– Ваша Честь, – крикнул мне через весь зал Хаббард, – вы не…
Дальше я уже не слышал, потому что к Томасу Берду наконец вернулся дар речи. Отец жертвы вскочил на ноги и ткнул в меня пальцем:
– Какой вы, к черту, судья? Он убил моего мальчика! Этот подонок убил моего мальчика, а вы собираетесь его отпустить? Да вы что? Мой сын мертв. Слышите? Мертв! Это для вас хоть что-нибудь значит?
Блондинка-жена тянула его за рукав пиджака в тщетных попытках усадить на место. Лицо его стало почти фиолетовым.
Охранник суда тоже орал, пытаясь восстановить порядок в зале, что казалось уже невозможным. Я искал свой молоток, чтобы хотя бы попытаться всех успокоить, но никак не мог его найти.
Вокруг царил настоящий бедлам. Все кричали, и ни один из присутствовавших не умолкал настолько, чтобы дать мне возможность раз и навсегда прекратить этот юридический фарс.
И вдруг в глубине зала открылась дверь, и в проеме появился еще один охранник, дежуривший внизу. Он держал за руку маленького мальчика.
Моего сына.
Я вскочил на ноги и, смутно осознавая, что мне еще нужно выполнить кое-какие формальности, бросил что-то вроде «Объявляется перерыв».
Полностью сбитая с толку секретарь прокричала положенную в таких случаях фразу, но ее слова потонули во всеобщем шуме.
Тем временем я уже летел стрелой мимо представителей сторон и самого подсудимого. Никто из них ни разу не видел, чтобы судья мчался с такой скоростью. Даже маршалы, проводившие в судах чуть ли не каждый божий день, смотрели на меня открыв рот.
Добежав до перегородки, разделявшей зал на две части, я распахнул дверцу, доходившую мне до пояса, пролетел мимо изумленного Томаса Берда, который по-прежнему кричал и размахивал руками, упал на колени, схватил Сэма и прижал к себе.
– Я люблю тебя, – выпалил я, – как же я тебя люблю.
После чего зарылся носом в его шелковистые волосы и с такой силой его обнял, что у него, наверное, перехватило дыхание. По моим щекам катились слезы. Я вдыхал его чудесный запах, запах шестилетнего мальчика, и нащупывал пальцами крошечные мышцы на его спине.
Потом я подхватил сына на руки и вышел в заднюю дверь. Мне нужно было увести его из этого шумного сумбурного зала, где я не чувствовал себя в безопасности. Прежде всего я должен был защитить своего сына.
Вслед за нами вышел сотрудник службы безопасности. Оказавшись в холле, я усадил Сэма на стул.
– Он поднялся на крыльцо и попросил отвести его к папе, – сказал охранник, – мы там все рты пораскрывали.
Сэм, конечно, тоже был напуган. Он не понимал, почему отец плачет, и еще многое из того, что произошло с ним в последние двадцать с лишним часов, тоже не понимал.
– С тобой все в порядке, Сэмми? – спросил я, опускаясь перед ним на колени.
Потом осмотрел его с головы до ног, но не нашел ни порезов, ни синяков, ни следов от ударов.
Он, похоже, не знал, что ответить на мой вопрос. Он так и стоял передо мной, застыв в одной и той же позе. Совершенно потеряв голову, я, должно быть, нагнал на него страху. Не зря ведь детей называют эмоциональными зеркалами. Они отражают окружающую их обстановку.
Чтобы не пугать его еще больше, я постарался казаться спокойным, хотя внутренне был от этого далек.
– Сестра с тобой? – спросил я.
И снова молчание. Я осторожно взял сына за плечи.
– Сэмми, мальчик мой, а где Эмма?
Когда он наконец произнес первые слова, на его лице отразились замешательство и боль:
– Она осталась с теми мужчинами.
– Какими му…
Тогда Сэм вытащил из кармана конверт. Точно такой же, как я нашел в коробке на нашем крыльце. На нем тоже стояло: «Судье Сэмпсону».
– Они велели передать это тебе, – сказал он.
Я схватил конверт и поддел клапан пальцем. И опять внутри оказалась сложенная пополам бумажка. Я развернул ее и прочел:
Это тебе в награду за то, что выполнил наши указания. Хочешь увидеть дочь, продолжай в том же духе. Вскоре мы о себе напомним. И не забывай: ничего не говори.
– Ваша Честь, с вами все в порядке? – спросил охранник.
– Да-да, все хорошо, – ответил я, поднявшись и взяв Сэма за руку, – я сейчас отведу его к себе в кабинет. Огромное вам спасибо, что привели мальчика ко мне. Он… Думаю, он просто потерялся и его ищет мать. Но теперь все в порядке. Все хорошо. Благодарю вас.
– Всегда рад помочь, – сказал охранник, улыбнулся и на прощание махнул рукой.
Когда я схватил Сэма в охапку и отнес его в офис, меня захлестнуло осознание того, в какой чудовищной ситуации я оказался: Рэйшон Скаврон был лишь проверкой, чем-то вроде пробного шара, чтобы посмотреть, насколько мной можно управлять. Рэйшон Скаврон все это время был ни при чем. Их интересовало совсем другое дело, одно из четырехсот с лишним, по которым мне предстояло вынести решение. Я понятия не имел, какое именно.
Глава 12
Пока коллеги не начали засыпать меня вопросами о том, почему я вдруг отпустил признавшегося в своих преступлениях наркодилера и зачем Сэму было приходить к отцу на работу, я схватил сына и побыстрее убрался из офиса, пробормотав невнятные извинения и пару ничего не значащих фраз, чем только подогрел всеобщее любопытство.
По дороге домой я решил отложить вопросы, которые собирался задать Сэму. Элисон наверняка захочет услышать все сама, и ему не стоило лишний раз переживать выпавшие на его долю испытания.
Когда мы приехали, Элисон ждала нас на крыльце. Как только моя машина вынырнула из леса на поляну перед домом, она вскочила с кресла и побежала к нам. Незадолго до этого я позвонил ей и сообщил, что сегодня она сможет увидеть только одного нашего ребенка. Желая побыстрее его обнять, Элисон чуть не оторвала ручку на дверце машины.
– Ах, Сэмми… ты мой хороший… – повторяла она, стаскивая его с детского сиденья и с силой прижимая к себе.
Я узнавал в ее реакции противоречивое чувство, которое охватило меня самого. Обнимая Сэма, мы с двойной силой понимали, как мучительно нам хотелось бы обнять и Эмму.
Наконец мы вошли в дом и усадили его на диван в гостиной. Рядом, со слабой улыбкой на лице, села Элисон. Я думал, мы дадим ему отдохнуть и прийти в себя и только потом засыплем вопросами, но она, похоже, придерживалась на этот счет другого мнения.
– Сэмми, родной, маме с папой нужно задать тебе несколько вопросов о том, что с вами случилось, – начала она.
И уже собралась было продолжить, но я ее перебил. Как судья, я знал, что самые ценные показания свидетель дает, когда не чувствует давления.
– Первое, что ты должен знать, – сказал я, бросив быстрый взгляд на Элисон и вновь повернувшись к Сэму, – что мы с мамой можем показаться тебе немного… встревоженными. Но это совсем не потому, что мы на тебя сердимся. И в том, что произошло, ты совершенно не виноват. Договорились?
Сэм дважды кивнул маленькой головкой. У него был ужасно печальный вид.
– Это не твоя вина, – добавил я, – ты не сделал ровным счетом ничего плохого, Сэм, понимаешь?
Мальчик опять кивнул.
– Ну что, малыш, теперь можешь говорить? – спросил я.
– Да, – тихо ответил он.
– Вот и хорошо. Сейчас мы зададим тебе несколько вопросов, а ты соберись и ответь на них как можно точнее.
– Это очень важно для Эммы, – добавила Элисон, но лучше бы промолчала, потому что он и без того ощущал возложенный на него груз ответственности.
– Если у тебя не получится, ничего страшного, – я, напряженно улыбаясь, попытался исправить положение, – но все равно постарайся. Для начала давай вспомним вчерашний день, когда вас забрали из школы. Что тогда случилось? За вами приехала «Хонда», да?
– Да, – ответил Сэмми.
– Тебе не показалось, что с машиной что-то не так?
– Да, «Трансформеры».
– Игрушки? – спросил я.
– Нет, фильм.
Это действительно было необычно, потому что, во-первых, мультики про трансформеров в нашем доме запрещены (слишком жестокие), а во-вторых, телевизор в машине мы включаем только во время дальних поездок. Похитители, вероятно, подумали – и не без основания, – что это отвлечет ребят и они не заметят, что за рулем сидит незнакомый человек.
– Сынок, а кто вел машину? – спросила Элисон.
Жена придавала этому вопросу большое значение.
Сэм поднял на нее взгляд, в котором читалось по-детски искреннее недоумение.
– Ты, мама, – сказала он.
– Нет, малыш, это была не мама, – тут же ответила Элисон, – а другой человек, одевшийся так, чтобы выдать себя за маму.
На что Сэм ответил:
– Ага.
– Например, Джастина, – предположила Элисон, – это была она?
Сын замотал головой.
– Нет, мама.
Элисон нахмурилась. Решив, что эта тема исчерпана, я спросил:
– И что было потом? После того, как вас забрали из школы?
– Ну… мы поехали по большой дороге, – так Сэм описывал трассу 17, – но потом свернули на маленькую.
– На какую? – спросила Элисон.
– Не знаю. Но точно не на нашу. Я спросил: «Мам, а куда мы едем?», но ты ничего не ответила.
– Сэмми, это была не мама, помнишь?
– Ага, – повторил он.
Чтобы не зацикливаться на этом вопросе, я спросил:
– А что было после того, как вы свернули на маленькую дорогу?
– «Хонда» остановилась. Потом к нам подошли какие-то дяди, сказали выйти и сесть в фургон.
– Расскажи мне о них, – мягко попросил я.
Сэм заерзал на диване. В его глазах мелькнул страх. Если до этого момента он просто рассказывал о необычной поездке из школы домой, то дальнейшее его по-настоящему напугало.
Рассказывать снова стало трудно. Он лишь переводил взгляд с матери на меня и обратно. Элисон усадила его к себе на колени и обняла.
– Сынок, я знаю, тебе не хочется об этом говорить, но нам с папой это очень-очень важно. Так что давай попытаемся, хорошо?
Стремясь выполнить просьбу матери и наконец чувствуя себя в полной безопасности у нее на коленях, Сэм все-таки заговорил:
– Они были противные. И совсем мне не понравились.