Хьюз и его люди сидели в камерах нагие и немытые, у них отросли длинные бороды, а волосы засалились и спутались. А теперь еще узники начали рисовать на стенах тюрьмы своими же собственными твердыми отходами рисунки и лунные пейзажи в стиле Ван Гога. Здание превратилось в филиал сумасшедшего дома. Поскольку возникла угроза распространения инфекции и заболеваний, в том числе и для них самих, команда надзирателей вошла в заросшие грязью клетки. Заключенных заставили выйти и поставили под струю воды из шлангов, в то время как другая группа тюремщиков чистила камеры с помощью воды и дезинфицирующих средств. Но эта процедура – помещение протестующего в чистое помещение – мало что дала. Один метаболический цикл – и все вернулось на круги своя. Священники и инспекторы, посещающие тюрьму, сравнивали ее обитателей с «людьми, живущими в сточных канавах трущоб в Калькутте».
Во всей ситуации было нечто комически гротесковое – авангардистская драма в театре абсурда. Более того, она кое-что напоминала – знакомую игру балансирования на грани. Требования бунтовщиков были довольно просты. Они хотели иметь право не носить тюремную робу, свободно общаться с другими заключенными и получать почту. И каждый новый виток эскалации, похоже, закалял их в борьбе с противником. Кто же моргнет первым?
Хотя Адамс уже не сидел в тюрьме, он поддерживал тесные контакты с Хьюзом через секретные послания – comms. Он преуспел в реорганизации Провос, переместив центр тяжести из Дублина и создав Северное командование. Адамс все больше говорил о том, что затяжную войну не выиграть, если не придать ей политический размах. «Мы не сможем построить республику на военных победах ИРА, – заявлял он на одном из мероприятий 1980 года. – Имея дело с империалистами, мы должны понимать, что невозможно победить лишь с помощью военных средств».
Быть может, Адамс и защищал политическое движение, идущее параллельно с военной борьбой, но он вовсе не собирался отказываться от насилия. В августе 1979 года лорд Луис Маунтбаттен, кузен королевы Елизаветы II, который являлся последним вице-королем Индии, находился на своем рыболовном судне в заливе Донегол, неподалеку от побережья графства Слайго[68], когда взорвалась управляемая по радио бомба; деревянная посудина раскололась – погиб он, два члена его семьи и местный парень из Эннискиллена.
В том же году новый премьер-министр занял резиденцию в доме 10 по Даунинг-стрит в Лондоне. Маргарет Тэтчер была лидером партии консерваторов и славилась жесткой решительностью. В детстве, когда она жила в восточной части центральных графств Англии, ее родной город Грэнтем во время Второй мировой войны разбомбили нацисты. Ее ближайшим советником по Северной Ирландии стал Эйри Нив – воинственно настроенный помощник («ястреб»), руководивший ее избирательной кампанией. Нив сам был военнопленным, ему удалось бежать из печально известного нацистского концлагеря в замке Кольдиц. Отчасти под влиянием бесед с Нивом Тэтчер вступила в должность, полагая, что Северная Ирландия – это нечто подобное Судетской области – той части Чехословакии, которая этнически была преобладающе немецкой, и потому Гитлер аннексировал ее накануне войны. Как немцы в Судетах, католики в Северной Ирландии, видимо, стали жертвами неудачного географического положения, однако, по мнению Тэтчер, это не давало им права просто так отколоться и присоединиться к соседней стране. Когда ей что-то говорили о демографических факторах, способствующих Смуте и питающих ее, Тэтчер бормотала: «О да, как в Судетах».
Итак, Тэтчер была настроена на жесткую линию в отношении ирландского вопроса и лишь укрепилась в своем мнении вследствие того, что случилось незадолго до ее вступления в должность. 30 марта 1979 года Эйри Нив погиб, выезжая на своей машине из гаража здания палаты общин: под водительским сиденьем взорвалась бомба. Ее установили не Провос, а одна из других республиканских группировок – Ирландская национальная освободительная армия, которая и взяла на себя ответственность за теракт. Узнав эту новость, потрясенная Тэтчер, спокойствие которой считалось ее отличительной чертой, сказала, что Нив был «одним из воинов свободы – смелым, стойким и честным». Убийство, произошедшее меньше чем за два месяца до того, как она стала премьер-министром, способствовало установлению ее бескомпромиссной позиции в отношении любых форм ирландского республиканизма.
К тому времени, как Тэтчер приступила к новой работе, уже несколько сотен человек в «Лонг Кеш» принимали участие в грязном протесте. Демонстранты отличались невероятной силой воли. «Мы шли против социализации в целом, против всего того, чему нас учили с детства, – вспоминал впоследствии один из участников. – Всего того, что мы усвоили о гигиене и основных правилах поведения». Провос, будто полагая недостаточным накал отношений с администрацией тюрьмы, начали кампанию по убийству тюремных служащих вне работы. Но британцев это не смягчило. Когда госсекретарь по Северной Ирландии Рой Мэнсон в 1976 году положил конец интернированию и отменил особый статус, он утверждал, что узники ИРА – это «головорезы и бандиты». Тэтчер высказывалась в том же тоне. «Не бывает политических убийц, политических бомбежек или политического насилия, – говорила она. – Мы не пойдем на компромисс. Не будет никакого политического статуса». Вскоре станет известна ее хлесткая формулировка: «Преступление есть преступление и еще раз преступление».
Осенью 1980 года Брендан Хьюз ответил дальнейшей эскалацией конфликта. Он объявил о планах относительно голодовки и обратился к добровольцам. Заключенные были столь тверды в своих убеждениях, что нашлось больше сотни желающих присоединиться. Выбрали семь человек. Их возглавил Хьюз, тоже решивший участвовать в голодовке. Он всегда гордился тем, что ничего не поручает подчиненным, кроме того, что подготовил и сделал сам. В последнюю неделю октября мужчины начали отказываться от пищи. Целыми неделями Хьюз сидел в камере, слабея и худея; у него впали щеки, а спутанная черная борода и длинные волосы делали его похожим на древнего предсказателя. Тюремного врача звали Дэвид Росс. Он по-доброму относился к Хьюзу. Каждое утро Росс входил в камеру и приносил фляжку со свежей ключевой водой, объясняя, что она лучше, чем вода из тюремного крана. Доктор садился на край кровати и говорил с Хьюзом о рыбалке, о горах, о реках и ручьях.
Брендан Хьюз пользовался репутацией бесподобного тактика, но в начале забастовки он допустил одну важную тактическую ошибку. Несмотря на то что все семь человек объявили голодовку в одно и то же время, в конце концов кто-то из них должен достичь порога смерти первым, и тогда остальные шесть были бы поставлены перед выбором – прекратить голодовку и спасти ему жизнь или настойчиво идти вперед и позволить ему умереть. Одним из молодых забастовщиков был 26-летний Шон МакКенна из Ньюри. Хьюз не хотел, чтобы он участвовал в акции, но МакКенна настоял. Как только заключенные начали голодать, парень быстро ослабел и заболел и в результате оказался в инвалидном кресле в больничном крыле тюрьмы. По мере продолжения забастовки МакКенна все больше и больше боялся смерти, и однажды он попросил Хьюза: «Дарк, не дай мне умереть». Хьюз обещал МакКенне, что не допустит этого.
Незадолго до Рождества МакКенна начал постоянно впадать на некоторое время в кому. Хьюз видел, как санитары тащат его на носилках по больничному крылу. Он видел и как два священника стояли с доктором Россом. Если бы Хьюз не вмешался, парень бы умер, и он бы нарушил обещание, как это было в случае с обещанием пощадить Симуса Райта и Кевина МакКи. Однако вмешательство Хьюза положило бы конец голодовке: заключенные моргнули бы первыми, отпустили бы рычаг. Хьюз ощущал в больничной палате запах гниющих тел. Он понимал, что так же пахнет и он сам. И, наконец, он крикнул: «Накормите его!» С этими словами голодовка окончилась.
Врач объяснил персоналу, как приготовить омлет. Начав снова есть после 53-дневной голодовки, Хьюз медленно восстанавливался и набирал вес. Но он испытывал чувство стыда за плохо организованную акцию. Почти сразу же заключенные решили объявить новую голодовку. На сей раз они сделали по-другому: начинает один, через неделю или около того к нему подключается второй, еще через неделю – третий. Так забастовка теряла коллективный характер. И в этом случае только сам бастующий решал, умирать ему или нет. Поскольку Хьюз все только еще выздоравливал, для второго этапа голодовки узники избрали нового лидера. Он должен был первым отказаться от пищи и, значит, возможно, первым умереть. Таким человеком оказался молодой доброволец Бобби Сэндз, тот самый, кто координировал программы по литературе и искусству.
Глава 16«Неужели я здесь потому, что хочу жечь и убивать людей?» Долорс о насилии
Симпатичный городок Арма с кафедральным собором, что в часе езды от Белфаста, был расположен, подобно Риму, на семи холмах. На фоне неба торжественно выступали башни двух соборов, а рядом с ними находилась викторианская каменная тюрьма для женщин. До Смуты в тюрьме «Арма» редко содержалось более дюжины заключенных одновременно. Большая часть узниц находилась здесь по обвинению в пьянстве, проституции или мошенничестве. Но в 1970-е годы, когда туда прибыли Долорс и Мариан Прайс, в тюрьме находились уже более сотни женщин, многие из которых принимали участие в республиканском движении. Решение перевести сестер в женскую тюрьму вызвало некоторые споры из-за того, что девушки, как предполагалось, представляли огромную опасность. Один политик-юнионист утверждал, что держать сестер в этомисправительном учреждении – все равно что «питона в бумажном пакете».
Когда сестры Прайс переступили порог тюрьмы, их встретила группа женщин из ИРА, державших в руках плакат, который гласил: «Добро пожаловать домой, Долорс и Мариан!» Пройдя дальше, сестры заметили, что другие заключенные глазеют на них и нервно бегают из камеры в камеру. Послышался шепот: «Это они?» Сестры уже успели стать знаменитостями. «Мы так много слышали об этих девушках, что я ожидала увидеть два скелета», – позже вспоминала одна из тех, кому довелось сидеть вместе с Прайс. Вместо этого, встретив их, она подумала: «Две кинозвезды». Женщины-заключенные перед прибытием Прайс убрались в камере.