Нет, я не в депрессии – давно научилась не впадать в нее. Когда ты оказываешься на волоске от гибели, легко понять, насколько дорога и прекрасна жизнь. Но я тоже не робот, и когда мне очень больно я даю себе возможность пострадать.
Сейчас же мне очень и очень больно, а щемящее чувство душевного надлома и разочарования куда сильнее моих позитивных установок.
Вздрагиваю от тихого стука и быстро смаргиваю набежавшие на глаза слезы.
- Можно? – в дверном проеме появляется лохматая голова Кирилла.
- Конечно, - я сажусь на кровать в позу лотоса и вымучиваю из себя улыбку.
Прихрамывая, брат проходит в комнату и падает в кресло напротив меня. Выражение его лица хмурое и серьезное – обычно он совсем другой.
- Что случилось? – спрашиваю я мягко.
- Это ты мне скажи, Ник, - предлагает брат, буравя меня взглядом. - Почему не хочешь уехать?
- А тебе так хочется сбагрить меня с рук? – делаю я попытку пошутить, но по выражению лица Кирилла понимаю, что разрядить обстановку у меня не выходит.
- Глупости не говори, - брат резко осаждает меня. – Я просто очень беспокоюсь. Несмотря на то, что психа больше нет, он сломал тебя. Родителей ты можешь обмануть, но не меня. Я знаю тебя лучше всех, Ника, и все вижу.
На какой-то момент в комнате воцаряется тишина. Стараясь избавиться от комка в горле, я сглатываю и поднимаю к нему лицо.
- Если ты действительно знаешь меня лучше остальных, должен понимать, что меня сломал не Витя Самохин, - наконец, произношу откровенно.
Лицо брата меняется. Совсем немного, но я улавливаю его секундное замешательство и растущее напряжение. На мгновение веки с длинными черными ресницами скрывают от меня выражение его глаз, но когда он снова смотрит на меня, я читаю в их глубине растерянность и раскаяние.
- Это я виноват в том, что Платов ушел, - вдруг говорит он надломленным голосом.
- Это маловероятно, - отвечаю я с ироничной улыбкой.
- Ты не понимаешь, - Кирилл нервно ерошит волосы и вздыхает, словно ему сложно подобрать слова. – Я разговаривал с ним в больнице. Попросил оставить тебя, пока все между вами не зашло чересчур далеко. Я считал, что делаю лучше для вас обоих, но…
Голос брата срывается, и он расстроенно качает головой. Ощущая растущую в груди дыру, я сползаю с кровати и опускаюсь на пол рядом с креслом, в котором он сидит. Обхватив пальцами его ладони, я сжимаю их и тихо произношу:
- Не стоит корить себя, Кир. Я знаю, что ты сделал это из лучших побуждений. И я вовсе не считаю тебя виноватым, - я печально вздыхаю. – Пойми, Дима ушел не из-за твоих слов. Он ушел потому, что сам захотел этого. Ты, да кто угодно, могли бы привести сотню разумных доводов, почему нам с ним не нужно встречаться, но я бы не послушала ни один из них. Я бы не ушла. Не оставила его, чтобы мне там ни говорили. А он ушел.
- Ты ведь знаешь, что я умею убеждать, - говорит брат с мрачным смешком.
- А еще я знаю, что Дима не будет делать ничего такого, что противоречит его желаниям, - возражаю я. - Ты не выставлял его из больницы силой. Он знает, где я живу, у него есть мой номер телефона. Но ему это все не нужно. Знаешь почему? Потому что он взвесил все за и против и понял, что я не стою того, чтобы ради меня менять свою жизнь.
- Ника, я думаю все же, что мое вмешательство на него повлияло. Он не хотел уходить. Я зачем-то вспомнил его мать и ту суку, которая так жестоко бросила его…
- Я благодарю тебя за то, что ты сказал мне о вашем разговоре, но своего мнения не изменю, - говорю я тихо, но твердо. - За свои поступки ответственность несем мы сами. Дима свой выбор тоже сделал самостоятельно.
- И в кого ты такая разумная? - с искренним недоумением произносит Кирилл.
Я улыбаюсь и подаюсь вперед, чтобы обнять его.
- Можно попросить тебя об одолжении? - спрашиваю я.
- Все, что угодно, - серьезно отвечает он.
- Ты мой старший брат, и я всегда буду для тебя младшей сестрой. Но я выросла. Не нужно меня опекать.
- Не могу тебе этого обещать, малышка, - говорит он с широкой улыбкой. - Ты действительно всегда будешь для меня младшей сестрой.
Кирилл встает с кресла и, сделав несколько шагов, подходит к двери, как вдруг замирает.
- Ты очень его любишь? – спрашивает он смущенно.
- Ты же знаешь, - говорю я даже не пытаясь скрыть дрожь в своем голосе.
- Примешь обратно, если он придет?
На мгновение я позволяю себе помечтать о несбыточном, но быстро заставляю опуститься с небес на землю. Глубоко дышу, прилагая все силы к тому, чтобы брат не заметил, что на мои глаза снова наворачиваются слезы.
- Он не придет.
44
Дима
Почти всю ночь я не сплю. До самого рассвета мечусь по кровати, прокручивая в голове разговор с Даниилом, и размышляю, прав ли он, что у меня еще есть шанс все исправить. Шанс, пусть призрачный, есть всегда, какой бы безнадежной ни казалась ситуация. А время? Когда я в последний раз общался с Кириллом, он намекнул, что отъезд Ники в Испанию должен состояться в самые ближайшие дни – родители не хотят откладывать. Что если в этот самый момент они уже пакуют чемоданы?
От одной мысли, что вскоре Ника окажется в другой стране, мне становится не по себе. Ощущение такое, словно я вот-вот лишусь части себя, без которой не смогу выжить. Я ведь уже попытался сделать это, но не вышло. Дни, которые я провел вдали от своей белокурой нимфы сложно даже назвать жизнью – скорее это механическое функционирование организма, который обслуживает свои банальные потребности. Но вкуса нет. Нет драйва, огня, интереса. Оказывается, они все это время были в Нике, а я этого просто не замечал. Не ценил так, как она этого заслуживала.
Я не дурак, знаю, что в перспективе без меня ей будет лучше, но мне без нее, теперь я это знаю на собственном опыте, уже никак.
«Правильно и неправильно, вовремя и не вовремя, запомни, Дима, любовь с этим не считается. Я знаю, как страшно испытать подобные чувства, когда ты меньше всего их ожидаешь. Ты просто встречаешь человека, который меняет для тебя все, и ты не понимаешь, что с этим делать. Но если это настоящая любовь, она сама найдет путь», - эти слова сказала мне Мирослава, когда я накануне покидал их с Даней квартиру. А что, если она права?
Я не просил у вселенной тех чувств, которые вызвала во мне Ника, я старательно избегал привязанностей, я не хотел заставить кого-либо страдать и страдать сам. Но если сейчас вдруг все стало реальным – и чувства, и близость, и притяжение – вправе ли я отказываться от них, возможно, лишая себя и ее единственного шанса на счастье?
Сомнения гложут меня изнутри всю дорогу до особняка Гордеевых. Я так и не смог уснуть, и сейчас ранее утро – совсем не время для визитов, но я больше не могу ждать. Я понимаю, что своим побегом из больницы лишил себя права на торопливость и эмоции, но осознав, какой станет моя жизнь без Ники, я уже не готов оттягивать момент объяснения. Она может принять меня или отвергнуть - но я, хотя бы, буду знать, что попытался.
Сонный Кирилл встречает меня у порога. Мне пришлось позвонить ему, и я был готов, что он ответит отказом, но, к моему удивлению, он безропотно открыл для меня и ворота, и входную дверь.
- Ради чего в такую рань приехал? – хмуро спрашивает друг.
- Можешь убить меня прямо сейчас, но к Нике я все равно пойду, - воинственно бросаю я, оттесняя его от входа.
- Зачем?
- Затем, что жизнь без нее – отстой, - говорю раздраженно, а потом вдруг добавляю: – И потому что я ее люблю.
Кирилл изучает меня пару секунд, а потом самодовольно усмехается:
- Какой же ты мудак, Платов, - говорит он и пропускает меня в дом. – Она у себя, но не спит. И не думай, что тебя ждет теплый прием.
Взлетев на второй этаж, я стучу в дверь, за которой скрывается комната девчонки, лишившей меня покоя, и, дождавшись приглашения, захожу внутрь.
Ника сидит на разобранной кровати, заваленной пленками и фотографиями, одетая в смешную пижаму с мишками. Ее длинные волосы рассыпаны по плечам, лицо без следа косметики сияет естественной красотой и молодостью. Только на щеке все еще просвечивает синяк, и я вижу край фиксирующего тейпа, наклеенного от шеи к плечу.
- Мам, я же говорила, что спущусь… - Ника поднимает глаза и замолкает, увидев, кто стоит на пороге.
На какое-то мимолетное мгновение в ее глазах вспыхивает радость узнавания, которая вселяет в меня надежду, но почти сразу же лицо приобретает суровое и неприступное выражение.
В комнате повисает тишина - ни я, ни она не спешим начинать разговор, разглядывая друг друга как противники на ринге. Мне сложно понять, о чем думает и что чувствует Ника, но я ощущаю, что мне хорошо – просто потому, что она рядом, что я могу смотреть на нее, дышать с ней одним воздухом.
- Здравствуй, Ника, - говорю я, не выдержав первым.
- Ты не забыл, как меня зовут? – спрашивает она подчеркнуто равнодушно.
- Тебя сложно забыть, - признаюсь мягко. – Я бы сказал, невозможно.
Для меня эти слова – попытка признания в том, что я без нее не могу, но Ника, очевидно, так не считает. Ее лицо становится еще более замкнутым, а голубые глаза становятся похожи на прозрачные льдинки.
- Зачем ты приехал?
- Есть много причин… - начинаю я, но холодная непреклонность, с которой Ника встречает каждое мое слово, заставляет пошатнуться мою собственную решимость.
Устало тру переносицу, думая о том, что не зря говорят, что любовь делает человека слабее - так неуверенно, как сейчас, я себя не ощущал уже очень давно.
- Помнишь, тот спортивный ролик, который ты смонтировала? - этот вопрос вырывается непроизвольно - я не планировал ничего такого говорить, это сейчас вообще неважно, но в присутствии Ники оказался совершенно выбит из колеи. - Со мной связался их директор. Они хотят еще, хотят тебя Ника.
- Так ты за этим сюда пришел? – спрашивает она. При этом ее глаза гневно вспыхивают, а губы сжимаются в тонкую линию. – Если за этим – мне это неинтересно.