Рауль молчал, не в силах заговорить. Язык присох к небу, он не мог вымолвить ни слова. На глазах выступили злые слезы, он совершенно не знал, что делать. Ксавьер подставил себя под удар, схлестнулся с картелями, рискуя жизнью, созвал собрание, с которого уйти живым мог лишь очень везучий человек. Он пожертвует чем и кем угодно ради Амадео! Черт, даже сам Рауль проникся этим печальным принцем, с удивительной стойкостью сносящим жестокие удары судьбы! Даже он сам пошел спасать его от банды Флавио, хотя видел его лишь раз, и достопамятная встреча закончилась не слишком приятно!
Но Энрике все еще оставался его братом. Далеким, высокомерным, никогда не снисходящим до похвалы, но братом. И желание спасти обоих разрывало Рауля на части.
— Вернусь на асьенду Гальярдо, — наконец прохрипел он и, отмахнувшись от Корнелиуса, выбежал на улицу.
— У тебя что, крыша поехала?! — разорялся Хесус, меряя шагами комнатушку. Амадео вжался в диван — и без того небольшое пространство стало еще меньше, и он с трудом подавлял приступы клаустрофобии. — Как ты мог отдать картель Санторо?! Это же твое детище! Нет, наше детище, мы столько лет им управляли, строили кирпичик за кирпичиком, а ты взял его и просто подарил!
— Во-первых, не я, а Рауль. — Энрике устало провел рукой по лицу. — А во-вторых, с каких пор ты приравниваешь себя ко мне? Ты — мой помощник, но не глава картеля, не равноправный партнер, чтобы так переживать.
Хесус побагровел, на лбу вздулась вена. Он собирался что-то сказать, но лишь сильнее сжал кулаки и промолчал.
— Не оспаривай мои решения, это единственное правило, которого я прошу тебя придерживаться. Ты об этом прекрасно знаешь. — Энрике потянулся за едва початой бутылкой мескаля. — И не кричи, у меня от тебя голова раскалывается.
— Я считаю, что это было крайне необдуманное решение, — прошипел Хесус. — Почему не оставил все Раулю? Он все же член семьи.
— Кровь роли не играет, а Рауль не хочет заниматься наркобизнесом. Мне давно надо было это понять. Если бы я так долго не тянул, возможно, все было бы совсем иначе. Ты знаешь, что Катарина мертва?
— Конечно, я же был в больнице, когда Рауля привезли туда с огнестрелом. — В голосе Хесуса послышалась издевка. — Но какое это имеет значение…
— Только ее смерть помогла мне осознать, как я ошибался. — Энрике отхлебнул мескаль прямо из горла. — И как она и Рауль были мне дороги. Я больше не могу заставлять его делать то, что ему не по душе. Тем более он может пострадать или даже погибнуть.
— Тогда назначил бы кого-нибудь другого! У тебя в клане полно людей, которые…
— Которые — что? Лучше знают бизнес, чем Санторо? Брось, Хесус, ты прекрасно знаешь, что лучшего кандидата не найти. Я уверен, что под его началом картель будет процветать, зачем мне искать кого-то еще?
— А почему сам не хочешь вернуться?
— Во-первых, за мной охотится УБН. Пусть они думают, что я мертв, стоит мне только вылезти — и меня тут же арестуют. И второе: картели тоже точат на меня зуб. Если я покажусь, результат ты знаешь.
— Не будь трусом!
— Я не трус! — Энрике треснул кулаком по подлокотнику. — Но я не хочу. Я устал. Я больше не могу. Я столько людей потерял, в том числе и самого себя. Если Санторо угодно, может отдать картель на растерзание другим, мне этот бизнес больше не нужен.
Хесус готов был лопнуть от злости. На пол закапала кровь — он так сильно стиснул кулаки, что ногти впились в ладони.
— Ты совершаешь ошибку, Энрике, — прошипел он. — Большую ошибку.
— Ну так останови меня. — Гальярдо отрешенно уставился в окно. — Только теперь уже бесполезно. Жив я или мертв — не имеет никакого значения.
Хесус вылетел из комнатушки, хлопнув дверью так, что с потолка посыпалась побелка. Амадео осторожно выпрямился и тихо спросил:
— Что это значит? Ваш картель теперь принадлежит Ксавьеру?
Энрике кивнул.
— Но почему? Зачем вы это сделали?
— Вы слышали ответ. Я считаю, что только Ксавьер справится с ним. Если ему не нужна лишняя головная боль, пусть делает с ним что хочет.
— Вы только сегодня узнали о смерти Катарины, так?
Энрике снова кивнул.
— Пабло рассказал. Понятия не имею, почему Хесус не сообщил мне раньше. От чего пытался меня оградить? Он прекрасно знал о наших отношениях, даже когда она впала в кому, я не сильно огорчился. — Он усмехнулся. — Лишь эгоистично порадовался, что не придется ничего объяснять. Но теперь… Я и сам не понимаю, почему мне так грустно.
— Потому что она ваша сестра. — Амадео наклонился вперед, пытаясь поймать взгляд Энрике. — Вы видели, как она растет, как влюбляется, как смеется и грустит. Пусть вы и отстранялись, но не могли все это игнорировать. — Он помолчал. — Я большую часть жизни рос со старшим братом, но так и не смог его полюбить, как ни старался. Вдобавок он сделал ужасную вещь, за которую я до сих пор не могу его простить. У вас все по-другому, Энрике.
— Вовсе не по-другому. Если бы Катарина узнала, какую ужасную вещь сделал я, она бы никогда меня не простила.
— Возможно. Но ваших чувств к ней это не меняет.
Энрике потер налитые кровью глаза и отхлебнул из бутылки. Пил он слишком много.
— А вы смогли бы простить меня? Вы едва не размозжили мне голову, когда я рассказал вам правду. Смогли бы?
— Я бы с удовольствием заставил вас страдать так, как страдал дон Грегорио. Но простить? — Амадео покачал головой. — Я не вправе этого делать. Вам нужно не мое прощение.
Энрике задумчиво кивнул.
— Да. Наверное, вы правы. — Он поднялся и, прихватив бутылку, направился к выходу. — Ложитесь спать, уже поздно.
— Но…
Дверь захлопнулась, и Амадео остался один. С тяжелым вздохом улегся и уставился в потолок. Ксавьер забрал себе картель Гальярдо, он совсем сошел с ума? Еще недавно клялся и божился, что ни за что не свяжется с Мексикой, а теперь сам встал во главе одного из картелей! Неужели это все из-за него, из-за Амадео? К чему такие риски?
И почему Мигель не сообщит, что с ним все в порядке? Ксавьер не стал бы так рисковать понапрасну, значит, не знает, что Амадео ничего не грозит. Почему Мигель молчит?
Амадео застонал и прижал ладони к глазам. Господи, он уже ничего не понимал! Он потерял нить игры после того, как Мигель встретил его на аэродроме, и с тех пор никак не мог схватить ее, чтобы распутать клубок. Скорей бы встретиться с Ксавьером, он должен объяснить, зачем ему понадобилось лезть в этот серпентарий!
В патио Энрике прихлебывал мескаль, глядя на подернутое смогом небо. Где-то пробивались немногочисленные звезды, но по большей части он видел перед собой темную муть.
— Прощение, — прошептал он и сделал большой глоток из почти пустой бутылки. — Я не имею на него права.
Ксавьера разбудил гудок автомобиля. Непрерывный, будто кто-то упал грудью на клаксон, он разрывал остатки сна, как тонкую материю, пронзал ранее утро требовательной визгливой трелью.
— Какого черта? — прошептал Ксавьер, с трудом отрывая голову от подушки.
Он полночи не мог заснуть, бродил туда-сюда по вилле Мигеля, то и дело натыкаясь на несущего стражу Тони. И когда наконец удалось задремать, раздался этот навязчивый пронзительный гудок.
Ксавьер оделся и вышел из дома.
Солнце только-только встало, заливая золотистым светом посыпанную гравием площадку перед домом. Шон уже открыл ворота, впуская автомобиль, луч сверкнул на лобовом стекле, и Ксавьер прищурился.
— Доброе утро, сеньор Ксавьер! — приветствовал Гонсалес, выходя из машины. — Прошу прощения за ранний визит, но кое-кто хотел вас увидеть, прежде чем стать подпиткой для кактусов и пищей для стервятников.
Ксавьер озадаченно нахмурился.
— Не пойму, о чем вы, сеньор Гонсалес. Не слишком ли рано для ребусов?
— Вовсе нет. — Гонсалес распахнул дверцу, и из автомобиля выбрался мужчина.
Черные зачесанные назад волосы. Усы. Темные, почти черные глаза, в которых сквозило виноватое выражение. Ксавьер моментально узнал его, несмотря на то, что не видел уже почти десять лет.
— Ну здравствуй, Энрике, — хмыкнул он. Голос внезапно сел, и он откашлялся.
— Здравствуй. — Энрике старательно избегал его взгляда и не протянул руку.
Ксавьер ожидал, что ненависть затопит его, как тогда, много лет назад, но ему, напротив, вдруг стало жаль этого мужчину, который был вынужден скрываться и от своих, и от чужих, зная, что с ним сделают, если найдут.
— Ты хотел меня видеть.
— Да, — собравшись с духом, Энрике Гальярдо поднял голову и уставился Ксавьеру в переносицу.
— Я бы мог сам передать сведения, но он настоял, что должен сделать это лично. — Гонсалес пожал плечами. — Имейте в виду, как только он это сделает, я заберу его, как и договаривались.
— Разумеется. — Ксавьер сверлил Энрике взглядом. — Что ты хотел мне сообщить?
— Я…
Их прервал визг тормозов. У ворот остановилась машина, и оттуда выскочил встрепанный Рауль.
— Энрике!
Услышав голос брата, Гальярдо застыл, как статуя. И не шелохнулся, даже когда Рауль подскочил к нему и начал орать.
— Зачем?! — кричал Рауль так, что начавшие утреннюю песню птицы озадаченно примолкли. — Зачем весь этот спектакль? Я, chinga tu madre, думал, что ты мертв! Что тебя убили, а ты… — Он нервно рассмеялся. — Ты все это время скрывался?!
— Я тоже рад тебя видеть, Рауль, — тихо вставил Энрике, и брат наконец замолчал, тяжело дыша. — И тебя, Ксавьер.
— Спасибо за любезность. — Ксавьер отодвинул Рауля в сторону. — Так что ты хотел мне сказать? У меня нет времени на пустой треп.
— Я знаю, где Амадео.
Ксавьер на мгновение перестал дышать, глаза застлала красная пелена. Он с трудом остановил себя, чтобы не схватить Энрике за грудки и не тряхнуть как следует.
— Полагаю, ты не скажешь этого просто так, по старой дружбе, — выдавил он, заставив себя разжать кулаки.
Энрике вздохнул.
— Я готов сколько угодно раз извиниться перед тобой за то, что между нами произошло, но сомневаюсь, что тебе это нужно. Ты все равно больше никогда не станешь мне доверять.