дно, позор ему, а не жене. Всем всегда и все достается поровну, запомните это. Если бы люди могли меняться друг с другом своими ношами, они бы поняли, что беды у них разные только по сути, но не по весу… Спасибо, что вы пришли сюда извиниться, могли бы просто сделать вид, что ничего не случилось. Тем более, что мы с вами завтра расстаемся. Окончательно. Не думаю, что придется где-нибудь еще пересечься, так что можете не терзаться: завтра все кончится.
— Да? Так вы не будете искать, кто убил Пашу и Валеру?
— Я похороню эту тайну в глубине своей оплеванной души! — торжественно заявил Леонидов, положив руку на тарелку с остатками бутербродов вместо положенной Библии. — Клянусь! Вы успокоились?
— Не знаю. Как-то не по себе.
—А это, милочка, совесть. Грызет червячок-то?
— Меня просто знобит. И токсикоз.
— Ну да. Идите к себе в номер, может вас вырвет.
— Фу!
— А что? Не держать же в себе всю эту дрянь?
— Да? Так я пойду. Спокойной ночи.
— Где уж. Покой нам только снится, — пробормотал ей вслед Леонидов, плотнее закутываясь в одеяло.
Реверансы Эльзы были ему не вполне понятны. Что она там задумала? Неспроста этот визит. И перемена показаний неспроста. Здесь кроется какая-то тайна. А тайны Леонидов обожал. И, видимо, не он один.
Когда Эльза скрылась в своем номере, и раздался скрежет ключа в замочной скважине, он громко и отчетливо сказал:
— Татьяна, выходите! Там дует у двери.
Раздался скрип двери, которая после его слов открылась, и жена трагически погибшего управляющего Валерия Иванова неуверенно вышла в холл. Пытаясь приглядеться в темноте.
— Диван здесь, — сказал Алексей. — И я на диване тоже здесь.
— Как вы узнали, что я подслушиваю? — спросила Татьяна, подойдя к дивану. И опускаясь на место, еще не остывшее от сидения на нем Эльзы.
— Во-первых, у меня тонкий слух. Я уловил, как скрипнула дверь. Во-вторых, вы громко дышите. А в-третьих, я ни за что не поверю, что резкая смена настроения Эльзы обошлась без вас. Вы следите за тем, чтобы она чего-нибудь лишнего не сболтнула? Ну и как? Она справилась?
— Откуда вы знаете, что это я ее уговорила?
— Вчера при выносе тела вы так по-семейному держались рядышком, — скромно сказал Алексей. — А еще поутру за волосы друг друга таскали. Значит, нашли-таки общий интерес?
— Я все равно ее ненавижу. Ненавижу!
— Не сомневаюсь. Но что-то вам от нее надо?
— Не ваше дело.
— Как это оригинально! Вы, сотрудники фирмы «Алексер», словно сговорились. «Это не ваше дело!» — слышу я от каждого. Получается, что ничье дело не мое. Сам-то понял, что сказал? — и он тяжело вздохнул. — Хорошо, пусть и это будет не мое дело. Бедная Эльза! Как она любила вашего мужа! Безумно любила! Даже ребенка от него оставила, хотя ей, бедняжке, тяжело придется. Вот это любовь! В наше время редкость.
Он так расчувствовался, что чуть слезу не пустил. Но ожидаемый эффект был достигнут: Татьяна разозлилась.
— Что? Любовь? Да вы ничего не знаете! Она мерзавка! Она жадная, расчетливая тварь! А какой прикинется овечкой: ах, как мне тяжело кормить семью, ах, как я любила бедного Валеру! Если бы любила, ни за что бы не согласилась отдать мне ребенка.
— Как это отдать? — опешил он.
— Очень просто. Были бы деньги, можно все устроить. Она будет беременной ходить, а я подушку на живот навешу. Всем знакомым скажу, что жду ребенка от Валерия, потом мы ляжем в один роддом, она родит и сразу подпишет все бумаги, а ребеночка заберу я. Мы ей с мамой много заплатим. А маленький будет похож на Валеру. Так что вопросов ни у кого не возникнет. Про суррогатных матерей слышали?
— Вы что, это серьезно?
— А зачем ей ребенок? Сами слышали, что им жить не на что. Когда она замуж должна была выйти за Сашу Иванова, это всех устраивало, а теперь что? Да ей мама житья не даст! Им только деньги нужны, а если все на ребенка уходить будет? Вы знаете, сколько все это стоит? Коляска, памперсы, детская одежда, роды, а если у Эльзы молока не будет? Детское питание такое дорогое! Да что сейчас не дорого? А мы с мамой все устроим по лучшему разряду: хороший роддом, отдельная палата, со мной, конечно, на другой койке, полноценное питание, лекарства. С работы я все равно теперь уйду: что там делать? Знать будут только те, кто работает на фирме, да мы с ними просто не будем встречаться. И общаться. Я живу в другом районе, в элитном доме, у нас в подъезде охрана. Это другой мир и другая жизнь. Все знакомые будут уверены, что это мой ребенок.
— Долго вы ее уговаривали?
— Кого, Эльзу? Она не дура. Сразу поняла, что такой шанс не часто выпадает. Им же денег постоянно не хватает, а так, положат доллары в банк, будут неплохо жить на проценты. Да и затрат никаких. Ни затрат, ни хлопот. Я и на самом деле не могу иметь детей. У меня… Да вам этого не понять… И лечилась, и в больницах лежала, чуть ли не к кровати привязывали. Пять раз уже пробовала. Врачи сказали, что ничего с этим не сделаешь, а мне скоро тридцать. Чужого ребенка я не хочу, мало ли кто попадется, если будешь усыновлять? А тут от собственного мужа, да и у Эльзы с наследственностью все в порядке.
— Вы уже и справки навели?
— А что? Я хочу нормального, здорового ребенка, что тут плохого? У меня есть средства, чтобы его вырастить.
— Мамины средства. А если с ней что-то случится, не пожалеете, что взяли ребенка? Все-таки не свое?
— Я работу всегда найду, у меня хорошее образование, — сухо сказала Татьяна. — А отдельная квартира у меня есть. Трехкомнатная, между прочим, и шикарно отремонтирована. И дача есть, и машина, и деньги на счету у родителей. Они будут рады внуку. Я уже все решила.
— Как же можно отдать своего ребенка? Животные, и то понимают, что свое. А тут продать. За деньги. Я не верю, что мать может так поступить.
— Как хотите, — пожала плечами Татьяна. — Я вам все это рассказала, чтоб вы этой святоше не очень-то верили. У нее только личико умильное, а на самом деле она дрянь. Я ее ненавижу.
— Таня, ну сколько можно? Вы же теперь партнеры, если можно так выразиться. Сколько месяцев вам ее еще терпеть? Шесть?
— Почти. Я переживу.
— Не сомневаюсь. Скажите, а вы принимали участие в убийстве мужа или только соврали? Что видели, как он упал с балкона.
Она растерялась. Замялась и неуверенно сказала:
— Он же покончил жизнь самоубийством…
— Ну, это официальная версия. Как все было-то? Поделитесь, раз уж такой разговор пошел. Откровенный.
— Ничего я не скажу! — И она вскочила с дивана. — Ничего я не знаю! Что просили, то и сказала! А зачем он со мной так? Чем я хуже Эльзы? Не красавица же! И дрянь! Дрянь!
— Тише, Таня. Не кричите. Не утонет в речке мяч. Не надо никого будить. Пожалейте свои и мои нервы, им и так досталось за эти выходные дни. Я вам верю, идите спать. Эльза больше не вернется, сегодня уже нет необходимости ее караулить. Идите.
— Все равно я не усну. Мне страшно, — шепотом сказала из темноты Татьяна.
— Еще бы! Сколько месяцев мучиться! Ведь Эльза в любой момент может передумать. Вдруг, в ней проснется запоздалый материнский инстинкт?
Татьяна кинулась прочь, наткнулась в темноте на угол стола, ойкнула…
— Осторожнее, — сказал Алексей. — Берегите себя. Вам еще рожать.
Она выругалась. Алексей задел за больное. Возможно, что когда подойдет срок рожать, Эльза ребенка не отдаст. «Могла бы и спокойной ночи пожелать. Из вежливости. Вот ведь! Образованная, а невоспитанная!, — подумал Леонидов, переворачиваясь на другой бок. — Ну, прелюдия кончилась, кто следующий? Две дамы — это слишком уж скромно. Хотелось бы, чтобы к утру у меня появился выбор…»
Словно в ответ на его мысли в коридоре раздались осторожные, но уверенные шаги. Твердые шаги.
«Мужчина. Уже лучше», — подумал Алексей и невольно напрягся. Надо было положить под подушку топор. Черт! Ну откуда здесь топор?
— Не спите? Черт, сигареты где-то забыл! А так курить хочется! — ругнулся Манцев, шаря в сумерках по столу.
— Не ваши? — спросил Леонидов, протягивая ему пачку «Кэмела».
— Похоже на то. Что, тоже не спится?
— Так. Лежу, думаю.
— О чем?
— О смысле жизни. Не приходилось?
— Нет, я все больше о женщинах… Можно я присяду? Сосед спит, в номере курить нельзя. Я здесь, пожалуй. Рядом с вами.
Манцев щелкнул зажигалкой. Огонек осветил его лицо. Почти красивое. Мужественное, с твердым волевым подбородком.
— Ну, вы, Костя, мужчина холостой, вам позволительно, — сказал Алексей и осторожно добавил: — хотя ваш выбор я не одобряю.
— Вы про Ольгу? — удивился Манцев. — А мне показалось, что вы ей симпатизируете.
— Ольге-то я действительно симпатизирую, но вашей даме сердца нет. Откровенно не симпатизирую.
— Послушайте, вы что-то путаете. Вся фирма знает, что я ухаживаю за Ольгой Минаевой.
— Ухаживали. Пока ваша мечта была занята и вы не имели средств для ее содержания. Но теперь, похоже, фортуна переменилась. Заступайте на вахту, Костя. Я ваш выбор не одобряю, но вам, похоже, это по барабану. Как и то, что скажет Оленька.
— Вот как, — усмехнулся Манцев. — А ты, сыщик, сообразительный! Что же касается Ольги… Она мне взаимностью не отвечала, переживет. Ольга слишком умная, с ней тяжело. Зачем красивой женщине мозги? И это глупое желание на всех влиять? Я знал одну девушку, которая на этом обожглась. Потому что хотела влиять на покойного Серебрякова. Царствие ей небесное! Как и ему. Ольга слишком уж напрягает. С ней чувствуешь себя каким-то ущербным: все время надо себя контролировать. Дабы не ляпнуть какую-нибудь глупость, показать свою необразованность. А то в ответ вечные подколки да смешки.
— Да, с Норой вам будет гораздо интересней. Она умеет говорить то, что хотят услышать мужчины. Опыт, знаете ли, большой.
— А ты откуда знаешь? — подозрительно спросил Манцев. Алексей, с трудом сдерживая смех, сказал:
— Костя, я на эти грабли уже наступал.
— А подробности?