Он поднял ее, встряхнул, схватил за локоть и заставил неуклюже прыгать рядом, увлекая в другую комнату. Открыл дверь, втолкнул. Маша не удержалась на ногах, упала, больно ударилась локтями. Застонала, переворачиваясь на спину. По-видимому, когда-то эта комната служила кабинетом ее отцу. Вдоль стен пустые стеллажи. Распахнут пустой сейф, вмонтированный под подоконником. Письменный стол, на нем ночник. На столе лист бумаги с авторучкой.
— Мне придется развязать тебе руки, детка. Но это не значит, что я позволю тебе хулиганить. У меня есть вот это.
С этими словами он достал из кармана джинсов пластиковую штуковину, смахивающую на электробритву. Потрещал возле Машиного лица.
— Шокер. Бьет наповал. Так что подумай, если захочешь воткнуть авторучку мне в глаз.
Прыгать со связанными ногами было сложно, но она уже начала привыкать. Села за стол, как послушная ученица. Мучитель развязал ей руки. Она тут же принялась потирать запястья.
— С чего начинать? — спросила угрюмо.
— С детства, детка. С того самого момента, как тебя увели из нашего дома. А я стоял и смотрел, как тебя уводят. Смотрел, как тебя уводят, и улыбался от счастья.
Глава 26
Он всегда знал, что с этой девчонкой что-то не так. С первой минуты, как ее увидел. Этот странный, погруженный в себя взгляд настораживал. Умение с лету уловить ход мысли преступника казалось почти мистическим. Он не верил, что так бывает, и ее саму подозревал в соучастии.
Как же много нехорошего он нагородил в собственной голове! Как гадко рассуждал о ее поступках! Но он и подумать не мог, что все обстоит именно так. То, что он услышал в темноте за дверью в старом доме Бессоновых, было невероятно.
Так не бывает. Так нельзя поступать с людьми. Это бесчеловечно — творить такое с маленькой девочкой и ее отцом.
В одной руке Денис сжимал пистолет, в другой держал диктофон, на который записывал все сказанное Нестеровым.
Это была исповедь. Страшная исповедь падшего человека, который махнул рукой на все. Он не оставит Машу в живых. Блуждая здесь, в заброшенном доме, Денис наткнулся в одной из комнат на петлю, которая свисала на крюке с потолка. Для кого она — сомневаться не приходилось.
— Запятую не забудь поставить, лейтенант! — глумился Нестеров. — Так, теперь с новой строки.
Он диктовал ей. Диктовал, что и как писать для полиции. Маша подчинилась приказу, писала. И тихонько плакала. Отчетливо было слышно, как она всхлипывает.
Денис стоял за дверью. Пока он ничего не мог сделать. Он ждал. Ждал, когда это чудовище потащит Машу в комнату, где свисала петля. В этот момент Денис сможет напасть на него.
Он обязан ее спасти, и он это сделает, чего бы это ни стоило. Он так виноват перед ней. Сомневался в ее честности. Насмехался над ее умением вести допрос. Считал ее гипотезы детским лепетом и не в состоянии был признать собственное поражение, когда оказывалось, что это не так.
Маша умная, проницательная. Да, и красивая. Она с первого взгляда понравилась ему. Он просто сопротивлялся чувствам, боялся собственной зависимости. Жаль, что он так поздно понял это.
— Что, детка, все верно. Ну-ну, даже не думай, — донеслось из комнаты, у двери в которую он застыл с пистолетом и диктофоном. — Давай-ка сюда лапки. Вот, молодец. И не надо плакать, скоро все закончится. Еще пару минут.
Послышалась возня. Маша застонала, крикнула, что ей больно. Денис усилием воли заставил себя сдержаться — хотелось ворваться и выпустить всю обойму мерзавцу в голову. Но нет, нельзя навредить Маше. Если он ворвется сейчас, он может ее подставить. У Нестерова наверняка есть оружие или нож, и он пустит их в ход, не раздумывая.
Оставалось замереть и ждать. Он застигнет эту гадину врасплох и уже тогда…
Он просчитался или недооценил противника? Или каким-то образом обнаружил себя, и Нестеров догадался, что за дверью его ждет засада? А как иначе, если перед тем, как выйти, он сначала с силой пнул дверь, а потом крикнул, чтобы все с той стороны отошли подальше, а иначе он перережет девке горло прямо сейчас. Выскочил из комнаты, тесно прижав Машу к себе. К ее горлу был приставлен огромный кухонный нож.
— Я так и думал, — оскалился Нестеров. Как-то ему удалось включить свет, и теперь в коридоре перед дверью и на лестнице не осталось ни единого темного угла, где можно было бы затаиться. — Так и думал, что твои коллеги не оставят тебя в беде, детка.
Он смотрел на Дениса пустыми, холодными глазами. Смотрел и пятился, прикрываясь Машей. Из-под ножа, прижатого к ее шее, тонкой ниточкой заструилась кровь.
— Ты один, мачо? — Нестеров нервно огляделся.
— Один, — процедил Денис сквозь зубы.
На Машу он старался не смотреть. Ему было стыдно сразу за все. За собственную глупость в недалеком прошлом. За то, что обнаружил себя. Профессионал, тоже еще! Но страшнее всего было за нее.
Нестеров фыркнул:
— Ты, парень, дышал так шумно, что тебя вся улица слышала. Я тебя срисовал, еще когда ты на первом этаже был. Не стал тебе мешать.
Денис успел порадоваться, что спрятал диктофон в задний карман джинсов.
— Ствол на землю, парень, — приказал Нестеров тоном, не сулящим ничего хорошего. — И не вздумай со мной шутить — сразу вскрою ей горло. Ты пикнуть не успеешь, как она будет мертва. Не хотелось бы здесь ничего пачкать. Я сказал: ствол на землю!
Денис подчинился. Не сводя глаз с Нестерова и с Маши, которая повисла у него на руках, он нагнулся и положил пистолет на пол. Он проиграл. Сейчас Нестеров сделает еще четыре шага назад, нырнет с ней в дверной проем комнаты, где приготовил виселицу. Дальше запрется изнутри. И совершит то, зачем явился.
Он проиграл. Он не сможет ничего сделать. Двери тяжелые, замки прочные. Эти люди знали, как нужно строить. Пока он будет молотить ногами по двери, Нестеров успеет все.
Один шаг, второй. Нестеров продолжал пятиться, внимательно следя за каждым движением Дениса. Дошел до открытой двери, чуть ослабил хватку.
— Дыши, детка, дыши, — тряхнул он Машу. — Не умирай раньше времени.
Чуть шире распахнул дверь. Недовольно сморщился, попытался поставить Машу на ноги. Она, кажется, была без сознания. Голова свисала набок. Можно было убрать руку с ножом от ее горла.
— Прощай, капитан! До встречи на том свете, — захихикал Нестеров.
Что случилось потом?
Потом убийца опустил руку — нужно было потянуть дверь на себя, чтобы запереться изнутри. За его спиной обозначился какой-то силуэт. Человек прятался за дверью. Денис не видел его до этой минуты, потому что было темно.
Что дальше?
Вытянутая рука, безоружная кисть с длинными пальцами пианиста. Короткие ухоженные ногти. Длинные пальцы почти нежно прикоснулись к шее Нестерова. Через несколько секунд, так и не поняв, что происходит, убийца упал.
Как под гипнозом Денис наблюдал, как опускается на пол Нестеров. Как он выпускает Машу. Как отлетает в сторону нож, прочертивший тонкую линию на нежной Машиной шее. Силуэт человека, чья рука сотворила невероятное, превратился в хирурга Новикова. Он стоял, бледный, взъерошенный, потирал руки и повторял как заклинание:
— Если давить на сонную артерию в течение десяти-двадцати секунд, человек теряет сознания. После двух минут наступает смерть. Если надавливать на сонную артерию…
— Док! — Денис пришел в себя первым и выхватил из-за пояса наручники. — Не стойте, осмотрите Машу! Как вы здесь оказались? Я же запретил вам следовать за мной!
Одним прыжком Денис преодолел расстояние между ним и Нестеровым. Перевернул его на живот, завел руки за спину и защелкнул на запястьях браслеты. Приложил палец к шее. Пульс бился, пусть и слабо.
— Жив. — Новиков подхватил Машу на руки и двинулся к лестнице. Остановился, обернулся, глянул на убийцу. С сожалением добавил: — А хотелось бы иначе. Я еле остановил себя, капитан.
Через несколько дней в аэропорту их встречали полковник Горевой, майор Кошкин и Саша Стешин. Рядом стоял автозак, который должен был доставить Нестерова в следственный изолятор.
День выдался хмурый. Моросил холодный осенний дождь, то и дело налетал ветер. Они немедленно продрогли и теперь стояли, ежась.
Пряча лицо в воротник спортивной куртки, Маша спустилась по трапу. Ее тут же обступили.
— Как ты, девонька? — Горевой приобнял ее и кивком указал на Новикова. — Слышал, слышал о его геройстве. Молодец, хирург. Хоть награждай, честное слово! Как ты, девонька?
— Нормально, спасибо, товарищ полковник.
Маше было неловко. Стыдно перед майором, хмуро поглядывающим в ее сторону. Объяснительную придется писать, это сто процентов. Хорошо, если оставят на службе.
— Товарищ полковник, разрешите обратиться к товарищу майору? — Она осторожно высвободилась из объятий толстяка.
— Обращайся, — разрешил тот с улыбкой.
— Товарищ майор, разрешите доложить?
— Отставить, лейтенант. Все доклады позже. — Майор подошел ближе, наклонился к самому ее уху, коснулся губами ее мокрых от дождя волос и прошептал: — Надрать бы тебе задницу, Машка, да по уставу не положено.
— Прошу прощения, товарищ майор, за самовольную отлучку. Но вы бы меня не отпустили.
Похлопал ее по плечу с улыбкой, приложил указательный палец к губам. Она закусила губу. Подступили слезы. Снова стало жалко себя, майора, ребят. Волновались за нее, искали, спасли наконец. Теперь все будет хорошо. Денис так долго каялся перед ней, что ей уже самой хотелось просить у всех прощения. Не надо было замыкаться в себе, стоило чаще спрашивать совета у товарищей. И времени с ними больше проводить. Они же команда. Они друг за друга горой.
А что касается Игоря Новикова, здесь вообще ничего не понятно. И от этого как-то радостно и тревожно одновременно. Док просто не отходил от нее. Без конца брал ее за руку — вроде как пульс проверить. Заглядывал в глаза — тоже якобы из соображений контроля самочувствия. Только смотрел он на нее в такие минуты совсем не как доктор. Денис это заметил, стал ворчать, а Маше это даже нравилось — и внимание доктора, и ворчание Дениса. Что нравилось больше, она пока не разобралась. Вот и сейчас они спорят, кто из двоих повезет ее домой из аэропорта. Надо же, у каждого нашлись свои аргументы. А ей снова смешно. Смешно и приятно.