Повернувшись пару раз перед зеркалом, девушка осталась довольна: нарядно, но не вызывающе; ярко, но не пестро. Оставалось подвести глаза, и закрепить под правым ухом собранные в пучок волосы. Вот и нефритовые шпильки, подаренные еще отцом, пригодились.
— Беру свои слова обратно, — на ее плечи легли теплые ладони.
Кэти склонила голову к плечу, давая возможность Индейцу коснуться губами шеи чуть ниже уха. Вот в чем боссу не откажешь, так это в дотошности. Уже через неделю после их первого раза он отлично знал все ее чувствительные местечки. И умел этими знаниями пользоваться. В своих интересах, конечно.
Его руки скользнули ниже, подкрадываясь к груди, и девушка порывисто вздохнула: так они могут совсем опоздать.
— Какие слова?
— О том, что у тебя в шкафу ничего нет.
Она возмущенно фыркнула, как рассерженная кошка:
— Ничего подобного! Уж парочка скелетов там всегда найдется.
Все бутылки, в три ряда выстроившиеся на барной стойке, были откупорены заранее. Похоже, сегодня вечером бармены «Жоржа» решили не отставать от клиентов и подготовили поле деятельности заранее. Улыбаясь, здороваясь и целуясь со всеми подряд, Кэти пробиралась к выпивке.
— С днем рождения, дорогая!
— Привет! Поздравляю!
— Отличная вечеринка, Кэти!
За ней в кильватере следовал бдительный Индеец, отпихивая от девушки слишком ретивых мужчин и подхватывая женщин, желающих расцеловаться и с ним заодно. Радостно раскрасневшаяся Кэти внезапно обернулась, чтобы выразить свое удивление:
— Слушай, вечеринка началась всего полчаса назад. Когда они все успели так нализаться?
Пытаясь перекричать шум и гвалт, Гловер наклонился к ее уху:
— Не преувеличивай. Они всего лишь… немного раскрепостились. Потому что сегодня вся выпивка за мой счет. Это мой тебе подарок.
Александр всерьез подозревал, что Кэти со своим гипертрофированным стремлением к независимости, ничего другого от него не примет. Зато его слова заставили ее броситься ему на шею:
— Спасибо тебе!
Он легко поцеловал ее в розовые губы, а затем развернул и подтолкнул в сторону стола, из-за которого им махала рукой… тетя Виктория. Рядом с ней, приподнявшись со стула, улыбался Тобиас Клейтон.
Прихватив пару бокалов и бутылку бурбона, Гловер медленно шел к нежданным гостям. Пока ему было ясно только одно: две главные женщины в его жизни успели спеться за его спиной, причем он даже не заметил, когда это произошло. Впрочем, тайны из обстоятельств знакомства никто не делал.
— Я собирала материал о Флит-стрит, — объяснила Кэти. — Причем меня больше интересовала атмосфера, в которой развивалась журналистика 70-х. Виктория мне очень помогла.
Гловер за руку поздоровался с Клейтоном и с усмешкой посмотрел на обеих женщин:
— Надеюсь, ты быстро поняла, что эта атмосфера была насквозь пропитана винными парами?
— А никто ничего и не скрывал, — тетка величественно пожала плечами. — Я даже показала мой альбом…
Александр в притворном ужасе прикрыл лицо ладонью. В щель между пальцами было видно, как задорно Кэти подмигнула Виктории. Он отлично помнил тот альбом, особенно фотографии Виктории, вдохновенно сочиняющей очередной опус за заваленным бумагами столом между полупустой бутылкой виски и наполовину полной пепельницей. И еще множество желтоватых от времени снимков жизнерадостных молодых людей на фоне этого самого «Жоржа» или «Красного льва» или «Удара в спину».
— Вы были очень красивой, — стакан Кэти с тихим звоном встретился со стаканом Виктории.
— Ах, девочка, — мечтательно вздохнула старуха, — просто я была молодой. И знаешь, что самое странное?
— Что?
— Я до сих пор себя такой и чувствую. Просто зеркало со мной поссорилось и вот уже лет тридцать корчит мне отвратительные рожи. А, ладно, — она опрокинула в рот последние капли из своего стакана и требовательно уставилась на племянника: — Александр, пригласи меня танцевать.
В теткину ностальгию по молодости Гловер верил с трудом: она прекрасно себя чувствовала в любом возрасте. Скорее, в ее планы входило дать возможность Клейтону пообщаться с Кэти с глазу на глаз.
— Ну, старая сводня, — процедил он сквозь улыбающиеся губы, — я тебе это припомню.
— Да не дергайся ты, — Виктория безмятежно покачивалась в его объятиях на волнах «Angie» (46), — Тоби славный мальчик, и говорить с Кэти будет только по делу. У него большие планы на будущее, между прочим.
О планах Клейтона Гловер был осведомлен в достаточной мере, но при нынешнем раскладе политических сил очень сомневался в возможности их осуществить.
— Он тебе уже что-нибудь рассказал?
Тетка сокрушенно вздохнула:
— Нет, наш будущий Черчилль молчалив и сдержан, как мороженая треска.
— Уж не этим ли он тебя так заинтриговал?
— Возможно, — Виктория улыбнулась уголками губ. — Ты же знаешь, политики, они как дети. Если притихли, значит, что-то натворили или замышляют.
Нет, сердиться на нее было просто невозможно. Тем не менее, Клейтон должен был объясниться. Сплавив Викторию Микеланджело и подмигнув Леонардо, чтобы увел Кэти, Гловер вернулся к столу.
— Замечательная девушка, — Тобиас провожал глазами удаляющуюся фигурку девушки. — Дружище, ты сам-то понимаешь, как тебе повезло?
— Полегче, родной, — предупредил его Александр, — не забывай, что ты сам давно и прочно женат.
Клейтон и не возражал:
— Даже дважды. Сначала на моей Лоре, а затем на политике.
Гловер плеснул бурбона в два стакана и приготовился слушать, но оказалось, что сказать Клейтону, собственно, и нечего:
— Я в тупике.
— Ты все же попытался перебежать дорожку Мелвиллу? — Уточнил Александр.
Насколько он знал Тобиаса, тот умел быть по-настоящему упрямым, но до сих пор это только играло ему на руку. Сейчас ситуация изменилась, и Клейтон пребывал в растерянности. Гловер впервые видел его таким.
— Не могу понять, что происходит, — Тобиас цедил янтарную жидкость редкими долгими глотками, — у него везде все схвачено. Люди, которые еще год назад его в упор не видели, теперь вдруг решили, что лучшего мэра Лондону и не нужно. Он повсюду: в газетах, в соцсетях, на телевидении. Его даже комики высмеивают.
Гловер понимающе вздохнул: что ж, все признаки успеха были на лицо. Помнится, еще отец говаривал, что политик становится по-настоящему популярным, когда его портреты используют при игре в дартс. Теперь же они имели на руках очередной политический феномен: Борис Мелвилл, много лет прозябавший на задворках, выскочил из-под земли как черт из табакерки и теперь на всех парах пер к Сити-холлу (47).
— Вот как? Значит, наш Бориска встал на крыло?
Клейтон горько усмехнулся:
— Да уж, птеродактиль из него получился знатный. — Стакан с громким стуком опустился на столешницу, а Тобиас наклонился через стол и с неожиданной горячностью пробормотал: — Я все равно не сдамся. Буду сражаться до последнего. Александр, ты же сам знаешь, что бывает, когда к власти приходят сукины дети…
Можно было не заканчивать — собачья жизнь начинается у всех.
— Вот, значит, зачем ты пришел? Вербуешь в свои ряды журналистов?
Клейтон развел руки в стороны, признавая очевидное:
— Я уверен, что Мелвилл ведет грязную игру. Ты же знаешь правила: власть не берут, ее передают. А сейчас происходит что-то непонятное. Ты веришь, что Бориса выдвигают добровольно? Да я руку отдам, что лидеры партии поддерживают его вынужденно. Надеюсь, кто-нибудь из пишущей братии сможет что-то накопать на него.
Зная Мелвилла, Гловер готов был отдать и обе руки. Действительно, было интересно, почему партия тратит свои ресурсы на поддержку этого ничтожества, ведь два срока он точно не продержится?
— Думаешь, шантаж?
— На Бориску можно думать, что угодно, не ошибешься. А теперь улыбайся, наши дамы возвращаются.
Клейтон бросил пиджак на спинку стула и сделал шаг навстречу Кэти, однако, был вынужден подвинуться, почувствовав легкий тычок под ребра. Впрочем, как истинный политик, он быстро сориентировался и переключился на Викторию:
— Вы позволите?
До конца вечера больше ни один мужчина не получил шанса прикоснуться к мисс Эванс. Все медленные танцы были заняты Гловером, а во время быстрых он отводил ее к стене, крепко прижимал к себе и, положив подбородок ей на макушку, беззвучно скалил зубы на потенциальных соперников. Никто не заблуждался насчет улыбки Индейца и, дорожа скальпом, уже не пытался увести его девушку. Наконец, она сама не выдержала:
— Дай мне уже потанцевать еще с кем-нибудь, чудовище!
Мужские руки только плотнее сжали ее талию:
— Чудовище с сокровищем, — донесся сверху тихий голос, который однако расслышал стоявший рядом Равик.
Он так же, как Гловер, весь вечер не выпускал из объятий смущенную и счастливую Эбби.
— Кэти, — подруга улыбалась во все тридцать два зуба, — готовься, сейчас будет наш подарок.
Густав махнул кому-то рукой, и в зале мгновенно погас свет. Удивиться никто не успел, потому что сначала в кромешной темноте зазвучала тихая мелодия, а вслед за ней по полу, потолку и стенам неторопливо поплыли голубые и белые звезды.
Дыхание замерло в груди от страха спугнуть эту красоту. Удивительно, как мало нужно, чтобы снова почувствовать себя счастливой: просто войти по колено в этот невесомый свет и замереть, совершенно позабыв, что завтра нужно сдавать срочный материал и мчаться на очередное интервью. Зато очень хорошо помнилось, что на каникулы ничего не задали, и скоро они все поедут к бабушке в Солсбери — и папа и мама и Рафка.
Большие теплые руки развернули ее на сто восемьдесят градусов, и перед Кэти возникло лицо мужчины. По нему тоже плыли звезды, а в глазах сияли брызги Млечного пути. Она хотела сказать, что совсем не знает его, и все же любит, но звезды приблизились вплотную, и что-то крепко-накрепко запечатало ее рот.