Очутившись в люксе Ивановых, он первым делом огляделся. Вещи могут сказать о человеке добрую половину, если не все. Равно как и обстановка. В номере Валерия Валентиновича беспорядка не было. Все вещи лежали на своих местах. Костюм управляющего аккуратно висел на плечиках. А зачем ему здесь костюм, спрашивается?
Обе кровати были аккуратно застелены, вся мебель на местах. И стол, и стулья, и два кресла. У окна Алексей увидел журнальный столик. На нем — ваза с искусственными цветами. Пепельница. Пустая, ни Валерий Валентинович, ни его жена не курили. Но ничего из обстановки, включая казенные граненые стаканы, Иванов не пожертвовал в общий котел, как все остальные. Он был человеком бережливым и помнил времена суровой бедности, когда едва сводил концы с концами. И привык экономить. А вдруг стакан разобьется? Ложечка чайная потеряется? Придется платить. А зачем платить за других? За разгильдяев? Тем не менее, он сидел за общим столом и пользовался посудой, принесенной из других номеров.
Начальственным жестом Валерий Валентинович указал Алексею одно из кресел: прошу. Они сели. Управляющий глядел настороженно.
— А помните, Валерий Валентинович, как мы с вами беседовали несколько месяцев назад в вашем кабинете? Все возвращается на круги своя, не так ли? — спросил Алексей.
— Как и тогда вы совершенно напрасно лезете не в свое дело. Я не виновен в смерти Павла, как ни при чем был в случае с Александром Сергеевичем.
— Боюсь, на этот раз доказать свою непричастность к убийству вам будет трудно. Против вас развернута целая компания. Не хотите знать поименно?
— Я ничего не хочу знать. Ваша задача, как милиции, оградить меня от клеветы и ложных обвинений.
— Вот уже второй раз в жизни мы с вами беседуем и все об одном и том же: второй раз вы мне внушаете мысль, что я должен вас от чего-то защищать и ограждать. Только никак не могу понять, зачем делать вещи, которые приводят к столь активной неприязни окружающих? Вы сами-то не ощущаете, что происходит?
— Вы по возрасту не подходите для того, чтобы мне читать морали. И вы здесь как частное лицо, — упрямо гнул свою линию управляющий.
— И я не ваш подчиненный. Потому могу вам сказать: берегитесь! И во мне борются сейчас два чувства: желание докопаться до истины и неприязнь к вам лично, как к человеку, совершающему поступки, противоречащие моим понятиям о нравственности.
— Нравственность милиционера отличается от нравственности бизнесмена.
— Вот как? — удивился Алексей. — Почему это одному должна прощаться подлость со ссылкой на какую-то особую профессию? Так можно и киллера простить. Ведь, как говорится, ничего личного. Он был на работе.
— Это крайность. Я уже заметил: вы любите бросаться в крайности. Люди разного рода занятий неравноценны по степени той пользы, которую они приносят обществу. И подход к ним должен быть разный. В том числе и с точки зрения морали.
— Вы, конечно, считаете себя благодетелем рода человеческого, если исходить из того количества гнусностей, которые себе позволяете?
— Как лицо, не уполномоченное вести расследование, можете оставить при себе выводы, касающиеся моей деятельности.
— С вами трудно дискутировать, Валерий Валентинович.
— Вот и оставьте это занятие.
— Вы убили Павла Сергеева?
— Докажите.
— Зачем вы взяли из моей тумбочки кассету с записью того вечера, когда был убит Сергеев?
— Я не брал кассету.
— Вас видел Манцев, и я столкнулся с вами у лестницы. Вы были в моей комнате.
— Мало ли зачем я заходил в вашу комнату?
— Значит, заходили? И на балконе с Пашей стояли?
— Стоял. Но не толкал его. Мы расстались вполне мирно. Поспорили, конечно, но потом договорились.
— Интересно, на почве чего вы нашли общий язык?
— Это не имеет значения.
— Как же так получилось, что вы спорили, разговаривали на повышенных тонах, чуть ли не до драки дело дошло, а потом расстались, чуть ли не друзьями? Что такое произошло на этом балконе?
— Произошло. Повторяю: мы расстались мирно.
— А потом Сергеев вдруг бросился на фанерную перегородку, пробил ее телом и упал к вашим ногам?
— Там, кажется, был кто-то еще.
— Где?
— На балконе.
— Когда?
— Когда я вышел на лестницу, чтобы спуститься вниз.
— Откуда же этот «кто-то» там взялся?
— Не знаю.
— Послушайте, вы человек разумный. Ваше присутствие на балконе подтверждают несколько ваших же сотрудников, вы сами не отрицаете, что там были. И вдруг выдумываете какой-то мифический персонаж, чтобы доказать свою непричастность.
— Паша сам свалился. Он был пьян в стельку, — презрительно сказал управляющий.
— Так был кто-то на балконе или Паша сам? Выберите одну версию.
— Я ничего не хочу выбирать. К смерти Сергеева отношения не имею. Все.
— Валерий Валентинович, вы ведь выбились в люди из самых низов, насколько я понял. Правильно?
— Это никого не касается.
— Просто меня всегда поражал этот парадокс: самыми злыми начальниками и самыми плохими друзьями оказываются бывшие простые смертные. Которые волею судеб получили деньги и власть. Казалось бы, что они, выбившись из нищеты, должны протягивать своим руку помощи, понимать их положение и помогать. Так нет же: пинают и заталкивают еще глубже в грязь. Отчего это? От стыда? Боязнь конкуренции? Это вы правильно опасаетесь: насмотревшись на ваши методы можно кое-чему научиться. Кстати, к вашему двоюродному брату присмотритесь.
— Саша? Причем здесь Саша?
— Да так. К слову. Между прочим, а что у вас с женой произошло?
— Послушайте, не лезьте хотя бы в это. В мою личную жизнь. Я вас выслушал, все, что хотел, сказал, давайте пойдем пить чай.
— Значит, вы не можете дать объяснений случившемуся и становитесь подозреваемым номер один, — тяжело вздохнул Алексей.
— Милиция уже сделала вывод: это несчастный случай. Уголовное дело не будет возбуждено, так что ваши домыслы оставьте при себе.
— Надеетесь списать происшествие на удачное стечение обстоятельств? Я докажу Ирине Сергеевне, что вы убили Павла, и вашей карьере придет конец, а это для вас будет пострашнее тюрьмы. Сами не хотите пойти поискать работу? Интересно, как оценят ваши деловые качества другие владельцы фирм?
Иванов позеленел:
— Вы мне угрожаете?
— Предупреждаю.
— Я на вас в суд подам. За давление.
— А мы поговорим не в рамках расследования. Как частное лицо с частным лицом. Но при Ирине Сергеевне.
— Я этого не допущу.
— Попробуйте.
Алексей с огромным удовольствием хлопнул дверью. Управляющий остался в своем люксе. В холле же народ при появлении Алексея многозначительно затих. Судя по обстановке, сотрудники фирмы что-то оживленно обсуждали, но не хотели, чтобы он принял в этом участие. Леонидов не стал настаивать, сел на диван и попросил себе стакан чаю. Женщины, суетившиеся у стола, вызвались его обслужить. Ольга Минаева лично, своими прелестными ручками заварила чай. Барышев принес стакан обессилевшему другу, сел рядом и стал намазывать икру на черствый кусок хлеба.
— Ну что, убедился?
— В чем?
— В том, что это Валера?
— Что ж ты так переживаешь, Серега? Тебе-то не все равно?
— Аньке там работать. Иванов ее сожрет, если придется собственную жену уволить, а мою взять.
— Ты же хороший парень, а такой корыстный, как оказалось.
— А то! Ветряные мельницы я давно уже победил. С тех пор, как у меня появилась жена, я, Леша, очень изменился. По мне, так лучше бы она совсем не работала, но, если рвется, так моя обязанность позаботиться о том, чтобы с этой проклятой работы она приходила в состоянии нормально реагировать на меня и мои потребности. А не орать и не бить посуду.
— И ты готов любыми способами убрать Иванова?
— Я готов воспользоваться тем, что случилось. Такой случай может больше и не представиться. Неужели ты сам еще не понял, какая это скотина?
— Понял еще раньше тебя. Только мы не имеем права лишить человека шанса. А если он не убивал?
— А, может, ты вспомнишь, что он никому шансов не давал? Я уже был свидетелем истерики любимой женщины. Больше не хочу.
— Ничего личного? — усмехнулся Алексей.
— Что?
— Против управляющего ты ничего не имеешь. Но жена должна работать в хорошем и дружном коллективе.
— Именно, — кивнул Серега.
— Извини, но я помочь тебе не могу. Что-то мне подсказывает, что Иванов Пашу не убивал. Я, его, конечно, припугнул, но… Дело, Сережа, закрыто. Уголовное дело. Дальше уже дело совести.
— У него нет совести, — тихо сказал Барышев.
— Что тут поделаешь?
— Я так понимаю, что ты ничего не будешь делать?
— Слушай, отстань. Ты весь день меня дергаешь: Леха туда, Леха сюда, Леха на лыжню, Леха в бассейн, Леха фас Иванова. Может, без моего участия что-нибудь предпримешь?
— Ладно. Понял вас, капитан. Разрешите идти?
— Да сделай одолжение: исчезни.
— Есть!
Барышев вскочил с дивана. Лицо у него было злое. Алексей пил чай и чувствовал во рту горечь. Люди есть люди. И ничего здесь не изменишь. Ну что ему нажаловаться Серебряковой? Кстати, Ирина Сергеевна здесь, вышла, наконец. Выглядит неплохо, только очень уж бледна. Кивнула ему приветственно, а во взгляде немой вопрос: ну и как? Ваша фирма, вы и решайте.
Выпив чай, Алексей вдруг начал зевать. Время меж тем было не такое уж позднее. До полуночи еще далеко. Но ему нестерпимо хотелось спать. И только спать.
Умаялся. Пробежка, бассейн, лыжи, волейбол… Серега все это нарочно организовал. Чтобы к ночи у него уже не осталось сил. Сил для чего?
Чтобы не отключиться здесь же, на диване, он ушел в свою комнату. «Полежу, часок-другой и выйду», — подумал, укладываясь на кровать. И закрыл глаза. Больше он уже ничего не помнил.
Глава 7НОВЫЙ ДЕНЬ И НОВЫЕ НЕПРИЯТНОСТИ
«Что это было?» — подумал он, открыв глаза. Голова была тяжелой, меж тем, вчера за ужином он не пил ничего, кроме чая. За окном еле-еле серел рассвет.