ами до лопаток, всегда выходила из дверей отеля, низко опустив голову. На видеозаписи она несколько раз останавливалась, чтобы поднести к лицу бумажную салфетку.
— Эдди, — тихо спросила Кэти, — мне кажется, или она действительно плачет?
— Похоже на то, — голос парня звучал так же негромко, — я тоже ее заметил. Это Белоснежка. Красивая. И ноги такие… длинные.
— Думаешь, ее здесь обижают?
— Наверняка. Даже по походке заметно: приходит всегда злая…
— А уходит?
— А уходит… — Эдди пощелкал мышкой, открывая несколько файлов, — … вот такая иногда уходит.
Снимки были сделаны с близкого расстояния, словно тот, кто их сделал, шел по улице навстречу девушке. Прядь длинных волос закрывала скулу, но не могла скрыть заметно припухшей и рассеченной губы.
— Это я, — пояснил до того молчавший Кайл. — Она как-то странно шла, все время спотыкалась. Ну, и я рискнул, подошел поближе. — Предупреждая молчаливый вопрос Кэти, поторопился заверить: — Только один раз. Больше она меня не видела.
Судя по записям, после отеля Белоснежка часто сидела в кафе на перекрестке. Просто обнимая руками чашку с чаем, ни на кого не обращая внимания, всегда за одним и тем же столиком — дальше от входа, почти не заметная со стороны улицы.
— Интересно, кто же с ней так? — Задумчиво произнесла Кэти, обращаясь скорее сама к себе.
И удивленно подняла глаза, возвращенная в реальность бодрым и злым голосом:
— А вот это я тебе точно могу сказать.
Поверх снимков на экране развернулась аккуратно заполненная электронная таблица: дни недели, даты, время суток. Имена посетителей, прозвища девушек. Офелия, Джульетта, Лаура, Беатриче… Надо же, усмехнулась Кэти про себя, а Эдди-то в душе романтик. Но какой дотошный!
Имя Белоснежки упоминалось реже прочих, не чаще раза в неделю. И всегда в одной графе с… недоверчиво нахмурившись, она перечитала снова: Б. Мелвилл. И снова Мелвилл… и еще.
— Ага, тот самый, — подтвердил голос над ухом. — Наш возможный будущий мэр.
— Ты уверен?
Глупый вопрос, да. Кэти понадобилось поработать совсем не много времени, чтобы понять — совпадений и случайных встреч не бывает. Если жизнь сталкивает людей лбами, а тем более заставляет вступать в конфликт, значит, здесь действует закон притяжения. Тот самый, который не дает Луне оторваться от Земли, влюбленным разомкнуть объятия, а врагам мирно разойтись в разные стороны и забыть о существовании друг друга. Интересно, кто из них кому наступил на хвост в прежней жизни?
— На, убедись!
Снова снимки и видео. Да уж, Бориса — суку — Мелвилла трудно было с кем-либо перепутать. А голос Эдди все больше наливался злостью:
— Всегда такой довольный выходит. Даже останавливается на пороге яйца почесать, словно весь мир трахнул. А девчонка после него по углам прячется, чтобы пореветь.
Не отрывая взгляда от экрана, Кэти протянула руку назад и сжала пальцы на предусмотрительно подставленном горлышке бутылки. Я не знаю еще, что ты мне сделал и почему ты мне так не нравишься, Борис Мелвилл, но ты мой враг. Ты смеешься над законом, презираешь тех, кто тебе поверил и отдал свои голоса. И ты бьешь женщин. Я не успокоюсь, пока не выведу тебя на чистую воду, не посажу в дырявый тазик и не пущу вниз по гребню бурной стремнины. Один короткий глоток, долгий выдох сквозь стиснутые зубы и новый тост:
— Война, значит, война!
_____
(48) Сидней Рейли — Знаменитый британский разведчик. Считается прообразом Джеймса Бонда
(49) Нокэндо — сорт шотландского виски
(50) Торрес — испанский бренди
(51) Subway — сеть ресторанов быстрого питания
Глава 25
Гловер и сам не заметил, когда научился чувствовать присутствие Кэти в своем доме. Достаточно было на пару шагов отойти от дверей лифта, остановиться и втянуть в себя воздух, и он мог с точностью до нескольких метров определить ее местонахождение. Даже в полной тишине, даже в полной темноте.
Сегодня его девочка работала на кухне. Она сидела в привычной позе на табурете: одна нога подтянута под себя, вторая спущена вниз, как хвост пантеры. Александр не удержался от теплой усмешки: пальцы на этой самой ноге шевелились в точности как кончик кошачьего хвоста. Руки девушки порхали над клавиатурой, а взгляд был прикован к экрану столь пристально, что она не сразу ощутила его присутствие.
Вдвойне приятно было то, что Кэти не вздрогнула, а улыбнулась во все свои тридцать два белоснежных зуба.
На гранитной столешнице перед ней веером были разложены блокноты с записями от руки, бумажные вырезки, испещренные яркими полосами разноцветных маркеров и желтые квадратики с клейким краем. Смотреть материалы для статьи на стадии ее написания было одним из табу, с которыми Гловер смирился практически сразу и без встречных условий.
Именно поэтому, подойдя к столу он смотрел только на блюдце с маринованными оливками (судя по всему, на сегодня это был весь ее ужин), а затем на рыжую макушку и кудрявую прядь волос, стекавшую по шее на худенькое плечо.
Кэти подняла к нему лицо, чтобы встретить поцелуй.
— Ты сегодня рано, — заметила она. — Какие планы на вечер?
Закинув оливку в рот, Гловер в своей привычной манере переступил с пятки на носок, затем бросил пиджак на соседний табурет и потянул вниз узел галстука.
— Планы грандиозные. Сначала погоняю тебя вокруг стола, — Кэти опустила крышку ноутбука, по голосу Индейца безошибочно определив, что он не шутит. — Потом поймаю и… Эээ, ты куда?
Не дожидаясь завершения, девушка соскользнула с табурета на пол и скрылась под столом. Когда в поле ее зрения появилось лицо Гловера с удивленно приподнятыми бровями, она пояснила:
— А я в домике. — И так как его рука уже тянулась к ее щиколотке, крепко обхватила ножку стола и добавила. — Не поможет.
Кэти знала, ей остается только продолжать изо всех сил держаться за стол и досчитать до пяти. Если у Гловера сразу не получалось добиться желаемого по-плохому, он соглашался действовать по-хорошему. И что самое приятное, никогда не обижался. Три… два… один…
— Можно войти? — Вежлив, как на чаепитии с викторианскими старушками.
Ничего, мы тоже умеем быть любезными:
— Конечно, пожалуйста.
На пол у колен Кэти сначала опустилось блюдце с оливками, затем рядом улегся Индеец собственной персоной.
— А знаешь, — он внимательно оглядел нависающую над его головой столешницу, — здесь довольно уютно. И мы здесь еще не пробовали.
Девушка смотрела на прядь смоляных волос, упавшую на лоб, на безмятежную улыбку в уголках твердого рта. Да, неплохая мысль. Очень заманчиво. Вот только серые глаза под прямыми черными бровями оставались все такими же серьезными.
— Но сначала поговорим. Держи, это тебе.
Он разжал кулак, и на колено Кэти легла синяя бархатная коробочка. Уже понимая, что это вовсе не подарок, она поскребла ногтем шелковистую ткань. Почему-то было страшно поднять крышечку.
— Открывай, Кэти, — его голос звучал напряженно, почти угрожающе.
Ну, что ж, если Индеец думал, что у нее палец без кольца мерзнет, то он сильно ошибался. Хотя… на караты не поскупился. И почему-то этот факт оказался очень приятным.
— А теперь надевай, — угроза из его голоса никуда не делась.
— Почему… — она откашлялась и повторила более уверенно, — Зачем тебе это?
К такому вопросу Гловер явно был не готов.
— Ну… чтобы ты была со мной. Устраивает?
— Нет, — честно ответила Кэти. — Я и так, вот видишь, — она обвела рукой вокруг, — сижу тут с тобой под столом. Почему? Назови настоящую причину.
Вот теперь он отнесся к ее вопросу серьезно, даже перекатился на живот и приподнялся над полом, опираясь на локти.
— Что бы ты была моей. Ясно? Моей женой. Чтобы жила в моем доме, спала в моей постели и растила моих детей. Так понятно?
— Не до конца.
Александр с видимым усилием разжал кулаки и медленно выдохнул воздух. Затем неожиданно ухватил Кэти за ноги, дернул на себя, вытащил из-под стола и усадил обратно на табурет. Обойдя вокруг, уселся напротив.
— Хорошо. Начнем сначала. Я хочу жить в твоем сердце, умереть у тебя на груди и быть похороненным на дне твоих глаз (52).
— Звучит неплохо. И все же…
Кэти со своей табуретки смотрела на него круглыми глазами, как несогласный со своей участью кролик смотрит на удава.
— И на этом все. Теперь возьми кольцо!
Золотой кружок вылетел из коробочки и, звякнув о камень столешницы, подкатился к ладони Кэти. Она отправила его обратно точным щелчком.
— Нет.
— Возьми, тебе говорю, — рычащий встрепанный Индеец надвигался на нее, словно грозовая туча.
Упершись кулаками в стол, Кэти медленно поднялась ему навстречу.
— Не смей повышать на меня голос, — тихие слова с трудом проталкивались через сведенное злостью горло. — Никогда. Возьму, когда буду готова. А пока… — в посветлевших от бешенства глазах вот-вот готовы были сверкнуть зеленые молнии, — … еще хоть один пук не в той тональности и… Что? Что ты ржешь?
Довольно ухмыляющийся Гловер сгреб кольцо со стола, сунул в карман рубашки и похлопал себя по груди.
— Значит, когда будешь готова? — Вот как ему удавалось в одну секунду перейти от гнева к благодушию? — То есть тебе просто надо подумать? Так бы и сказала. Иди сюда, девочка моя, — он сгреб ее в охапку и усадил к себе на колени, — я тебя поцелую.
Минут через пять у Кэти уже нашлись силы почти спокойно спросить:
— Ну, и к чему было это представление?
Гловер снова удивился, и опять совершенно искренне:
— Как зачем? Я же сказал: хочу на тебе жениться.
Миллиардер и медиа-магнат, пятая позиция в списке самых желанных холостяков Великобритании хочет жениться на начинающей и никому еще толком не известной журналистке, таксибешном репортере и писательнице недоделанной. Что может быть естественней?
— Зачем?
Он тяжело вздохнул. Опять этот дурацкий вопрос.