меня в участок в городе.
— Ты им все рассказал?
— Я назвал все имена, подробно рассказал, что произошло, сказал, что парни были пьяные и под декседрином, да и я сам тоже был вдрабадан пьяный.
— А про травку не сказал?
— Я не настолько выжил из ума. Но признался, что выпил немерено текилы. Копы спросили, не хочу ли я вызвать адвоката, но я отказался. Им это вроде как понравилось. У них были показания медсестры из медпункта колледжа, что это я притащил Хоуи и рассказал ей, что пытался вмешаться, но был слишком пьян…
Боб снова уткнулся лицом в ладони и заплакал. А у меня пропало всякое желание обнять его и утешить. Я смотрела на него со смесью недоверия и неприязни. Хотя он и умудрился доказать свою невиновность в этой ситуации, что-то между нами изменилось окончательно и бесповоротно. Меня переполняло совсем другое чувство — удивление от того, как любовь к другому человеку может прекратиться в один момент.
— Ты считаешь, что полиция поверила в твою историю? — спросила я.
— Копы сказали, что я остаюсь под подозрением, пока Хоуи не придет в себя и не даст показания.
— А как он себя чувствует, не знаешь?
Боб помотал головой.
— Мы должны позвонить в больницу, — сказала я.
— Я уже звонил — пока сидел в участке, мне разрешили сделать один звонок. Еще копы отобрали у меня водительские права и сказали, чтобы я не уезжал из Брансуика, не сообщив им.
— Они имели на это право?
— Я не хотел с ними спорить из-за такой мелочи. В любом случае, когда всплывет, что произошло и что я не смог парней остановить, потому что слишком надрался…
— Ты все же попытался, и за это тебе от них тоже перепало. В глазах общественности это тебя оправдает. То, что ты отнес Хоуи в медпункт, тоже зачтется. Ты выкарабкаешься, и из колледжа тебя не выгонят. Потому что в этой истории ты неплохо себя показал.
Но Боб только тряс и тряс головой.
— Ты чего-то недоговариваешь?
В ответ Боб тяжело поднялся на ноги, стянул с себя одежду и скрылся в ванной. Когда дверь за ним закрылась, я услышала звук душа, включенного на максимум. Я подняла с пола его окровавленные белую рубашку и белую футболку. Вышла на кухню. Там вынула ведро из-под раковины, налила горячей воды, добавила четверть колпачка «Хлорокса» и замочила одежду. Вода мгновенно стала алой. А у меня перед глазами вдруг встала картина: кулак этого зверя Мэройса врезается в нос Хоуи. Почему Боб вдруг вернулся к старому и потащился вечером с этими отморозками? Возможно, из колледжа его и не исключат, но теперь ему придется жить с постоянным чувством вины.
Вернувшись в комнату, я взяла его джинсы и шерстяной джемпер спортивного клуба с большой буквой «Б», вышитой на груди слева. Все это тоже было пропитано кровью.
Я постучала в дверь ванной:
— Я замочила твои рубашки с отбеливателем. Но джемпер и джинсы…
— Выбрось их. Никогда в жизни больше не надену форменный джемпер.
Схватив в охапку окровавленную одежду, я вышла на улицу, не обращая внимания на ноябрьский холод. Открыв крышку мусорного контейнера возле гаража, я швырнула туда одежду Боба. Я задавала себе один и тот же вопрос: как меня угораздило связаться с человеком, который носит спортивную форму? — и отвечала себе, что это несправедливо по отношению к Бобу. Закурив сигарету, я смотрела в небо, думая, что нам предстоят трудные дни.
Покурив, я вернулась в дом и обнаружила Боба уже спящим в постели. Я тоже легла почти сразу.
Когда я проснулась, было уже за полдень. Боба рядом не было. На подушке лежала записка:
Мэройс и остальные ночью арестованы. Я поехал навестить Хоуи. Прости, что я все просрал. Люблю тебя.
А через пару секунд зазвонил телефон. Я бросилась на кухню, схватила трубку, голая и замерзшая, в надежде, что это Боб с новостями о Хоуи. Но звонил Адам из Сантьго, его голос с трудом пробивался сквозь помехи:
— Привет, сестренка… Давненько я тебе не звонил.
— Наконец-то! — Я сорвалась на крик. — Ты жив-здоров? Ты с папой?
— Нет… он на приеме в президентском дворце.
— Со своим новым лучшим другом? Ты, наверное, счастлив, что все так получилось?
— Не переживай ты так.
— Ты участвовал в перевороте и говоришь мне, чтобы я не переживала?
— Слушай, я звоню не для того, чтобы ты меня отчитывала. Просто хотел отметиться, сказать, что все в порядке. И сообщить тебе, что Питер вроде бы тоже сюда пожаловал.
— Что?
— Вчера отцу звонила мама, сказала, что получила открытку от Питера, в которой написано, что он отчалил в Сантьяго.
— Черт, черт, черт!
— У тебя есть какие-то соображения насчет того, куда он мог податься в Сантьяго?
Мне не понравился бесстрастный тон брата — он намекал на то, что Адам куда глубже вовлечен во все эти грязные дела там, в Чили, чем я предполагала.
— Почему ты меня об этом спрашиваешь? Чтобы вы с папой смогли поймать его и выслать из страны?
— Чтобы Питер не пострадал… ситуация здесь довольно-таки нестабильная.
Холодность в голосе брата сбила меня с толку. Я никогда раньше не слыхала, чтобы Адам говорил вот так, почти угрожающе. Из-за этого он сейчас казался представителем крупной компании, который готов раздавить любого, кто окажется помехой корпоративным интересам. Или у меня просто развилась паранойя?
— Я понятия не имею, где может быть Питер, — сказала я. — Но считаю, что вы с папой несете ответственность за его безопасность.