Охрана наставила на него пистолеты, но Амадео взмахом руки приказал им убрать оружие. Томас на секунду замер, в глазах мелькнул испуг, но потом он криво улыбнулся.
— Вот, значит, как вы встречаете гостей, господин Солитарио?
Амадео молчал. Он с трудом заставлял себя не таращиться на машину, взгляд то и дело норовил скользнуть к багажнику. Оттуда не доносилось ни звука. Неужели ошибся? Тогда зачем Томас приехал сюда?
Так и не дождавшись ответа, Томас пожал плечами. Мандраж прекратился, даже желудок больше не тянул вниз огромным камнем. Скорее, наоборот — по всему телу разлилась легкость, несмотря на то, что Санторо буквально убивал его взглядом. «Смотри-смотри, — подумал Томас. — Мне уже ничего не страшно, раз дернул черт прикатить сюда!».
— Ну ладно. — Он взялся за ручку задней дверцы. — Возможно, я буду проклинать себя за это всю жизнь. Возможно, буду проклинать тебя, красавчик. И уж точно буду проклинать Генри, но, в общем, вот.
Он распахнул дверцу, и Тео, подняв голову с сиденья, заморгал от яркого света фонаря.
— Папа?.. Папа!
— Малыш! — Амадео схватил сына в охапку, вытащил из машины и прижал к себе. Весь мир вокруг исчез, мысли разом выветрились из головы, оставив одну — Тео здесь, он жив и здоров! Мальчик обнял его и шмыгал носом.
Томас наблюдал за ними, и губы сами собой растянулись в улыбке. Еще больше его развеселил вид Санторо — осталось только сфотографировать выражение его лица и поместить в каталог с подписью «стопроцентное обалдение». Томас и не мечтал, что удастся насладиться таким зрелищем!
— Ну ладно, — под нос буркнул он. — Я свое дело сделал, совесть успокоил, пора и честь знать.
Он обошел машину и открыл водительскую дверь. Отец и сын ничего не замечали вокруг. А вот Томас замечал. Видел охрану, готовую по первому приказу хозяина разорвать его в клочки. Видел огромный дом, наводненный людьми, которым была небезразлична судьба его владельца. Видел радость вновь воссоединившейся семьи. И, положа руку на сердце, был рад, что способствовал этому.
«Посмотрим, как тебя порадует Генри, когда узнает».
— Чушь. — Он помотал головой и занес ногу, чтобы сесть в машину.
— Томас, — позвал его Амадео.
Он заморгал, нога так и зависла в воздухе.
— А?..
Амадео смотрел на него, в глазах светилась искренняя благодарность. Томас помнил другой взгляд этого человека: равнодушие, за которым скрывалась жесткость и даже жестокость — но сейчас перед ним предстал кто-то совершенно иной.
— Спасибо.
Томас изрядно смутился. Это ему-то он говорит «спасибо»?
— Не за что. — И он юркнул в машину, пока совсем не дал слабину. Не хватало еще подружиться с этим прохвостом.
Дав по газам, он вырулил на дорогу. В горле встал ком, и он как следует прокашлялся, но противное ощущение не ушло. Он знал, что Генри устроит ему нефиговую взбучку. Тогда зачем отвез мальца к родителю? Томас и сам не знал. Столько лет он не жалел ни одного из рабов Генри, что случилось сейчас?
Может быть, это первый мальчишка, о котором кто-то заботился? Кто-то искал его, беспокоился о нем? Никто никогда не беспокоился о Томасе, Генри было, в сущности, наплевать, если бы он сгинул в какой-нибудь подворотне, а этому мальчику посчастливилось найти людей, для которых он бесценен. Настоящую семью.
— Да пошло оно все. — Томас провел ладонью по лбу и с удивлением обнаружил, что руки дрожат. Нет, это не отходняки после встречи с вооруженной до зубов охраной Солитарио, вовсе нет. Это страх того, что сделает с ним Генри, когда узнает, что он натворил.
Может, бросить все и рвануть прочь? Купить билет на самолет и никогда не возвращаться? Томас так бы и сделал, если бы не был уверен, что Генри отыщет его даже в Антарктиде среди пингвинов. Ну нет, бегать всю жизнь он не собирался. Сегодняшнее происшествие придало ему уверенности, что все закончится хорошо. Он впервые смог противостоять Генри, впервые сделал то, что тому бы не понравилось, впервые смог залезть брату под кожу! Это ли не повод для праздника?
Выезжая из города, Томас уже насвистывал более оптимистичную песенку, выбросив из головы все тревоги.
Цзинь прибыл через несколько минут после того, как уехал Томас. Едва ступив за порог, он осмотрел мальчика и заявил, что ничего серьезного нет — разве что ублюдок Генри выбил ему зуб. Тео поспешно сказал, что ничего страшного, зуб все равно шатался и вот-вот должен был выпасть, но Амадео физически ощутил, как его захлестнула горячая волна ярости. Будь Генри рядом, Амадео, не раздумывая, всадил бы пулю ему в затылок.
В остальном, кроме распухшей щеки и фингала под глазом, травм не было. Мальчик трещал без умолку, рассказывая, как Томас заботился о нем и даже готовил еду, и в довершение продемонстрировал заклеенный палец.
— Дядя Томас совсем не плохой, — горячо доказывал он. — Плохой человек не стал бы кормить меня и заботиться. И точно не привез бы домой… Правда ведь, пап?
— Конечно. — Амадео обнял сына за плечи. — Конечно, малыш.
Он и сам не мог до конца поверить тому, что произошло. Не отпускал сына ни на шаг, держал его за руку, будто хотел удостовериться в его реальности. Тео был не против, он жался к отцу и широко улыбался охранникам, которые то и дело подходили осведомиться, как у него дела, и назвать храбрецом и молодцом.
— Признаться, Хендриксон меня удивил. — Ксавьер беззастенчиво залез в вазочку с леденцами и, развернув один, кинул в рот. Отказ от курения породил новую вредную привычку. — Я считал его ни на что не годным отбросом, чего же такого ты в нем разглядел, что позволило тебе понадеяться на него?
— Ничего. — Амадео сел за стол и пригладил волосы. Тео наконец уснул, измученный событиями последних дней. Вряд ли ему удавалось крепко спать в плену Генри. — Если честно, я до последнего не верил, что Томас пойдет против брата. Он боится Генри, и я его понимаю. Но в прошлом году, когда меня похитили, я понял — что-то между ними произошло. Что-то надломилось. — Он пожал плечами. — Называй это как хочешь, спиши на интуицию. В любом случае, благодаря Томасу Тео сейчас здесь, живой и невредимый.
— Бесспорно. И как тебе удается внушать людям доверие, принц? Это все твое природное обаяние.
— У «крота» удалось что-нибудь узнать о заказчике? — спросил Амадео, меняя тему. Он терпеть не мог, когда Ксавьер подшучивал на тему внешности. — Я совсем забыл о твоих делах, прости.
— Ничего удивительного. — Ксавьер задумчиво катал леденец во рту. — Кент покончил с собой. Не спрашивай, как ему удалось, я не знаю. Киан не успел его допросить, когда мы приехали, он уже был мертв.
— Покончил с собой? — Амадео подался вперед. — Кого же он покрывает, что смерть для него предпочтительней?
— Вопрос на миллиард. — Ксавьер откинулся на спинку стула. — Теперь мы этого никогда не узнаем. От него во всяком случае.
— Уверен, что это самоубийство?
— Откусить себе язык с посторонней помощью? — Ксавьер покачал головой. — Там было четверо моих ребят. Если они ему помогли, мне пора закрывать «Камальон» и нанимать новый штат где-нибудь в Португалии. — Он усмехнулся. — Ты хорошо разбираешься в людях. Заставлю тебя подбирать персонал. У меня, к сожалению, нет твоего таланта переманивать врагов на свою сторону.
— Никого я не переманивал, — возразил Амадео. — Томас сам…
— Сам передумал помогать брату, разумеется. — Ксавьер взял еще один леденец. — Как бы там ни было, я жду отчета от Арройо, потом решу, как действовать дальше. Не забивай голову, это мое дело. А тебе предстоит пережить повторную атаку журналистов, поэтому ложись-ка спать. Иначе придется воспользоваться макияжем, чтобы скрыть круги под глазами.
Амадео раздраженно фыркнул, но спать действительно хотелось неимоверно. Три дня он держался на кофе и адреналине, и тело отчаянно требовало отдыха.
Попрощавшись с Ксавьером, он поднялся в спальню. Тео лежал на его кровати, обнимая подушку, и тихо сопел. Амадео осторожно присел рядом, стараясь не шуметь, но мальчика не разбудил бы и атомный взрыв.
Амадео смотрел на лиловый синяк, и внутри зрело желание расправиться с Генри. Расправиться собственноручно, как он сделал это с Флавио, истязать сволочь как можно дольше и ни в коем случае не обрывать мучений. Здоровяк долго продержится, пока не примет милостивую смерть.
Цзинь неслышно зашел в комнату и поставил на прикроватную тумбочку поднос. Амадео смотрел на сына, лицо было пустым, как у робота, только легкая улыбка тронула губы. Цзинь мысленно помянул китайского демона и подавил желание отвесить Амадео пощечину, чтобы привести в чувство.
— Как ты, принц? — вместо этого спросил он.
— В порядке, — машинально ответил Амадео, принимая из рук врача кружку с дымящейся жидкостью, и тут же понял, что ляпнул что-то не то. Пугающая улыбка Моны Лизы пропала, в глаза вернулось осмысленное выражение.
Цзинь скрестил руки на груди и, склонив голову набок, смотрел на него сверху вниз. Вместо привычного ханьфу он был одет в танчжуан — традиционную китайскую рубашку с воротником-стойкой, по которой вышивкой тянулся золотой дракон, и черные брюки. Волосы он убрал в высокий хвост и выглядел так, будто только что вышел из китайского фэнтезийного фильма.
— Однажды я сказал Санторо: никогда не ври своему адвокату и врачу. Видимо, он не передал тебе эту древнюю китайскую мудрость, поэтому закрою глаза на первый ответ и спрошу еще раз. Как ты?
Амадео осторожно пригубил отвар, обжегся, и отставил кружку.
— Плохо. Иначе ты бы не приехал сюда сломя голову. Знал, что будет ухудшение?
— Догадывался. Насколько все ужасно?
— Мне снова снятся сны. А наяву я вижу то, чего не хотел бы. Это не галлюцинации, а…
— Слишком живое воображение, — подсказал Цзинь.
— Да, — согласился Амадео. — Стоит подумать, что этот урод ударил Тео, я… — Он тряхнул головой и ненадолго замолчал. — Я три дня сходил с ума. Постоянно видел, как расправляюсь с Генри. Медленно. Чтобы ему было больно, очень больно. Видел во всех подробностях. Стоило прилечь и закрыть глаза, как снова появлялись эти отвратительные картины. — Ама