т прямо сейчас в детский дом к чужим людям.
Амадео хотел что-то сказать, но язык не слушался. Он шагнул навстречу сыну, но ему тут же преградили дорогу.
— Согласно постановлению суда вы не можете приближаться к этому ребенку, — механически отчеканил судебный пристав.
— Вы что, смеетесь?! — вскипела Люсиль Муэрте. — У вас совсем нет сердца?
Тео остановился и, растерянно всхлипывая, смотрел на отца. К нему уже подходила представительница органа опеки, полная женщина с забранными в строгий пучок темными волосами, готовая увезти мальчика в соответствующее учреждение. Амадео с трудом проглотил вставший в горле ком и тронул пристава за плечо.
— Простите. Но могу я с ним хотя бы попрощаться?
Губы Тео задрожали. Пристав некоторое время колебался, затем отступил в сторону.
— Ладно. Только быстро.
Амадео прижал к себе мальчика, чувствуя, как содрогается его тело от рыданий.
— Тише, — шептал он, поглаживая сына по спине. — Тише, малыш, не плачь.
— Но я не хочу, чтобы меня забрали, папа!
Амадео почувствовал, как слезы жгут глаза, норовя вот-вот пролиться. Роза, стоя у стены, вытирала сморщенное лицо платком. Дэвид опустил голову и старательно изучал ботинки.
— Я тебя верну. Обязательно верну, Тео, — слезы все же прочертили дорожки на щеках, и он на мгновение прикусил губу, чтобы совладать с ними. — Обещаю тебе. Ты же мне веришь?
— Но…
— Тео, — Амадео слегка отстранил его и посмотрел в глаза. — Я обещаю, что заберу тебя обратно, чего бы мне это ни стоило. Ты веришь мне?
Мальчик шмыгнул носом и кивнул.
— Хорошо. Не забывай об этом, — он поцеловал мальчика в лоб и с большим трудом заставил себя отпустить его.
Когда Тео увели из зала заседаний, а репортеров спровадили наружу, Роза, уже не сдерживаясь, разрыдалась в голос. Дэвид побагровел от злости, но молчал. Кейси выглядел потерянным, сунув руки в карманы и носком кроссовки ковыряя ковровое покрытие.
— Я им еще устрою веселую жизнь! — бушевала Люсиль, гневно потрясая папкой с делом Тео. — Они у меня еще попляшут, я немедленно подам апелляцию!
— Не надо, Люсиль, — прервал ее тираду Амадео. — Спасибо за помощь, но все уже закончилось. Ты знаешь, что теперь мне не позволят даже подойти к нему, не то что восстановить права.
— Это же твой сын! — вскипела она. — Неужели ты все так оставишь?
— Нет, не оставлю. Но в данный момент никакая апелляция не поможет, поэтому не стоит лезть на рожон.
Амадео приобнял плачущую экономку за плечи и повел на улицу, не обращая внимания на ринувшихся к нему репортеров.
— Дэвид, — негромко проговорил он, когда они оказались за пределами здания суда. Охрана надежно защищала его от посягательств журналистов, жаждущих урвать каждое слетевшее с губ слово. — Проследи, чтобы с Тео хорошо обращались.
— Что ты собираешься делать? — мрачно спросил тот, открывая дверь автомобиля.
На мгновение на губах Амадео мелькнула улыбка, и Дэвида обдало холодом. Еще никогда он не видел на лице хозяина такого жуткого выражения. Так мог бы улыбаться палач, безумно любящий свою работу.
Или человек, которому уже нечего терять.
Совещание было в самом разгаре. Новый начальник Комиссии по азартным играм оказался сущим тюфяком, путался в данных и то и дело шуршал грудой бумаг, в полнейшем беспорядке раскиданных на столе для переговоров. А под конец своего доклада еще и опрокинул стакан с водой. Бумага моментально впитала влагу, и Крейг Беррингтон сделал вид, что не заметил отчаяния в глазах несчастного, еще двое суток назад бывшего всего лишь ни за что не отвечающим заместителем. В Комиссии царствовал Брейди, не давая своим замам и шанса занять его место. Вот и вырастил идиотов, а сам быстренько ушел в отставку. Сказал, что не может возглавлять службу, пока не решит проблему с семьей.
Чертов трус. Если бы история не получила огласку, он сидел бы и не заикался об отставке, продолжая покрывать своего чертова сынка-игромана. С его уходом Беррингтон потерял отличную возможность разделаться с ненавистным, стоящим поперек горла Солитарио. Новичка не натаскаешь за короткий срок, а действовать нужно было быстро, пока он еще не оправился от удара, связанного с потерей сына. Человек, погруженный в отчаяние, способен отдать все, что у него есть, и именно это придется сделать Амадео Солитарио, если он хочет увидеть своего приемыша снова.
Как ему вообще удалось его усыновить с таким-то послужным списком? Даже в структуре, целиком и полностью подотчетной Беррингтону, оказались гнилые звенья.
— Благодарим вас, Лоуренс, — утомленно сказал Беррингтон, когда новый глава наконец замолк. — У кого-нибудь есть, что добавить? Или кто-то хочет высказаться?
Все присутствующие молчали, уткнувшись взглядами в столешницу. Наркоконтроль не продвинулся ни на дюйм в деле Санторо, и их можно было понять: все судебные издержки пришлось нести им. Плюс выплатить немалую сумму материального и морального ущерба. На низших уровнях уже ходили слухи о том, что королевская казна значительно опустела.
Поскольку никто не отозвался, Беррингтон поднялся и одернул пиджак.
— Совещание окончено. Следующее — завтра, в это же время. Все свободны.
Оставшись один, он убрал документы, которые листал для отвода глаз, обратно в шкаф. Нужное впечатление создано, эти слабаки будут беспрекословно исполнять все, что он скажет. До чего просто манипулировать людьми, если у тебя в руках власть!
— Мальчик.
Крейг Беррингтон вздрогнул и повернулся. На мгновение он испытал настоящий ужас, увидев в дверном проеме Ксавьера Санторо. На какую-то долю секунды ему даже показалось, что тот пришел за его головой.
Прекрати, одернул он себя. Убить мэра прямо тут? Не настолько же этот наркоделец глуп. И потом, разве он не на его стороне? Просто впервые они встречаются так, лицом к лицу, без посредников вроде Сезара Лаэрте, и это не может не нервировать.
Он поправил галстук и откашлялся.
— Простите?
— Мальчик, — Ксавьер без приглашения вошел в кабинет и уселся на свободный стул. — На каких условиях вы вернете его отцу?
Первый испуг прошел, и губы Беррингтона разошлись в вежливой и снисходительной улыбке.
— Я не понимаю, о чем вы говорите, господин Санторо. Какой мальчик?
— Матео Солитарио, — Ксавьер чиркнул зажигалкой, и Беррингтон поморщился. — Я вас слушаю. Каковы условия?
— А с чего вы взяли, что я вообще что-то знаю об этом деле?
— Уж если сам мэр, по указке которого Матео отправился в детский дом, ничего не знает, то я начинаю теряться в догадках, у кого бы еще спросить, — Ксавьер выдохнул дым в лицо оппоненту.
Тот с трудом подавил желание скривиться и помахать ладонью перед носом, чтобы разогнать противный запах. Да что этот тип себе позволяет? Не имея никакого права вести себя здесь, как хозяин, он, тем не менее, делает именно это! Какого черта он вообще защищает Солитарио? Внутри резко вскипела злость, не преминувшая выплеснуться наружу.
— Послушайте меня, Санторо, — Беррингтону больших усилий стоило держать себя в руках. Он сцепил пальцы и до боли сжал их. — Такие, как вы, портите этот город. Поганите его, вливая на улицы тонны наркоты, развращая борделями, выкачивая последние гроши подпольными игровыми притонами! Продаете незарегистрированное оружие, из которого потом убивают честных граждан!
— Вы забыли продажу детей на органы, Крейг, — сигарета зашипела, ткнувшись в край стола. — А также педофилию и чудовищные эксперименты по тестированию новых видов наркотиков. Вы правы, подобным мразям, решающим за других их судьбу, не место в этом городе.
Шрам на лице мэра побагровел. Беррингтон с трудом сдержался, чтобы не ударить кулаком по интеркому и не вызвать охрану. Вместо этого выдохнул, пытаясь успокоиться, и сказал:
— Все же не понимаю, чего вы от меня хотите. Я не имею ни малейшего понятия, почему забрали сына господина Солитарио. И почему он до сих пор не оспорил решение суда? Видимо, не так уж сильно ему нужен этот ребенок…
Ксавьер поднялся. От взгляда, брошенного сверху вниз, по коже Беррингтона прошел холодок, мгновенно остудив гнев.
— Подавать апелляцию не имеет смысла. Все инстанции подотчетны вам, Крейг. Я помогал вам до тех пор, пока вы не решили втянуть в это посторонних лиц. Тем более — ребенка. В игры взрослых не следует вмешивать детей, не согласны?
— Вы знаете, что это очень серьезное обвинение, господин Санторо? — выкрикнул Беррингтон, когда Ксавьер взялся за ручку двери.
— Так подайте на меня в суд, — ледяной тон не изменился ни на йоту. — Но гарантирую, что вы окажетесь на скамье подсудимых куда раньше меня.
Лицо Беррингтона залила краска. Шрам запылал с новой силой, ладони сами собой сжались в кулаки, и он с трудом взял себя в руки. Сейчас не время для скандалов. Он и так повел себя опрометчиво, обвинив Санторо во всех смертных грехах. Терять такого союзника, тем более, сейчас, никак нельзя. Он глубоко вдохнул, пытаясь успокоиться. Когда Ксавьер шагнул за порог, окликнул его:
— Господин Санторо! Погодите минуту.
Он думал, что тот не остановится. Слишком гордый, независимый, считающий, что все вокруг, в том числе и мэр — не более чем пешки. Но Санторо замер. Затем повернулся к нему лицом. Непроницаемая маска, на которой Беррингтон не мог прочесть ничего.
Но все же не сдержал улыбки. Все-таки наркобарон по-прежнему на его стороне, раз пришел сюда лично, а не отправил своих головорезов расправиться с ним. Почему Санторо решил озаботиться судьбой этого ребенка и ради этого даже нанес ему визит, так и оставалось загадкой, но Беррингтон решил, что это не так уж важно.
— Давайте поговорим, — тон мэра стал вкрадчивым. Он указал на стул, с которого Ксавьер поднялся минуту назад. — Присаживайтесь. Обсудим создавшееся положение. Возможно, вместе мы сможем найти выход. Как говорится, одна голова хорошо, а две лучше.
После недолгого колебания Ксавьер принял предложение.