евание, которое, как считается, возникло в результате «жизни в постоянном страхе, когда врага трудно идентифицировать, а насилию может подвергнуться любой и без всяких на то причин». Доктора считали парадоксальным тот факт, что люди, более всего склонные к такому типу тревожности, не являлись активными бойцами, сражающимися на улицах и участвовавшими в акциях; наоборот, более других страдали женщины и дети, прятавшиеся за закрытыми дверями. Дети МакКонвилл сквозь тонкие стены квартиры слышали ночью, как плачет их мать.
Джин все больше и больше становилась затворницей. Целыми неделями она сидела дома и выходила только за продуктами или чтобы навестить Роберта в тюрьме. Возможно, она просто боялась куда-то идти. В Белфасте, казалось, нигде нельзя было чувствовать себя в безопасности: вы забегали в дом, чтобы не оказаться в гуще уличного сражения, но вам снова приходилось выбегать на улицу – теперь уже из страха попадания в дом бомбы. Армия патрулировала «Дайвис», а военизированные отряды засели в самом комплексе. За все время Смуты 1972 год стал наивысшей точкой разгула насилия, его называли самым кровавым годом: в этот год погибли почти 500 человек. Дети рассказывали, что у Джин было несколько попыток суицида, когда она принимала большое количество таблеток. В конце концов, она попала в Пердисберн – местную психиатрическую больницу.
Особенно жутко было находиться в «Дайвис» ночью. Люди полностью гасили свет, поэтому вся громада сооружения погружалась во тьму. Одну такую ночь дети МакКонвилл не забудут никогда. Джин только что вернулась из больницы; снаружи шла перестрелка. Затем стрельба прекратилась, и они услышала голос: «Помогите!» Мужчина. Не местный.
«Господи, помилуй, я не хочу умирать». Солдат. Британский солдат. «Помогите!» – кричал он.
Дети видели, как Джин поднялась с пола, где они все лежали, и пошла к двери. Выглянув, она увидела солдата. Он был ранен и лежал в коридоре. Дети помнят, что мать снова зашла в квартиру, взяла подушку и отнесла ее солдату. Затем она начала успокаивать его, шепча молитву и гладя его голову, а потом тихонько ушла обратно в дом. Арчи, который оставался за старшего, пока Роберт находился в тюрьме, попросил мать не вмешиваться.
– Только создашь лишние проблемы, – сказал он.
– Он тоже был чьим-то сыном, – ответила она.
Больше МакКонвиллы никогда этого солдата не видели и до настоящего времени не знают, что с ним стало. Но, выходя на следующее утро из квартиры, они увидели свежую надпись, идущую через всю их дверь: «Любовница британца».
Это было страшное обвинение. В накаленной атмосфере военного Белфаста какое бы то ни было общение местной женщины с британским солдатом расценивалось как недостойный поступок. Некоторых женщин, уличенных в таких действиях, подвергали древнему ритуалу: им насильно брили головы, мазали их теплым и липким черным дегтем, затем высыпали им на голову грязные перья из наволочки и привязывали за шею к фонарным столбам – так чтобы все сообщество могло лицезреть их позор. «Солдатская подстилка! – выкрикивали члены группы. – Вон она, потаскушка!»
В ситуации, когда многие женатые мужчины были надолго брошены в тюрьму, а их жены остались одни, когда самоуверенные молодые британские солдаты патрулировали районы, людьми владел глубоко засевший страх измены – как супружеской, так и идеологической. Вымазать дегтем и вывалять в перьях – это стало официальной политикой Временной ИРА, необходимой мерой социального контроля. Когда в местные госпитали начали обращаться первые потерпевшие, озадаченному медицинскому персоналу пришлось консультироваться с командой технического обслуживания их зданий относительно наилучших методов удаления черного дегтя.
Майклу МакКонвиллу казалось, что он сам и его семья стали чужаками в чужой земле. Из Восточного Белфаста их изгнали за католический настрой, но и в Западном Белфасте они не стали своими: в них было слишком многое от протестантов. Когда их дом пометили с помощью граффити, те немногие местные друзья, которые у них появились, больше не хотели иметь с ними никаких дел. Куда бы они ни шли, везде их встречал враждебный прием. Арчи сильно избили молодые ребята из Провос, а за отказ вступить в ряды этой организации ему сломали руку. Хелен и ее подругу преследовали солдаты. Позже девушка предположила, что соседи, возможно, отвернулись от матери потому, что та отказалась участвовать в «цепочке» – системе передачи оружия из рук в руки во время полицейских облав в комплексе. Джин боялась, что, если у нее в доме найдут пистолет, то еще один ее ребенок окажется в тюрьме. В какой-то момент пропали собаки Прово и Стики. Кто-то затолкал животных в мусорный бак, где они и нашли свою смерть.
Майкл страдал от астмы, и Джин боялась, что газовое отопление в квартире усугубляет его болезнь. Она обратилась за помощью, и семья получила новую квартиру в другой части «Дайвис-Флэтс» под названием «Аллея Святого Джуда». Они распаковали вещи и осмотрели новое жилье. Оно было немного больше, чем прежнее, но в остальном все то же самое.
Приближалось Рождество, но едва ли в городе ощущался праздник. Многие магазины были закрыты, и двери их заколочены: в них попали бомбы.
Единственным развлечением для Джин МакКонвилл в те дни была регулярная игра в бинго в местном общественном клубе. Всякий раз, когда она что-то выигрывала, она давала детям по 20 пенсов каждому. Время от времени она приносила домой достаточно денег, чтобы купить на них новую пару туфель. Однажды вечером, уже после переезда семьи в новую квартиру, Джин ушла с подругой играть в бинго. Однако в тот вечер домой она не вернулась.
Сразу после двух часов ночи раздался стук в дверь. Это был британский солдат, сообщивший детям МакКонвилл, что их мать находится неподалеку в бараках. Хелен побежала туда и нашла Джин; та была грязной, босоногой, с растрепанными волосами. Джин рассказала, что она играла в бинго, когда вошел какой-то человек и сказал, что ее ребенка сбила машина и что ее ждут на улице, чтобы отвезти в госпиталь. Встревоженная, она выбежала из зала и прыгнула в автомобиль. Но это была ловушка: когда дверь закрылась, Джин бросили на пол и натянули ей на лицо капюшон. Ее привезли в заброшенное здание, где, по ее словам, ее привязав к стулу, избивали и допрашивали. Затем ее отпустили; какие-то армейские офицеры увидели, что она бродит по улицам, ничего не соображая. Они и привезли ее в бараки.
Джин не могла (или не хотела) сказать, кто ее похитил. Когда Хелен спросила мать, какие вопросы ей задавали, Джин отмахнулась. «Всякую ерунду спрашивали, – ответила она. – То, о чем я ничего не знаю». Той ночью Джин не спала. Она сидела на кровати. Лицо в кровоподтеках, под глазами синяки. Она курила сигарету за сигаретой. Сказала Хелен, что сильно скучает по Артуру.
Впоследствии дети вспоминали, что как раз следующим вечером Джин послала Хелен купить рыбы с картошкой на ужин. Она приняла ванну, пытаясь успокоить боль из-за того, что ее избили накануне. Когда Хелен уходила, Джин сказала ей: «Не останавливайся нигде, чтобы покурить».
Хелен пошла через лабиринты коридоров «Дайвис» в местный магазин, где она заказала ужин и подождала его. Когда еду приготовили, она заплатила за нее, взяла замасленный пакет и сразу же отправилась домой. Войдя в комплекс, Хелен заметила нечто странное. Люди сгрудились на балконах вместо того, чтобы находиться в квартирах. Обычно местные жители делали так в летнее время. В «Дайвис» имелось несколько таких мест, где дети могли играть в мяч на балконах, а родители бродили поблизости или стояли в дверных проемах, покуривая сигареты. Но не в декабре же. Когда Хелен приблизилась к новой квартире и увидела, что люди собрались на наружных верандах, она бросилась бежать.
Глава 6Подразделение D и легендарный командир Хьюз. «Я – солдат, а не политик»
На Лисон-стрит, напротив небольшого квартала, известного как Варна-Гэп, стоял пустой дом. Такая заброшенная собственность была характерна для городского пейзажа Белфаста – сожженное, разграбленное или брошенное строение, окна и двери которого заколочены досками. Люди, некогда жившие здесь, бежали и больше уже не вернулись сюда. Брендан Хьюз и несколько его товарищей из подразделения D стояли через улицу от пустого дома. Дело было в субботу, 2 сентября 1972 года.
Подняв голову, Хьюз заметил зеленый фургон, который приближался, двигаясь по Лисон-стрит. Что-то насторожило его, он стал внимательно наблюдать за фургоном. Обычно у него был при себе пистолет, но этим утром он одолжил оружие одному товарищу, которому оно понадобилось для кражи машины. Итак, Хьюз остался безоружным. Фургон проехал совсем рядом с ним, достаточно близко, чтобы Хьюз мог бросить быстрый взгляд на водителя. За рулем сидел незнакомый мужчина. Похоже, он нервничал. Однако фургон продолжал двигаться и через МакДонелл-стрит выехал на Гросвенор-роуд. Хьюз наблюдал за фургоном, пока тот не исчез из вида. Потом он послал одного из своих бойцов за оружием – просто чтобы чувствовать себя в безопасности.
В свои 24 года Хьюз был невысокого роста, но сильным и крепким, с густыми черными бровями и копной непослушных черных волос. Он являлся командиром подразделения D Временной ИРА и отвечал за эту часть Западного Белфаста, что делало его мишенью не только для лоялистских военизированных групп, для полиции и Британской армии, но также и для Стикис (Официальной ИРА). Полтора года назад кузен Хьюза, Чарли, его предшественник на посту командира подразделения D был убит Официалами. Таким образом, Хьюз находился «в бегах», как выражались в ИРА: он вел подпольную жизнь, и на него охотилось множество вооруженных людей. В то время можно было долго бегать в сельской местности, но в Белфасте, где все знали всех, удачей считалось продержаться месяцев шесть. В конце концов ты все равно попадешься кому-нибудь на глаза.
Хьюз присоединился к Провос в начале 1970 года. Его привел туда кузен Чарльз, но вскоре он сам зарекомендовал себя как умный и осторожный солдат. Хьюз переезжал из дома в дом. Редко спал в одной и той же постели несколько ночей подряд. Территория подразделения D охватывала Гросвенор-роуд, старую зону Паунд-Лоуни и Фоллз-роуд – самый напряженный участок конфликта. Первоначально подразделение насчитывало всего лишь 12 человек, а потому его называли «Цепные псы» или «Грязная дюжина». Хьюз придерживался философии, привитой ему в юном возрасте отцом. Если ты хочешь, чтобы люди что-то сделали для тебя, делай это вместе с ними. Поэтому он не просто отправлял своих бойцов на операции, он сам участвовал во всех миссиях. Долорс впервые встретилась с Хьюзом, когда вступила в ИРА, и она была очарована им. «Казалось, он одновременно находится в сотне мест, – вспоминая, добавляла она. – Не знаю, когда он спал». Несмотря на невысокий рост, в представлении Прайс Хьюз был гигантом. И для нее, и для других много значил тот факт, что он никогда не просил добровольцев что-то сделать, если не участвовал в деле сам.