Развивая на первых порах на любом новом поприще бурную организационную деятельность, не подкрепленную профессиональными знаниями, Геринг быстро сникал, утомленный своей собственной энергией, а также приемом наркотиков. Но не добившись результатов, пускал дело на самотек, хвастливо заявляя: «Я отвечаю за всё!»
Ну что же, «второму человеку империи» нельзя было отказать в наличии у него энергии в сочетании с непомерной наглостью. Его молниеносное продвижение по службе и удачи в области личного обогащения следовали друг за другом. Пожалуй, он не добился только того, чтобы все его называли, как ему хотелось, «железным Герингом». Поэтому он сам присвоил себе эту кличку.
О государственной мудрости Геринга высказался еще во времена гитлеровского рейха в 1944 году один из действительно умных соседей Германа по скамье подсудимых Ялмар Шахт. Эту замечательную письменную характеристику зачитал главный американский обвинитель в ходе допроса Шахта: «Знания Геринга, которыми он как член правительства обязан был располагать, фактически были равны нулю. В первую очередь это относится к такой области, как экономика. Он не имел ни малейшего представления о тех экономических вопросах, которыми ему надлежало заниматься по указанию Гитлера». Ниже я еще вернусь к этой красноречивой характеристике.
Геринг создал огромный чиновничий аппарат и, будучи хозяином экономики, искусно делал лишь одно — злоупотреблял своей властью. Еще плачевнее дело обстояло с результатами деятельности рейхсмаршала в области, которая, казалось, была ему ближе всего. Я имею в виду командование военно-воздушными силами гитлеровской Германии. Клятвенные обещания, которые давал «вернейший паладин» своему обожаемому фюреру, не были выполнены. Так, в начале войны Геринг хвастливо заявлял, что ни одна бомба не упадет на Германию. И что же? Количества бомб, упавших на Германию, не сосчитать.
Весной 1940 года главнокомандующий ВВС сумел убедить «величайшего полководца всех времен» в том, что одна авиация, без поддержки танков обеспечит уничтожение английского экспедиционного корпуса в Дюнкерке. Но эта запланированная Герингом операция потерпела полную неудачу. Немецкая авиация, к счастью, не только не уничтожила противника, но и не смогла воспрепятствовать переправе экспедиционного корпуса на побережье Англии.
К подобным же военным «заслугам» главного авиатора нацистской Германии следует также отнести тысячи голодных смертей зимой 1942—43 годов в окруженной советскими войсками под Сталинградом армии Паулюса, которую рейхсмаршал обещал обеспечить всем необходимым с воздуха.
Надо сказать, что беззастенчивое вранье своему народу, бесконечные пустые, заведомо невыполнимые обещания — это, видимо, неотъемлемое свойство руководителей тоталитарных режимов. По этой части Герман Геринг был выдающимся мастером, типичным преступным представителем преступной олигархии. Профессиональная безграмотность, властолюбие, безудержное хвастовство и самоуверенность — вот что с предельной ясностью вырисовывалось в личности Геринга в ходе судебного разбирательства и многодневного допроса, а вовсе не выдающиеся умственные способности.
Я позволяю себе вернуться к характеристике, которую дал рейхсмаршалу Герингу Ялмар Шахт. Тогда она, эта характеристика, произвела на меня большое впечатление. Помню, я смотрела на Геринга, когда Джексон читал текст, и мне показалось, что Герингу стало стыдно за себя самого. К этому времени он уже вернулся на свое место на скамье подсудимых и слушал, как Джексон зачитывал этот любопытный документ. Геринг повернулся спиной к залу, как бы скрывая свое лицо. Шахт в своих мемуарах утверждает, что тем самым его бывший коллега хотел выразить свое возмущение по поводу такого описания его характера и поведения.
Итак, цитирую Шахта: «Я считаю Геринга безнравственным и преступным типом. Свое показное добродушие он умело использовал для поддержания своей популярности. Он был крайне эгоцентричной личностью. Завоевание политической власти было для него лишь средством обогащения и достижения личного благополучия. Любой успех других вызывал у него чувство зависти. Его жажда наживы не знала границ. Страсть Геринга к драгоценным камням, золоту и украшениям была невообразимой. Чувство товарищества было ему незнакомо. Он был любезен с людьми только до тех пор пока они были ему нужны, к тому же это была только внешняя любезность.
Что касается поведения Геринга, то оно было столь театральным, что его можно было сравнить, пожалуй, только с поведением Нерона.
Одна дама, которую жена Геринга пригласила на чашку чая, рассказывала, что он вышел к ним в одежде, похожей на римскую тогу, в сандалиях, усыпанных драгоценными камнями. На пальцах рук у него было множество колец с драгоценными камнями, и весь он был увешан украшениями, а лицо и губы были накрашены помадой».
Эта меткая характеристика, как мне кажется, требует существенных дополнений. Ведь не за властолюбие и безнравственность (да простят мне мою наивность!) не за отсутствие необходимых для государственного деятеля умственных способностей и профессиональную безграмотность, не за стремление к обогащению и страсть к драгоценностям и золоту и, наконец, не за театральность и любовь к переодеваниям «толстый Геринг» был посажен на скамью подсудимых. Нет! Геринг предстал перед Судом народов за неслыханные доселе уголовные преступления.
В условиях нацистской Германии, где власть имущим, как и во всяком тоталитарном государстве, было дозволено всё, Геринг быстро привык грабить и наживаться, присваивая себе имущество жертв нацистского режима, изымая или попросту воруя экспонаты из музеев, библиотек, художественных галерей и частных собраний. Но мало этого! Примерный, во всем послушный ученик обожаемого им фюрера, стремясь во что бы то ни стало выслужиться и угодить учителю, которого он не только любил, но и боялся, Геринг совершал чудовищные злодеяния. При этом он не забывал улыбаться и удивлять своих подчиненных наглыми заявлениями, такими, как «У меня нет совести!», «Мою совесть зовут Адольф Гитлер» и так далее. И это была сущая правда в устах зарвавшегося бандита.
Свою энергию Геринг использовал для создания тайной государственной полиции (гестапо) и первых концентрационных лагерей. Он руководил политическим террором, уничтожившим оппозицию, а затем и ставших неугодными бывших сторонников Гитлера. В 1934 году Геринг провел в Берлине «чистку Рёма», покончив таким образом с созданными Рёмом штурмовыми отрядами СА. Именно Герингу принадлежат слова, процитированные на процессе американским обвинителем Альбрехтом: «Каждая пуля, вылетевшая из дула пистолета полицейского, — моя пуля!»
Поистине, его усердие в услужении самым черным замыслам фюрера превозмогало рассудок. Геринг способствовал своими доносами удалению из армии генералов фон Бломберга и фон Фрича. Он являлся, как сказано в приговоре, «движущей силой агрессивной войны, уступая в этом только Гитлеру». Он был причастен к использованию рабского труда, к преследованию евреев и «окончательному решению» еврейского вопроса.
Мне лично показалось удивительным, с какой страстью стремился Геринг принять активное участие в любой без исключения преступной акции нацистского режима. Вместо того, чтобы как-то уклониться от совершения неоправданно жестоких преступлений, связанных с истреблением людей, он хотел везде поспеть и взять на себя не просто грех присвоения чужого имущества (ну ладно, был бы он просто стяжателем!), но и руководство заведомо преступными акциями. Тем самым он лишний раз демонстрировал свою преданность фюреру, а если везло (и в этом Герингу всегда везло), то и пополнял новыми шедеврами свою картинную галерею и коллекцию драгоценностей. Помнил он и о «благе государства», выступая руководителем разграбления оккупированных территорий. Обращаясь к своим единомышленникам и подручным, он любил повторять хлесткую фразу: «Я намереваюсь грабить, и именно эффективно!». Это обещание было одним из немногих, которые выполнялись им целиком и полностью.
Характерно, что Геринг рассматривал явно преступные действия как необходимость, как нечто происходящее «в порядке вещей». Так, Геринг заявил Трибуналу, что должен взять на себя стопроцентную ответственность за аншлюсе (присоединение) Австрии, что перед вторжением в Чехословакию он угрожал бомбить Прагу, если президент Гаха не пойдет на уступки и будет чинить препятствия. Геринг «пришел в ярость» после вторжения в Норвегию, но только потому, что не получил своевременного предупреждения о необходимости подготовки военно-воздушных сил к этой операции, которую он в принципе одобрял. «Мое отношение было абсолютно положительным», — заявил он на допросе. Что касается нападения на СССР, то Геринг имел возражения только по стратегическим вопросам, а именно был против выбора момента для начала военных действий. Он хотел отложить вторжение до победы над Великобританией.
Геринг, не колеблясь, подтвердил, что «рабочие принудительно ввозились в Германию», и спокойно заявил, что «он этого никогда не отрицал». Использование заключенных концентрационных лагерей для производства авиационного вооружения Геринг объявил «правомерным». Он сказал: «Это следует считать в порядке вещей». «В порядке вещей», по его мнению, было и использование территории России «в наших целях», и ее разграбление.
В своих показаниях Геринг признал, что был заинтересован в преследовании евреев с чисто экономической точки зрения, чтобы завладеть их собственностью и устранить их из экономической жизни Европы. Это не помешало Герингу возмутиться акцией, осуществленной в ночь на 10 ноября 1938 года и получившей название «хрустальной ночи». Но причиной его возмущения были не проведенные в ту ночь по всей Германии погромы еврейских магазинов, «хрустальные» стекла витрин которых были разбиты вдребезги, а не-продуманность грабежей и отсутствие в их итоге желаемых экономических результатов. Другими словами, не была пополнена казна третьего рейха.
На совещании, которое рейхсмаршал провел после «хрустальной ночи», он не только высказал возмущение, но и изложил свой проект эффективного ограбления, который должен был вынудить евреев добровольно уступить свои материальные ценности государству. Стенограмма этого совещания была во время допроса предъявлена Герингу, и он признал ее достоверность.