– Знаю, – сказал я и вдруг заметил металлический отблеск цилиндрического предмета, прикрытого фуфайкой, на пассажирском сиденье.
– Ты взяла пистолет? – спросил я.
– Да, что-то на меня нашло, когда выходила из дома. Просто захотелось, чтобы он был под рукой.
Я прекрасно знал, какие чувства охватили Элисон.
– Понятно. Кстати, а что сказал врач?
– Сейчас я даже думать об этом не могу. Пойдем быстрее.
Я хлопнул ладонью по дверце ее машины, сел в свою и поехал за ней. Преодолев четыреста ярдов до дома Лоу, мы припарковались на обочине и направились к двери.
Обычно мы заходили к ним, как к себе домой, но на этот раз Элисон решила нажать кнопку звонка. Дверь открыла Карен. На ней был спортивный костюм. Увидев нас, она удивилась.
– Привет, ребята… – сказала она. – Что-то случилось?
– Нам надо поговорить, – сухо проговорила Элисон и, не дожидаясь ответа, направилась прямо в гостиную.
– Все хорошо? – спросила Карен, следуя за ней.
Элисон села, мы с Карен последовали ее примеру.
– Я должна задать тебе один вопрос, – сказала жена. – Это касается нашего минивэна, «Хонды». Того самого, на котором Джастина обычно забирала из школы детей.
– Да, и что? – спросила Карен.
– Ты ездила на нем в последнее время?
Ни один мускул не дрогнул на лице Карен.
– Нет. Зачем мне?
– Подумай как следует. Ты уверена, что не брала его и никуда не ездила?
На этот раз Карен закусила губу и задумалась.
– Да нет… я, по крайней мере, такого не помню. Я, кажется, вообще в вашей «Хонде» никогда не ездила, с вами в том числе.
А вот это уже была ложь. И произнесла она ее без малейшей запинки, приоткрыв грань своего характера, которую я раньше не замечал. До этого я знал Карен такой, какой ее знали все: да, она была жесткой, да, любила командовать, но самое главное, я всегда видел в ней прямолинейную дочь полковника, которая была неспособна на такое злодейство. Видимо, у нее были качества, о которых я и не подозревал.
Элисон бросила на меня быстрый взгляд.
– Скотт, ключи с тобой?
– Да.
– Будь так добр, покажи их Карен.
Я вытащил связку, которая оттопыривала мне карман, и положил на журнальный столик перед собой.
– Это ключи от нашей «Хонды», – сказала Элисон. – Ты можешь объяснить, откуда на них взялись твои отпечатки пальцев?
Карен посмотрела на Элисон, перевела взгляд на меня, потом снова на Элисон.
И вдруг залилась слезами.
Сначала она лишь путано бормотала. Она плакала, всхлипывала и одновременно с этим пыталась говорить.
Потом произнесла первую фразу, которую я сумел разобрать:
– Они меня заставили.
– Стоп, подожди, – перебил ее я, – кто тебя заставил?
– Эти люди…
– Какие люди?
– Не знаю. Я никогда их раньше не видела и, надеюсь, никогда больше не увижу. Их было двое. Оба бородатые, говорили с акцентом и… Боже мой, настоящие звери. Им даже было наплевать, что я теперь буду знать их в лицо. Они приехали к нам домой и велели… – Карен на мгновение умолкла, набрала в грудь побольше воздуха и продолжила: – …забрать для них Сэма и Эмму. Сказали, чтобы я взяла вашу машину и поехала на ними в школу. Мне показалось, что они следили за вами и смогли многое узнать. В частности, что на минивэне чаще всего ездит Джастина и что по средам у нее занятия. Им было известно, кто, куда и когда в этот день поедет. Они все мне рассказали, а потом подробно объяснили, что надо делать. Я должна была с ними встретиться и передать детей. У меня не было выбора. Я…
– Как это не было выбора? – прорычала Элисон. – Господи, да что это вообще значит – «не было выбора»?
Она сжала кулаки. Мне показалось, что я впервые в жизни вижу такую ярость на ее лице.
Если сначала Карен обращалась скорее ко мне, то теперь повернулась к сестре, вытерла слезы со щек и, всхлипывая, ответила:
– Они пригрозили убить мою лучшую подругу, если я этого не сделаю.
– Какую еще подругу? – спросила Элисон.
– Какую-какую! – закричала Карен. – Тебя! Они сказали, что убьют тебя. Изнасилуют, будут пытать и обрекут тебя на долгую, мучительную смерть. Показали мне кучу твоих фотографий – на работе, дома, в магазине. Сказали, что следят за каждым твоим шагом и могут в любой момент схватить. А потом стали описывать, что с тобой сделают… ничего хуже я в своей жизни не слышала.
– Лучше бы ты дала им меня убить, – произнесла Элисон.
– Ты с ума сошла? Эли, это тебе не умозрительный психологический эксперимент, когда человеку предлагают столкнуть кого-нибудь с моста, чтобы в Китае не умерло пять человек. Здесь… здесь все было по-настоящему. Они были готовы тебя убить. Но пообещали, что, если я помогу им, дети не пострадают. Так что это даже психологическим экспериментом назвать нельзя, потому что на одной чаше весов была угроза навсегда тебя потерять, а на другой дети – да, им пришлось бы немного понервничать, но с ними все было бы в порядке. Эти люди сказали, что продержат их у себя какое-то время, а потом, добившись своего, отпустят.
– Что им надо, они не сказали? – спросил я.
Карен покачала головой.
– Я решила, что это шантаж. Я сказала им, что денег у вас нет и они напрасно потеряют время. И недавно поняла, что им нужен определенный вердикт по какому-то твоему делу.
– Расскажи мне больше об этих людях, – попросил я.
Мне казалось, что Карен всего лишь добавит к своему описанию пару деталей, которые в действительности вряд ли нам помогут, но вместо этого она буквально сбросила на нас бомбу.
– Я могу их показать, – сказала она.
Элисон вскочила со стула и бросилась к сестре, но Карен продолжала:
– Я сняла их на телефон. Качество не очень хорошее. Мне пришлось действовать осторожно, чтобы они ничего не заметили. Звука тоже почти нет. Похоже, я прикрыла пальцем микрофон. Но что-то можно разглядеть. Подождите, я сейчас принесу телефон.
Карен встала и вышла из комнаты. Элисон посмотрела мне в глаза и отвела взгляд.
– Лучше бы она дала им меня убить, – повторила она.
Мне нечего было ответить. Элисон невидящим взглядом уставилась на журнальный столик.
Вскоре вернулась Карен, встала перед нами на колени и повторила:
– Запись не очень хорошая.
Карен нажала кнопку воспроизведения. Мы с Элисон склонились над крохотным экраном айфона одной из старых моделей.
Сначала мы увидели крышу нашей «Хонды Одиссей». Затем подбородок, ноздри и козырек бейсболки Карен – как будто она делала селфи с необычного ракурса. Потом телефон повернули и максимально приблизили треснувшую обивку на изношенном кожаном сиденье нашего минивэна. Звук, как она и предупреждала, практически отсутствовал – лишь какой-то скрежет и хлюпанье.
Очевидно, сначала Карен держала телефон где-то внизу, может на коленях, может сбоку. Но потом немного осмелела. Картинка сместилась в сторону окна со стороны пассажирского сиденья, и мы увидели тонкую полоску травы вдоль росших на обочине дороги молодых сосенок.
– Сейчас вы одного из них увидите.
На экране действительно мелькнул мужчина. Темные густые волосы. Черная нестриженая борода. Белый.
– Стоп, останови, – сказал я.
– Потерпи, – ответила Карен, – чуть позже будет кадр получше.
В окне показалась макушка белокурой головки. Меня как будто ударили под дых – я понял, что это был мой сын.
– Это Сэм, – сказала Карен, – они забирали детей по одному. Первым его.
– Они принуждали их силой или… – спросила Элисон.
– Это же дети, Эли. Они всегда делают то, что им велят.
– Но близнецы хоть спросили у тебя разрешения?
– Эти люди велели мне ничего не говорить. Ни слова. Все время. Они ставили на то, что все, включая детей, будут уверены, что их забрала ты. Подожди, сейчас одного из них можно будет разглядеть получше.
В нужный момент, когда в окне показался один из похитителей, Карен нажала на паузу. Мы по очереди склонились над телефоном, чтобы его рассмотреть. Хорошо виден был лишь силуэт, но он немного повернулся в сторону машины, дав тем самым возможность составить о нем хоть какое-то представление. Я бы сказал, что ему лет тридцать пять – хотя определить это было трудно из-за густой бороды. На лице более-менее явственно можно было увидеть только большой крючковатый нос и глаза цвета крепкого кофе – темно-карие, почти черные, как у акулы, со зрачками, которые почти сливались с радужной оболочкой.
– Я про себя называла его Алекси, просто чтобы хоть как-то назвать, – произнесла Карен, – при мне они друг к другу по имени не обращались.
Когда мы насмотрелись на застывший кадр, она включила запись дальше.
– Эммы здесь не видно, хотя они забрали ее примерно в этот момент, – прокомментировала Карен. – После чего второй, которого я назвала Борисом, подошел, чтобы закрыть дверцу минивэна. Здесь его видно лучше всего.
Она снова нажала на паузу, но на этот раз промахнулась и потом пару раз подряд отмотала назад, пока не нашла нужный кадр. После чего опять передала телефон нам.
Борис очень напоминал Алекси, но при этом был немного ниже и массивнее. Еще более орлиный нос, но те же самые черные глаза. Мне показалось, что они братья.
Карен включила запись дальше. Вскоре Борис ушел, и она стала снимать немного увереннее, приподняла телефон над приборной доской и запечатлела верхнюю часть белого, без окон фургона, который нам описывал Сэм.
В этот момент восстановился звук, но толку от него все равно было мало. Слышно было лишь частое дыхание Карен и приглушенный звук двигателя по ту сторону ветрового стекла. Фургон снялся с места и уехал, и она подняла телефон еще выше, благодаря чему мы увидели его полностью, от крыши до колес, хотя к тому моменту он уже скрывался вдали.
– Я пыталась разглядеть номер при замедленном воспроизведении, но он на записи слишком смазанный, – сказала Карен.
– Они наверняка украдены, если не минивэн, так номера, – предположила Элисон.
Вскоре после этого запись подошла к концу – она длилась каких-то пару минут. Мы посмотрели ее еще раз. Большую часть месяца я провел, представляя себе этот момент – как моих детей увозят прочь бородатые преступники. Эта сцена на записи выглядела, с одной стороны, обыденной – дети просто выходят из минивэна, а с другой, гораздо более зловещей из-за выражения черных глаз этих людей.