Ди-Ди снова поджала губы. В какой-то момент мне показалось, что она откажется. Все-таки она не преувеличивала, я лично видела, как тошнит пациентов после сеансов физиотерапии. Ей нужно не просто пошевелить поврежденной рукой, нужно воздействовать на каждую нервную клетку. Отрывной перелом – один из самых болезненных. По крайней мере, так мне говорили.
Детектив Уоррен подвинулась на самый краешек стула. Наклонилась вперед, свесила руку вниз. Физиотерапевты в шутку называют это слоновьим хоботом. Даже столь простое движение подняло в пациентке волну боли. Она резко вдохнула, затем выдохнула. Над верхней губой уже выступил пот.
– Что вы чувствуете? – спросила я.
– Так вот как вы развлекаетесь? – грубо отозвалась она. – Сами боль не чувствуете, так решили подпитываться от других?
– Детектив, по шкале от одного до десяти, на сколько вы оцениваете свою боль?
– Четырнадцать!
– Кричите.
– Что?
– Вы меня слышали. До сих пор вы боролись с болью именно этим способом. Продолжайте. Можете наорать на меня. Назовите меня сукой, извращенкой, мразью. Только подумайте, с одной стороны я, человек, который никогда не чувствовал боли даже от пореза бумагой. А с другой стороны вы – человек, буквально утопающий в море физической агонии. Гнев, Ди-Ди, – вот ваше лучшее лекарство. Можете оторваться по полной, вряд ли вам удастся меня удивить.
И она закричала… Ругательства, перемежающиеся стонами, воплями, рыком… Я решила дать ей несколько минут. Пока Ди-Ди покачивала рукой из стороны в сторону, как приведенный в действие маятник, ее лоб весь покрылся испариной. В перерыве между ругательствами слышалось только тяжелое дыхание.
– Остановитесь, – сказала я.
– Что? – Пациентка даже не посмотрела на меня. Ее взгляд был сосредоточен в одной точке на ковре. От боли глаза практически остекленели.
– Оцените свою боль по шкале от одного до десяти.
– В смысле? Вы только что заставили меня сделать дюжину маятников. А я уже сделала пятнадцать! Или восемнадцать! А то и все двадцать! Что еще вам от меня нужно?
– Ругательства вам помогли?
– Какого черта? – она подняла глаза, ее лицо стало пепельно-серого цвета.
Я непреклонно продолжила:
– В течение нескольких последних минут вы облекали боль в конкретную форму и изливали весь свой гнев. Теперь вам лучше?
– Конечно нет! Мы с вами прекрасно знаем, что физиотерапия хуже предсмертных мук. Разумеется, мне не стало…
– Хватит.
Ди-Ди открыла было рот, словно собиралась возразить, но потом снова закрыла и молча уставилась на меня.
– А теперь я хочу, чтобы вы сделали несколько круговых движений рукой. Не так уж это и трудно, правда? Тридцать секунд по часовой стрелке, тридцать секунд – против часовой. Занимайте исходную позицию, и теперь, вместо того чтобы кричать, дышите одновременно со мной. На счет «семь» мы делаем вдох, задерживаем дыхание на три секунды, делаем выдох. Итак, начинайте.
Ди-Ди ругнулась и вытянула вперед левую руку.
– Не забывайте, детектив Уоррен, вы сами ко мне пришли. И у нас с вами еще сорок минут.
Пациентка продолжала с вызовом смотреть на меня, по ее лицу струился пот. Затем медленно, но верно по моей команде она сделала глубокий вдох.
– А теперь, – твердо сказала я, – повторяйте за мной: «Спасибо, Мелвин».
– Гребаный Мелвин!
– Спасибо, Мелвин, – продолжила я. – Мне больно, но я знаю, что ты просто выполняешь свою работу. Я слышу тебя, Мелвин, и ценю тот факт, что ты пытаешься помочь мне защитить плечо.
С трудом переводя дыхание, Ди-Ди повторила за мной, добавив от себя несколько слов, мало напоминающих похвалу. Затем сквозь стиснутые зубы она продолжила:
– Слушай, Мелвин, спасибо тебе, конечно, что постоянно напоминаешь, в каком я дерьме. Однако доктор попросила меня выполнить это упражнение, оно поможет руке восстановить подвижность, поэтому прошу тебя: пусть мы оба знаем, что дело дрянь, но помоги мне. Мы ведь одна команда, верно? Помоги мне пройти через это, Мелвин. Мне нужна обратно моя рука. Мне нужна обратно моя рука, понимаешь?
Я попросила Ди-Ди сосчитать до тридцати. Затем попросила ее вращать рукой в другую сторону и снова считать до тридцати. Мы повторили упражнение еще несколько раз. Я говорила ровным голосом, помогая Ди-Ди контролировать дыхание и подсказывая, какие слова подобрать для Мелвина. Она, конечно, высказывалась более яростно, пока наконец…
– Спасибо, Мелвин, – в который раз повторила я. – Спасибо за помощь, спасибо за то, что ты заботишься о моем теле. Теперь все кончено, нам обоим нужно отдохнуть. Ты хорошо поработал, молодец.
Я замолчала. Ди-Ди выпрямилась и неуверенно посмотрела на меня.
– Больше никаких «маятников»?
– Больше никаких «маятников». Итак, по шкале от одного до десяти, пожалуйста, оцените свою боль.
Ди-Ди долго не сводила с меня глаз, затем несколько раз моргнула и ответила:
– Больно.
Я молчала.
– Не могу сказать, что боль волшебным образом испарилась. Плечо пульсирует, левая рука отваливается. Я даже не уверена, что смогу пошевелить пальцами, настолько они распухли и горят огнем.
Я по-прежнему хранила молчание.
– Восемь, – в итоге сказала она. – Я бы оценила ее на восьмерку.
– Вы всегда себя чувствуете на восемь после упражнений?
– Нет. Обычно я бы уже валялась на полу.
Детектив Уоррен нахмурилась и коснулась лба здоровой рукой.
– Не понимаю, – только и проговорила она задумчиво.
Я пожала плечами.
– Вы облекли боль в определенную форму. Вы обратили ее в гнев, который, как я понимаю, самая близкая для вас эмоция. Затем вы начали кричать, ругаться… Из-за этого ваш пульс участился, началась одышка, подскочило кровяное давление. Звучит иронично, но ваше физическое состояние только ухудшилось. Я пожелала, чтобы вы, наоборот, заглянули внутрь себя. Сосредоточились, попробовали восстановить дыхание, нормализовать пульс и стабилизировать давление. Все это, в свою очередь, ослабило нагрузку на нервную систему и увеличило болевой порог. Именно поэтому в течение многих веков женщин, готовящихся стать матерями, и начинающих йогов обучают специальным дыхательным упражнениям.
Ди-Ди закатила глаза.
– Я рожала сама, – буркнула она, – и до сих пор помню эти дыхательные упражнения. Но роды – дело нескольких часов, а тут…
– К тому же, – спокойно продолжила я, – если вы наладите отношения с болью, то сможете полностью подчинить себе свой организм, выйти за пределы его возможностей. Принятие – это первый шаг на пути к успеху. Думаю, вы только что сами поняли: когда вы беседуете с Мелвином, вам становится лучше, а когда ругаете его – хуже.
– Но мне не нравится Мелвин.
– Разве это значит, что вы не в состоянии хотя бы уважать его? Ценить его роль?
– Я хочу, чтобы он ушел.
– Почему?
– Потому что он слабак. Ненавижу слабаков.
Я скрестила руки на груди.
– Тогда меня вы должны любить. Я не чувствую боли, а значит, мне неведома слабость.
– Это не одно и то же, – немедленно заметила Ди-Ди.
Я подождала, пока она продолжит.
– Я имею в виду, что если вы не чувствуете боли, это вовсе не делает вас сильной. Может, даже наоборот. Вам не с чем бороться, вы не можете полноценно сочувствовать людям, которым больно.
Уоррен сердито вздохнула:
– Ущипните меня. Вы хотите заставить меня сказать, что Мелвин на самом деле хороший, что боль имеет свои плюсы, закаляет характер и все такое. Вы используете для этого свою реверсивную психологию. Чего вы, мозгоправы, только не сделаете, чтобы все было по-вашему…
– Рада слышать, что вдобавок ко всему я еще и бессердечная, – невозмутимо вставила я. – Но если по правде, полезен ли Мелвин?
Детектив закусила нижнюю губу:
– Ну, он пытается защитить меня от новых повреждений. Я понимаю.
– Можете вы научиться проявлять к нему уважение хотя бы за это?
– Могу.
– Можете вы меньше ругать его и время от времени хвалить?
– Не знаю. А он будет дарить мне взамен цветы?
– Это вряд ли. Но есть вариант получше: он будет нежно щекотать вам ушко, а не больно жалить в плечо.
– Левая рука все еще болит.
– Потому что ваша плечевая кость все еще сломана.
– Но я не считаю себя… – Ди-Ди замолчала, явно подыскивая подходящие слова. – Не считаю себя сумасшедшей. Вряд ли я вот-вот потеряю последние остатки разума…
– То есть все под контролем?
– Да, именно.
– Как сторонник модели семейных систем, я бы сказала, что вы наконец приняли ту частицу себя, которую раньше так ненавидели, – своего Изгнанника. Теперь ваше «Я» является более целостным и может самостоятельно контролировать ситуацию.
Ди-Ди снова одарила меня взглядом.
– Признаюсь, дыхательные упражнения – полезная штука, и с Мелвином разговаривать не так уж плохо. Принятие, работа над телом… хорошо, я согласна. Если это сработало с кучкой спортсменов, то почему бы не попробовать.
Я улыбнулась:
– Самовоспитание – хорошая вещь, Ди-Ди. Представляю, как тяжело приходится семейной женщине, да еще с такой работой, как у вас. Но про себя забывать тоже нельзя. Мази, лекарства и прочее – все это лучше, чем ждать, пока кто-нибудь пришлет вам букет цветов.
Ди-Ди рассмеялась и поднялась со стула, когда у нее зазвонил телефон. Детектив посмотрела на номер, а затем на меня.
– Я должна ответить, вы не возражаете? – И она указала на дверь в приемную.
Я кивнула. Детектив тут же поднесла телефон к уху и вышла из кабинета. Я пока решила заняться бумагами. Однако, раскладывая бесконечную кипу документов, я непроизвольно прислушивалась. Я не чувствую боль, но с любопытством у меня все в порядке.
– Нашли совпадение по ПЗООП? Серьезно? – доносился взволнованный голос из пустой приемной. – Многочисленные жертвы, снятие кожи сразу после убийства… В собственном шкафу? Господи, да он больной… Погоди, о чем ты? Что значит давно уже мертв?
Я почувствовала, как по телу побежали мурашки. Опустив взгляд на стол, среди тонны бумаги я увидела сегодняшний выпуск газеты. «Две женщины, – значилось на первой полосе, – убиты в собственных постелях». «Никогда не видел ничего подобного», – заявил детектив, пожелавший остаться неизвестным». А я видела. На фотографиях из старых полицейских отчетов. Только те убийства были совершены человеком более жестоким… Гораздо более жестоким…