Ничего, кроме нас — страница 82 из 122

— Звучит заманчиво.

— Что же тогда вам мешает?

Мне не хотелось вдаваться в подробности. Тем более что к тому моменту я уже несколько месяцев не разговаривала ни с кем о Дублине. От Тоби не укрылось мое замешательство.

— Простите, если я влез не в свое дело.

Я пожала плечами и сменила тему, начав расспрашивать его о писателях, с которыми он работал. К тому времени как мы добрались до больницы, я уже знала все о том, как Тоби заставил блестящего, но сильно пьющего романиста Стюарта Паттерсона написать пятый вариант романа, который получил Пулицеровскую премию 1971 года.

— Похоже, вы любите свое дело.

— Что касается работы, то да, я счастливый человек.

Вот только в голосе Тоби не было убежденности.

— Значит, вам повезло.

— Мне показалось или я слышу в вашем голосе иронию?

— А я в вашем — какой-то скрытый подтекст?

Мы подъехали к больнице. Тоби припарковал машину, выключил двигатель и повернулся ко мне. Вид у него был немного смущенный.

— А что, так заметно?

— Что заметно?

— Тот факт, что я пытаюсь сделать хорошую мину при плохой игре?

Последовало долгое молчание.

— Мы можем вернуться ко всему этому позже… но не обязательно.

Когда мы зашли в больницу, Тоби сказал, что, если я не против, он хотел бы побыть наедине с Кайлом и его врачом. Я сидела в приемной и злилась на себя за то, что не прихватила какие-нибудь тетрадки на проверку. От скуки я листала старый номер «Нэшнл Джиографик», восхищаясь великолепными фотографиями пейзажей и животных Большого Барьерного рифа Австралии и пытаясь представить, сколько людей по всей Америке в приемных врачей и залах ожидания смотрят сейчас эту журнал и думают: Вот мир во всей своей полноте, он прямо передо мной… и все же совершенно недосягаем, потому что я загнал себя в ловушку повседневности, а ведь обещал себе, что не попадусь в нее.

Когда спустя почти час Тоби вернулся в комнату ожидания, он выглядел очень озабоченным.

— Кайл сейчас не в лучшем состоянии, поэтому его врач считает, что лучше обойтись без свидания и дать ему отдохнуть.

— Мне очень жаль.

Тоби прикрыл глаза — я видела, что он старается не показывать своих чувств.

— Если у вас когда-нибудь появятся дети, вы узнаете главную правду о том, что значит быть родителем: это незаживающая открытая рана.

Тоби поговорил это полушепотом и, как мне показалось, тут же пожалел о своих словах.

— Извините, — он развел руками, — сейчас в моей жизни столько всего происходит. Не хотите выпить?

Так мы оказались в гриль-баре в центре Мидлбери. Тоби заказал нам по мартини с джином «Бифитер» и убедил меня в том, что сегодня вечером нам обоим просто необходим хороший стейк. К тому времени когда подоспел мартини, я успела многое узнать. Отец Тоби, который никогда, впрочем, не был близок со своими детьми, погиб в автокатастрофе, когда мальчику было двенадцать. У него была очень религиозная мать — православная гречанка, — не уступавшая покойному мужу по части эмоциональной холодности. Тоби в жизни приходилось всего добиваться самостоятельно, прилагая нечеловеческие усилия, чтобы стать успешным в Нью-Йорке.

— В определенном возрасте мы постоянно твердим себе, что нам нужно сделать то, необходимо добиться этого, будто заполняем тест и ставим в нем галочки. А потом в один прекрасный день понимаем вдруг, что все это абсурд…

В какой-то момент Тоби вдруг оборвал себя на полуслове, сказав, что уже слишком много наговорил о себе и своем мире. А как насчет моей жизни?

Всегда интересно, какой информацией мы делимся на первом свидании — а эта встреча именно таковой и оказалась, — а о чем предпочитаем умалчивать. Очень многое, в основном сугубо личное, я предпочла держать при себе, но кое-что все же рассказала — об отце, братьях, ненормальных отношениях с матерью. Но стоило Тоби начать расспрашивать меня о парнях, как я тут же замолчала и замкнулась.

— Если вы не хотите говорить о каких-то вещах, Элис, не волнуйтесь, все нормально. Это может подождать до другого раза.

— Будет ли другой раз? — выпалила я и мысленно прокляла себя за несдержанность.

— Я бы этого хотел. Даже очень.

Тоби рассказал, что, хотя официально он все еще женат, сейчас живет отдельно от семьи и что в Нью-Йорке у него кто-то есть.

Кольнула ли меня ревность, когда он стал рассказывать мне об этой женщине, Эмме, которую он описывал как очень общительную, с огромным кругом знакомых — словом, полную мою противоположность? Хотелось ли мне для себя этого столичного глянца, который превратил бы меня в светскую львицу, уверенную в себе и имеющую кучу звездных друзей?

— А вы, выходит, тот, кого называют «пижон»? — спросила я.

Уставившись бокал, Тоби улыбнулся:

— Да.

— Что ж, это честно.

— Или глупо, — возразил он.

Затем подозвал официанта и попросил заказать такси, чтобы отвезти меня в школу и по дороге подбросить его до отеля.

Официант подошел к телефону, а Тоби наклонился и негромко проговорил:

— Я остановился в «Гостинице» на Мэйн-стрит — представьте, она на самом деле так называется. Я не настолько потерял голову, чтобы после трех мартини сесть за руль или попросить учительницу моего сына остаться на ночь у меня.

С одной стороны, я бы не возражала. С другой — боялась зайти слишком далеко с мужчиной, который все еще был женат, к тому же отцом моего ученика, пусть даже этот ученик больше никогда не вернется в мой класс. К тому же нельзя было забывать о соседях-коллегах — кто-то из них знал, что я поехала в больницу с отцом Кайла, и мое отсутствие — да еще и возвращение в школу рано утром на другой день — не осталось бы незамеченным.

— Было бы интересно продолжить общение, — туманно проговорила я.

— Это правда, — кивнул Тоби, залезая в карман пиджака и протягивая мне визитную карточку с тиснением. — В следующий раз, когда соберетесь в Нью-Йорк…

— Я дам вам знать. А вы не могли бы держать меня в курсе дел Кайла? Он очень незаурядный мальчик в самом лучшем смысле слова.

Возможно, не надо было это говорить, потому что по лицу мужчины потекли слезы.

— Я теряю сына из-за его безумия.

— Но вы его еще не потеряли.

Я взяла Тоби за руку, понимая, что это совершенно неправильно и я не должна этого делать, если планирую вечером возвращаться в школу на такси. Но когда он крепко сжал мою руку, борясь со слезами, я потянулась вперед и поцеловала его прямо в губы.

— Пойдем отсюда, — прошептал он.

Несколько часов спустя, лежа в постели рядом с уже спящим Тоби, я размышляла о случившемся между нами. Он стал первым, с кем я переспала после смерти Киарана… Надо заметить, что он оказался на высоте и три мартини ничуть не испортили дела. Его пыл соответствовал моему собственному.

Немного позже проснувшийся Тоби встал с кровати, чтобы плеснуть виски в наши стаканы, я закурила и сразу заговорила о том, что было у меня на уме:

— Я хотела бы прояснить ситуацию. Надеюсь, мы сможем повторять это время от времени… Без всяких обязательств, условий и тому подобного. Если ты, конечно, не против.

Тоби замер с бутылкой виски в руке и посмотрел на меня с недоумением:

— Меньше всего я ожидал услышать от тебя такое.

— В смысле? Ты думал, что я стану требовать верности и преданности до гроба? Или: «О Тоби, ты — лучший мужчина, о каком я только могла мечтать…»

— А разве нет? — улыбнулся он.

— Ты старше меня почти на восемнадцать лет. Ты водил пальцем по шрамам на моей спине и гадал, что произошло в моей жизни, какую трагедию я пережила. Об этом давай как-нибудь потом. А сейчас вот что скажу: мне очень понравилось то, что произошло сегодня вечером, и я хочу повторения. Но ты собираешься жить в Нью-Йорке со своей роскошной девушкой, а я намерена сидеть, как деревенщина, в Вермонте, преподавать в школе и тратить на жизнь меньше семидесяти долларов в неделю. Мне ничего не нужно, кроме того, что я уже предложила. Я больше ни о чем не попрошу, кроме одного: если кто-то из нас решит положить конец всему, мы сделаем это цивилизованно. И еще одного — уважения и приличного отношения с твоей стороны. Ну вот. Как тебе такое?

Залпом выпив свою порцию виски, Тоби склонился надо мной и поцеловал:

— Мне это очень нравится.

— И мне это очень нравится, — улыбнулась я и снова потянула его на кровать.

Так началась длинная полоса, которую я называла «вольным интимом» с Тоби. С того момента, как на рассвете я вернулась в свою казенную квартиру, а утром проигнорировала довольно коварный вопрос Дэвида о том, как прошел ужин с отцом Кайла («Ты хоть поела или до еды не дошло?»), я наложила на себя обет молчания обо всем, связанном с Тоби. Коллегам моим было известно, что два раза в месяц я провожу выходные где-то в другом месте, но никто не догадывался, что этим местом был Манхэттен. Мама, активно и довольно успешно пробивавшаяся на прибыльный рынок по торговле недвижимостью в Нью-Йорке, при каждой встрече — мы с ней вместе обедали примерно раз в два месяца — устраивала мне допрос с пристрастием о «человеке, с которым я встречаюсь». Однажды она повела себя слишком напористо, предположив, что «он, должно быть, женат, иначе почему ты так темнишь?».

Когда же я негромко попросила ее прекратить бесконечные расспросы, она повела себя неожиданно.

— Ты права, мне стоит заткнуться, — сказала она и продолжила: — Я только хочу, чтобы ты была счастлива, Элис, или, по крайней мере, не тянула до моего возраста, чтобы обрести свободу. У женщин моего поколения ее, считай, и не было.

— Но теперь ты свободна, мам.

— Хочешь знать, о чем я жалею больше всего? Что все эти годы была верна человеку, который никогда не любил меня по-настоящему. Независимость… мне до нее было как до луны. Но я счастлива, что наконец заставила себя уйти от твоего отца.

Мама как будто отступила и перестала донимать меня «тайным любовником», зато Адам как будто что-то почуял, обратив внимание на мои постоянные поездки в город, и принялся расспрашивать, нет ли у меня мужчины. Даже когда в город вернулся Питер, который наконец «по горло наелся Индией», я и ему не призналась, с кем делю постель. Через несколько месяцев после того, как наша договоренность вступила в действие, я призналась Тоби, что считаю нашу связь симпатичной виньеткой на полях своей жизни. Он продолжал встречаться и с Эммой, младшим редактором «Вог», которую называл чересчур амбициозной и похожей на молодую версию его жены. Я никак не комментировала эти его слова. Мы с Тоби никогда не появлялись вместе на публике, чтобы никто не заподозрил в нас пару. В город мы, разумеется, выходили, но держались подальше от «сказочного шика и блеска», в котором он проводил так много времени. Я познакомила Тоби с миром нью-йоркского джаза, затащив в «Вэнгард», где мы услышали молодого пианиста по имени Кит Джарретт и были покорены его игрой.