– То, что случилось с Андреем, не было несчастным случаем. Его джип оказался заминирован. Понимаешь? Кто-то хотел его убить. И не спрашивай меня, почему. Я не знаю. Но ты, Катюша, готовься – тебя станут допрашивать. Мы сейчас все под подозрением, не только Сема. А в свете выяснившихся обстоятельств к тебе будет особенно пристальный интерес.
– Каких обстоятельств?
– Я сейчас отвезу тебя в больницу к Сергею Алексеевичу. У него случился сердечный приступ. – Егор избегал смотреть ей в глаза, рассеянно барабанил пальцами по рулю. – Будет лучше, если он сам тебе все расскажет…
Он изменился, всего за сутки из ухоженного, поджарого мужчины превратился в дряхлого старика, скорее в тень себя прежнего. На лице, похожем на восковую маску, живыми оставались только глаза, такие же синие, как у Андрея…
– Здравствуй, Катерина. – Он говорил очень тихо.
– Здравствуйте, Алексей Сергеевич. – Катя коснулась его широкой ладони. Она должна была ненавидеть этого человека, но сейчас, перед лицом трагедии, сломившей их обоих, ненависть куда-то исчезла.
– Егор тебе все рассказал?
– Да. – Она вдруг поняла, что больше не находит в себе сил заплакать, что терзающую ее боль нечем гасить…
Алексей Сергеевич долго всматривался в ее лицо, словно хотел прочесть ответ на какой-то только ему одному известный вопрос. Катя ждала. Наконец он кивнул, устало прикрыл глаза, и она внезапно поняла, что ему тоже нечем гасить свою боль, что свои слезы он выплакал задолго до сегодняшнего дня.
– Я был плохим отцом и плохим дедом, – сказал дед, не открывая глаз. – Я не смог уберечь своих мальчиков. Хотя, видит бог, я очень старался. Андрей, он ведь до последней минуты считал меня своим врагом, а я всегда желал ему добра. Я хотел заставить его забыть свое прошлое, а он из какого-то глупого мальчишеского упрямства сопротивлялся. Как же меня это злило! Шрам, бритый череп, мотоциклы… Он чувствовал это и делал мне назло… Он не хотел забывать, кем он был, и не позволял забыть мне. Ты понимаешь, зачем я все это рассказываю? – Он открыл глаза.
Катя покачала головой.
– Я хочу, чтобы ты знала, каким человеком являлся твой муж. Ты ведь сбежала, когда узнала правду о его прошлом? Можешь не отвечать. Я уверен, что это была лишь часть правды, и не хочу, чтобы ты плохо думала о нем теперь… после его смерти. Это неправильно и нечестно по отношению к его памяти.
– Я не…
– Потом! – Он властно взмахнул рукой. – Сначала я расскажу тебе, каким на самом деле был мой внук, а потом ты будешь решать, как жить дальше.
Он рассказывал скупо, без эмоций – только голые факты, но Кате и этого хватило. Она не сомневалась, что плохо знает своего мужа, но даже подумать не могла, насколько плохо… И еще, она ошибалась, когда думала, что у нее не осталось больше слез…
– …Я могу лишь догадываться о том, что происходило между вами все эти месяцы. Думаю, много разного происходило, точно знаю одно – он любил тебя. Никогда ни одну женщину он так не любил. Наверное, это была не та любовь, которой ты ждала, но это лишь оттого, что Андрея никто не научил, как нужно любить. Я не научил…
Алексей Сергеевич долго молчал, а когда снова заговорил, Катя уже знала, что он скажет.
– А теперь я хочу поговорить о том единственном, что у меня осталось – о твоем ребенке, моем правнуке. Не бойся, я больше не стану повторять старых ошибок. В любом случае решение останется за тобой.
– Какое решение?
– На днях я оформил свою компанию и все дочерние фирмы на Андрея, решил, что он уже готов… Но он погиб, а ты его жена.
– Я не хочу! Мне не нужна ваша компания! – Катя встала, отошла к окну, в которое уже заглядывала черная декабрьская ночь. – Не такой ценой…
– Не торопись. Подумай о своем ребенке, о тех перспективах, которые у него появятся.
– О каких перспективах вы говорите?! – Катя сорвалась на крик. – О перспективе умереть в расцвете сил из-за этих чертовых денег?!
– Я дожил до преклонных лет.
– А Андрей не дожил! – Она уткнулась лбом в стекло.
– Бедные тоже умирают. А деньги – это свобода. Что стало бы с твоим племянником, если бы ты не нашла денег на операцию? Что может случиться с тобой или ребенком? Я стар, мне нужен покой и тихие стариковские радости. Кроме тебя, у меня никого больше нет. И да, я меняю деньги на правнука. Это честная сделка.
Еще одна сделка… Он ведь так ничего и не понял. Не понял, что нельзя измерить деньгами любовь. Или просто разучился любить просто так, ни за что?
– Теперь ты и твой ребенок наследники моего состояния.
Мысль, яркая и страшная в этой своей яркости, вдруг вспорола черноту ночи и Катино сердце заодно.
– Если я наследница, значит, мне выгодна эта… – Она не договорила, обхватила себя руками за плечи, а потом, собравшись с силами, продолжила: – Вы не боитесь, что это сделала я?
– Боюсь. – Он кивнул. – И поэтому мои люди все проверят. Каждый твой шаг, каждый контакт, каждый телефонный звонок, каждое сообщение в Интернете. – Теперь дед стал похож на себя прежнего, всемогущего и беспощадного в этом своем всемогуществе. – И если вдруг окажется, что ты причастна…
– Я непричастна.
– Мне хочется в это верить, потому что мне больше не во что верить. И терять мне тоже больше нечего. Не разочаровывай меня, девочка, очень тебя прошу…
Где ей было взять силы? Силы, просто чтобы выстоять. Не ради себя, ради своего ребенка. На чужие ожидания ее сил точно не хватит…
– Я сейчас говорю ужасные вещи. – Алексей Сергеевич не сводил с нее взгляда. – Тебе страшно, я понимаю. Но я все равно должен узнать, кто убил моего единственного внука. И я узнаю.
– Я хочу его увидеть… попрощаться. Где он?
– Когда… тело… – Сергей Алексеевич сжал кулаки, – отдадут, ты простишься. Я сообщу дату похорон, а теперь иди. Нам обоим нужен покой…
С того момента, как Егор сообщил ей о гибели Андрея, жизнь раскололась на две половинки: «до» и «после». Сначала были только боль и неверие, а потом, когда первая черная волна схлынула, осталось серое оцепенение. Катя оказалась слабее, чем думала. Теперь каждое утро ей приходилось заставлять себя жить. Закутавшись в свитер, так и не подаренный Андрею, она бродила по пустой квартире: слушала его диски, по несколько раз на дню разбирала и складывала его одежду, сидела в его кресле, спала на его стороне кровати. Как психиатр Катя понимала, что так нельзя, что нужно взять себя в руки, но ничего не могла с собой поделать. Она жила прошлым: сожалела о несказанном, о несделанном, о том, чему никогда не суждено сбыться. Даже мысли о ребенке не могли выдернуть ее из серого мира несбывшегося.
Каждый день ее навещали Лиза и Егор. Сергей Алексеевич выписался из больницы и настойчиво приглашал Катю пожить в замке. Катя обещала и тут же забывала о данном обещании. Несколько раз с ней разговаривал следователь и присланный Стариком серый невзрачный человечек. Серый человечек был страшнее и въедливее следователя, задавал неприятные вопросы, не щадил чувств, но Катя его не боялась и не винила. У каждого своя работа…
Она возвращалась в реальный мир, только когда Егор отвозил ее на могилу Андрея. На кладбище время останавливалось. Катя часами сидела на мраморной скамейке, не обращая внимания на снег и холод. Иногда Егору приходилось силой уводить ее к машине. Он злился, кричал, что так нельзя, а она знала, что только Егор может понять ее боль. Она не обижалась, она зарывалась лицом в воротник его пальто и плакала. Только с ним она могла плакать. А потом он поил ее горячим чаем из термоса и отвозил домой…
– …Катя, так больше нельзя! Месяц прошел, а ты все проваливаешься и проваливаешься… – Егор мерил шагами гостиную. – Не думаешь о себе, подумай о Лизе с Денисом. О своем ребенке подумай, в конце концов!
Катя сидела в кресле, поджав под себя ноги, и смотрела в окно. За окном мело, зима выдалась снежная.
– Все, Катюша. – Егор присел перед ней на корточки, заглянул в глаза. – Собирайся, я отвезу тебя к Сергею Алексеевичу.
Она погладила его по тронутым сединой волосам, тихо сказала:
– Завтра сорок дней.
– Поэтому ты должна быть вместе с теми, кто любил Андрея. Сергею Алексеевичу тоже тяжело, Катя, помоги ему. Собирайся!
Домашний телефон зазвонил, когда они были уже на пороге.
– Не отвечай, – сказал Егор. – Это, наверное, журналисты.
Но Катя все равно сняла трубку.
– Радуешься?..
– Кто это? – Она уже знала, кто, но все равно спросила.
– Помнишь, какой завтра день? Как ты посмела его убить, тварь?!
– Кто это? – Егор в два шага оказался рядом, заглянул в лицо. Катя покрепче сжала трубку, словно он мог ее отнять.
– Я приду к тебе сегодня, и ты расскажешь мне, как ты его убивала! Слышишь меня?! Готовься! – звучало из трубки.
– Перестань! Я не…
– Довольно! – Егор нажал на рычаг отбоя, осторожно разжал онемевшие Катины пальцы. – Кто звонил?
– Колесникова.
– Что она хотела?
– Встретиться… Она хотела встретиться. Она думает, что это я убила Андрея. Интересно, сколько еще людей так думает? – Катя вымученно улыбнулась.
– Никто так не думает! – Егор обнял ее за плечи. – А Колесникова просто дура! Не принимай ее слова близко к сердцу. Если бы ты была… – Он осекся. – Если бы возникла хоть тень подозрения, Сергей Алексеевич не сделал бы того, что сделал.
Да, Сергей Алексеевич сделал то, что сделал, настоял на своем. И Катя сдалась. Не потому, что дед умел убеждать, а потому, что ей теперь было все равно. Егор сказал, что это пройдет, но Катя ему не верила. Серый мир несбывшегося лишал ее не только эмоций, но и сил.
Теперь в замке у нее была своя собственная комната, та самая – неуютная и неприветливая, с окнами-бойницами. Катя сама выбрала это жилище, и Старик не стал спорить. Ему хватало победы в главном, мелочи его не интересовали. А Кате не хватало Семы.
Сема теперь являлся подозреваемым номер один, но она не желала этому верить. Тому, что Сема исчез, должно найтись какое-то разумное объяснение. Он не мог убить Андрея. Только не он. У него не было мотива. Или был?.. Что она знает о Семе? Что она знала о своем муже? Кто она такая, чтобы судить?