— И ты думаешь…
— Я думаю, Никита Радецкий ничего не знает о своей бывшей жене. — Генка пожал плечами. — Не понимаю я этого, Вить. Когда я положил на Машку глаз, то сунул нос во все, что ее касалось. Я хотел знать о ней абсолютно все, и не потому, что взвешивал, стоит ли связываться, а потому, что влюбился. Ее проблемы стали напрямую касаться и меня, хотя она этого и не знала еще! Я бы принял ее, даже если бы она оказалась в прошлом уголовницей или наркоманкой, да и в настоящем тоже. Мы бы все преодолели, раз уж это моя женщина. А тут — ничего, ноль, и его это устроило.
— Ну, бывает и так, наверное.
— Бывает, — кивнул Генка. — Полно таких семей, когда живут в одном доме люди, совершенно друг другу чужие, но зачем-то детей рожают. Вот и у Никиты так вышло. И никто, кроме него самого, в этом не виноват. Смотреть надо, на ком женишься. Так что нужно поискать певуний, какие-то старые ролики. Короче, я покопаю в этом направлении. — Генка поднялся. — Тема очень горячая, но если мы пробьем эту Габриэллу, то подельник ее тоже недолго сохранит инкогнито.
— Думаешь, есть подельник?
— Уверен. — Генка взъерошил волосы. — Слишком большой размах, слишком много людей в это вовлечено. Кто знает, сколько еще таких вот Привиденек на изготовку сидят? Нам надо не просто найти преступников, нам надо полностью дискредитировать Габриэллу в Сети. Так что я еще покопаю, но ты будь осторожен. Мне кажется или что-то тебя тревожит?
— Да, наверное. — Виктор покосился на запертую дверь кабинета и молча передал приятелю конверт. — Потом поговорим, и то если время будет.
Генка удивленно вскинул брови, но конверт взял и молча кивнул. Конечно, кабинет могли прослушивать.
Ситуация слишком горячая, вот что.
Генерал Бережной всегда старался быть объективным. За это его ценило начальство и уважали подчиненные.
Однако абсолютная честность Бережного частенько становилась проблемой для людей, пытающихся использовать систему в собственных целях. И это были люди при власти, при деньгах и при твердом убеждении, что весь мир вращается вокруг них, прекрасных и важных. Но Бережной за долгие годы работы научился не только бескомпромиссной твердости в отношении преступающих закон, но и дипломатии. Он ненавидел этот «марлезонский балет» — так он называл дипломатические пируэты, которые иногда приходилось исполнять, но понимал, что иначе ему не сидеть в своем кабинете.
И ладно бы дело было в нем одном, но за ним стоит его команда, отличные ребята, сыщики от бога, и случись ему уйти, им тоже придется уходить. И они, конечно же, найдут себе занятие. Такие нешто без дела засидятся? Да только Бережной хотел, чтобы и система хоть немного менялась, а если в ней будет все меньше людей, которых интересует истина и правосудие, то жить в стране станет невозможно. Когда люди не ощущают защиты от правоохранительной системы, когда они не могут защитить свои права, основа государства подрывается.
А государство — это не просто система принуждения, но и система сдерживания.
Бережной долго мог рассуждать об уровнях правосознания граждан, но сейчас, сидя в кофейне, где ему назначил встречу его знакомый, он думал об опустевшей без жены и дочки квартире. И о том, сколько им понадобится времени, чтобы раскрыть дело. И удастся ли привлечь виновных, потому что это самое главное в их работе: найти настоящего виновника и сделать все, чтобы он получил по заслугам.
Человек, которого он ждал, никогда не опаздывал. Бережному это было отлично известно. И он специально пришел пораньше, чтобы просто посидеть среди обычных людей и подумать.
— Здравствуй, Андрей Михалыч! — за столик подсел немолодой подтянутый человек, одетый в джинсы и короткую куртку.
— Здравствуй, Игорь Палыч.
Всегда у них такое перетягивание каната, с самого детства. Они редко соглашались друг с другом и за всю жизнь так и не стали друзьями, но при случае всегда помогали и поддерживали друг друга, негласно уговорившись не задевать острых тем.
— Холодина какая! — Гость расстегнул куртку и улыбнулся официантке. — Большую чашку чаю с лимоном и медом, пожалуйста.
Бережной молча наблюдал, как его приятель обживает столик. Вот отодвинул солонку и пластиковую рекламку бизнес-ланча, вот снял куртку и повесил на спинку стула, потянулся за меню, открыл на странице с десертами.
— Кофе, понимаешь, не пью. — Игорь щелкнул пальцами. — Яблочного пирога мне к чаю подайте еще. Андрей, а ты?
— Да и мне, пожалуй.
Диана уехала, и в их доме уже не пахло выпечкой, а выпечку Бережной любил.
Они какое-то время молчали, глядя в окно, забрызганное каплями дождя. Они не так давно виделись, и разговор у них был, как всегда, полушутливый. А вот сейчас Бережной думает о том, как ему начать разговор о комиссии генерала Радецкого и судьбе офицеров, входивших в состав этой комиссии. И как на это среагирует его давний приятель и по совместительству глава одной из спецслужб Игорь Капинус.
— Игорь, я сейчас кое-что хотел у тебя спросить, но если ответить не можешь, то хотя бы не лги мне. — Бережной кивнул официантке, которая принесла заказ, и замолчал, позволяя девушке расставить посуду. — Да, горячий чай сегодня как нельзя кстати.
— То-то. Предисловие очень серьезное, я обеспокоен. — Игорь ухмыльнулся. — Перестань менжеваться, как институтка в борделе. Спрашивай, если я в курсе, можешь рассчитывать на меня. Что ж ты, Андрей Михалыч, всю жизнь меня и так, и эдак поворачиваешь, а у тебя все изнанка получается.
— Да потому что хитер ты, Игоряша, не в меру! — Бережной засмеялся и долил себе чаю. — Сам-то как, на пенсию не собираешься?
— Пока не собираюсь, не время. — Капинус поковырял ложечкой пирог. — Куда там на пенсию, когда работы невпроворот! Молодые-то больше на выгоду смотрят, а при таком подходе государственный интерес не соблюсти. Мы с тобой как два пня на дороге: выкорчевать бы их, да присесть при случае не на что будет. Нужны, стало быть.
— Ну, скажешь тоже! С пнями сравнил. — Бережной засмеялся. — Нет, брат, я себя в пни записывать не позволю.
— Да какой ты пень! У тебя жена-красотка и дочка маленькая. — Капинус покачал головой. — Молодцы вы с Дианой, что девчонку взяли к себе, пропала бы по интернатам.
Бережной пожал плечами. О чем тут говорить? Забрать к себе осиротевшего ребенка им с Дианой показалось самой естественной вещью на свете. Свои дети выросли, общих заводить было уже поздно. А тут Аленка — прозрачная от перенесенной болезни и застарелого голода, никогда не знавшая ни нормального дома, ни родительской ласки. И он всем сердцем потянулся к этому ребенку, но не знал, как сказать жене, но та уже сама все решила. И уж она-то, со свойственной ей прямотой, не стала придумывать, как же сказать, что она хочет забрать Аленку, а просто сообщила: Андрюша, у нас будет ребенок.
Их отговаривали. Бережной с удивлением смотрел на чиновницу ювенальной юстиции, которая говорила: девочке восемь лет, она дочь многократно судимых алкоголиков, вы представляете, какая там наследственность?! А Бережной уже придумал, как обставит Аленкину комнату, какие игрушки купит ей, сколько книжек поставит на новенькие полки. Мысленно он уже выбрал Аленке комнату на их с Дианой даче, гулял с дочкой по лесу и кормил ее малиной. Какая наследственность, что за глупости, если этот ребенок уже их собственный? Их общая дочка, которая пока в больнице, но оттуда она поедет не в приют, а к себе домой, к родителям, которые уже любят ее! И что может устоять перед такой любовью?
Игорь Капинус был одним из тех, кто не отговаривал. Он объявился в их доме через неделю после того, как они с Дианой забрали Аленку. Нагрянул неожиданно, принес серого пушистого зайца, с умильной мордахой и большим желтым бантом на шее. А еще пакет с фруктами и конфетами, билеты на какое-то детское шоу в театре. Потом сидел на кухне, пил чай и поглядывал на Аленку, которая суетилась тут же. Пока еще невесомая, стриженая, но уже в мягком домашнем халатике и тапочках с пушистыми цветами-помпонами. Он сидел, поддерживал обычный их с Бережным разговор, шутливо-колючий и обоим им интересный, но его взгляд то и дело обращался к Аленке. А та словно почувствовала доброжелательное внимание незнакомого человека и примерно через полчаса после знакомства, пересилив смущение и робость от непривычной пока ситуации, протянула Игорю дольку апельсина. Бережной руку бы дал на отсечение, что его давний приятель, циник и социопат Игорь Капинус, был в шаге от того, чтобы прослезиться.
И, уходя, он хлопнул Бережного по плечу и сказал:
— Молодцы, ребята! Большое вам человеческое спасибо!
Они поняли друг друга отлично.
Социальное сиротство стало настолько острой проблемой, что даже одна спасенная детская судьба — это нечто важное! И хотя Бережной считал свое позднее отцовство огромным счастьем прежде всего для них с Дианой, но Капинус был прав: без их участия Аленка попала бы в приют. И генерал внутренне содрогался от одной мысли о том, что стало бы с его девочкой в казенном учреждении.
А ведь они могли разминуться с Аленкой, если бы не темное и запутанное дело, которое он тогда вел со своей группой.
— Игорь, что тебе известно о группе генерала Радецкого и работе комиссии, которую он возглавлял?
Тень мелькнула на лице Капинуса и пропала. Кто-то чужой, может, и не заметил бы, но Бережной заметил и понял.
— А скажи на милость, каким боком ты к данному делу?
— Вопросом на вопрос? — Бережной насмешливо прищурился. — Кошерненько…
— Нет, просто любопытно. — Капинус подозвал официантку. — А принесите-ка нам еще чаю, дорогая. Так я тому удивляюсь, Андрей Михалыч, что данное дело было в ведении Министерства обороны, а потом военной прокуратуры. Ни я, ни уж тем более ты никаким к нему боком…
— То есть ни одно ведомство не заинтересовалось таким внезапным и массовым падежом поголовья личного состава комиссии и членов их семей?
Капинус задумался, подошедшая официантка принялась составлять с подноса новый чайник, вазочки с медом и сливками.