– Думаете, она следит за вами? Или, если говорить точнее, просит кого-то за вами следить?
– Даже не знаю, что и думать.
– Сто пятьдесят три, – напомнила Уоррен.
Я покачала головой:
– Не знаю, что это означает.
– Может, это как-то связано с Гарри Дэем?
– Не знаю. Надо будет перечитать его дело.
– Сами займетесь?
– Сразу же, как только приеду домой.
– Отлично. А пока давайте поговорим с суперинтендантом МакКиннон. Если кто-то и знает, каким образом ваша сестра сообщается с внешним миром, то это она.
Суперинтендант удивительно легко отнеслась к просьбе:
– Контактировать с внешним миром? Послушайте, некоторые заключенные умудряются сексом заниматься в одиночном заключении. Болтовня волнует нас меньше всего.
По словам суперинтенданта, существует огромное количество хитроумных способов, благодаря которым заключенные могут обмениваться друг с другом сообщениями. Хоть Шана и находилась под строгим наблюдением, она регулярно брала книги из тюремной библиотеки, заказывала вещи в тюремной лавке и трижды в день получала поднос с едой. Для заключенных каждая такая операция является возможностью отправить или получить сообщение, будь то клочок бумаги с наскоро нацарапанным посланием или тщательно продуманный шифр.
– Стыдно сказать, – призналась МакКиннон, – но даже некоторые охранники помогают заключенным обмениваться сообщениями в обмен на деньги, наркотики или половую связь. Конечно, как вы понимаете, Шана вряд ли пользуется популярностью в этом смысле, но другой заключенный, с кем она поддерживает связь, – вполне может быть. К тому же многие заключенные безвозмездно готовы помочь другим обмениваться посланиями, просто чтобы развеять скуку. Более того, у нас есть только час или два в квартал, чтобы проанализировать и пересмотреть нашу политику, в то время как у заключенных – двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю и триста шестьдесят пять дней в году на то, чтобы выяснить, как обмануть систему. Некоторые заключенные настолько умны, что без труда смогли бы руководить компаниями с небывалой выручкой, если б только направили свои способности в нужное русло.
– А есть кто-нибудь, у кого достаточно близкие отношения с Шаной? Может, у нее здесь есть – или был – друг?
МакКиннон слегка нахмурилась:
– По крайней мере, мне ничего об этом не известно. И это озадачивает меня еще больше. Многие заключенные ищут отношений, даже такие жесткие, как Шана… Тем, кто помоложе и послабее, даже нравятся женщины вроде нее. Большинство приговоренных к пожизненному заключению, не важно считают они себя лесбиянками или нет, находят себе партнершу. А у Шаны за все это время не было даже подруги.
– И при мне она никого не упоминала, – добавила я.
– То же самое получается, если взглянуть на список ее передачек. Как и в реальном мире, одним из первых признаков многообещающих отношений являются подарки. Заключенные могут передать друг другу флакон шампуня, ароматизированный лосьон и все в таком роде. Но Шана никому не отправляла передачек, да и сама она ничего не получала. Во всяком случае, мне о таком неизвестно. – Кимберли умолкла, ее взгляд скользнул на меня.
Я согласно кивнула.
– Меня беспокоит почти полная социальная изоляция Шаны, – продолжила Кимберли. – Что бы вы ни думали, мы переживаем не только за физическое, но и за психологическое состояние наших подопечных. Депрессия приводит к злости, а та, в свою очередь, может вылиться во вспышку насилия. Я уже говорила доктору Глен, что встревожена переменами в поведении Шаны. Ее депрессия усиливается, так что меня нисколько не удивила ее вчерашняя попытка покончить с собой.
– Подождите, – перебила ее Ди-Ди. – То есть вы заметили значительные перемены в поведении Шаны? И давно это началось?
– Где-то три или четыре месяца назад. Я думала, это связано с приближением годовщины со дня смерти Донни, хотя, конечно, не могу знать наверняка. Но факт остается фактом: по мере психологического истощения Шана практически полностью отгораживается от окружающих.
– Кто ее наблюдает? – спросил Фил.
Я подняла руку:
– Я. Все-таки я лицензированный специалист и по совместительству единственный человек, с кем Шана готова разговаривать. Хотя лечить родственников и не совсем… в рамках врачебной этики… но нас с Шаной вряд ли можно назвать сестрами в полном смысле этого слова. Большую часть жизни мы даже не знали друг друга.
– Но ведь она зовет вас сестрой, – возразила Уоррен.
– Только когда пытается вывести меня из себя.
– Сестры часто так делают.
– Не только сестры, но и пациенты. – Я улыбнулась. – Вы удивитесь, когда узнаете, сколько всего говорят и делают пациенты мне наперекор.
Ди-Ди ответила на это улыбкой, в которой не было ни тени раскаяния. Затем повернулась к суперинтенданту:
– Число сто пятьдесят три вам о чем-нибудь говорит?
МакКиннон покачала головой.
– Думаете, Шана могла вступить в контакт с так называемым Убийцей с розой? Или, может, он сам каким-то образом мог с ней связаться?
– Весьма вероятно. Только я хотела бы знать, каким образом. Мысль о том, что серийный убийца поддерживает связь с одной из наших заключенных, точно не даст мне заснуть сегодня ночью.
– Позвольте, я скажу. – Три пары глаз обратились ко мне. – Мне кажется, сейчас не самое время думать о том, каким образом они поддерживают связь. Более уместным будет спросить – зачем? Шана совершила ужасное преступление, но с тех пор прошло уже много лет. Ее даже не показывали по новостям, поэтому информации о ней очень мало. Возможно, на следующей неделе, когда исполнится ровно тридцать лет со дня убийства, все изменится, но до тех пор…
– Она ни с кем не переписывается, у нее нет тайных воздыхателей, что весьма необычно, – пояснила суперинтендант. – Как правило, чем отвратительнее убийца, тем больше писем он – или она – получает. А то и предложений выйти замуж, – сухо добавила она. – В отличие от многих других убийц, Шана живет тихой спокойной жизнью.
– Что, если здесь замешан Гарри Дэй? – спросила Ди-Ди, уставившись на меня. – Скажем, наш убийца является его поклонником, и вот он захотел узнать побольше о вашем отце и…
– О Гарри, – не удержавшись, поправила я ее.
– О Гарри и его техниках, – спокойно продолжила Ди-Ди. – К вам бы он по этому поводу обращаться, разумеется, не стал. Вы ведь все-таки уважаемый психотерапевт.
– Мне иногда пишут. – Мой голос прозвучал словно со стороны. – Нечасто, но все же. Гарри уже давно умер, но, как вы понимаете, у него до сих пор есть фанаты. Этим же объясняется и непреходящая популярность Бонни и Клайда. Из-за моей генетической особенности мое имя фигурировало в некоторых научных статьях, и в них я упоминалась как дочь Гарри Дэя. Поэтому… я иногда получаю письма, связанные с Гарри. Примерно три-четыре раза в год. Иногда люди просто задают вопросы – каким он был, каково быть дочерью серийного убийцы. Но чаще это вопросы о памятных вещах. Осталось ли у меня от него что-нибудь и не хочу ли я это продать.
– Серьезно? – спросила Уоррен.
Она выглядела наполовину шокированной, наполовину заинтригованной. Именно такое впечатление Гарри Дэй производил на всех людей. С одной стороны, он внушал ужас, с другой – нездоровое любопытство.
– Продажа вещей, когда-то принадлежавших серийным убийцам, идет полным ходом, – сообщила я ей. – Есть несколько сайтов, через которые продают письма Чарльза Мэнсона, картины Джона Аллена Мухаммада[12] и тому подобное. Я нашла эти ресурсы, после того как получила первую просьбу. За вещи наиболее печально знаменитых вроде Мэнсона, Банди и Дамера просят большие деньги. Гарри Дэй находится уровнем ниже. В списке с ценовым диапазоном от десяти до ста долларов его вещи оказались бы ближе к десяти.
– У вас остались те письма? – спросил Фил.
– Я их все порвала. Они не стоят ни моего времени, ни внимания.
– Их писали разные люди?
– Я даже не помню.
Ди-Ди повернулась к Филу:
– Что, если наш маньяк начал с писем к Аделин, а затем, не получив от нее ответа, нашел Шану и стал писать ей. Она ведь получает почту, верно? – Детектив посмотрела на МакКиннон.
– Конечно. Письма она получает. Не так уж часто, но все-таки.
– В прошлом году тоже?
– Надо уточнить.
– Возможно, она получила письмо. И может быть, даже решила ответить. Только она, конечно же, понимала, что, если будет вести с ним постоянную переписку, вы обязательно что-то заподозрите.
– Так и есть, – кивнула Кимберли.
– Поэтому она, так сказать, ушла в офлайн. Нашла какие-то другие способы связи. Возможно, ей помог один из заключенных или охранников. А то и ее адвокат? – Ди-Ди вопросительно посмотрела на нас с суперинтендантом.
– У Шаны есть государственный адвокат, – сообщила я. – Только они не ладят. Не помню даже, когда она виделась с ним в последний раз.
– Два года назад, – вставила МакКиннон. – Шана тогда чуть не откусила ему нос. За это мы отобрали у нее радио, но она сказала, что это того стоило.
Ди-Ди кивнула:
– Ну, хоть что-то у нас уже есть. Наш убийца – поклонник Гарри Дэя, который, возможно, установил контакт с его сумасшедшей дочерью. Отлично.
– Дочерью, которая предсказала, что завтра утром мы выпустим ее из тюрьмы, – медленно добавил Фил. – Думаю, ради этого она все и затеяла.
– Никто ее никуда не выпустит, – сказала Уоррен.
– Это точно, – твердо заявила МакКиннон. – Моя тюрьма – мои правила, точка.
Я смотрела на них двоих, изо всех сил желая разделить их уверенность. Вместо этого я прошептала:
– Сто пятьдесят три.
– Вы поняли, что это значит? – немедленно спросил Фил.
– Нет. Но зная свою сестру столько лет, думаю, мы очень скоро обо всем этом пожалеем.
Глава 18
Кто я? Тот, кому есть дело.
Как я выгляжу? Ничего особенного, я – это я.