Это был опустившийся на самое дно бутылки палёной водки, покинутый Богом и силой духа, отчаявшийся человек, воплотивший формой своего существования всю экзистенциальную тщетность нашего бытия. У этого человека не было будущего, – ему приходилось совершать неимоверные усилия, чтобы уловить настоящее. Он находился за гранью пространства и времени, за той неуловимой чертой, которая опускает за человеком дверь, ведущую в эту реальность. Тело этого человека ещё было живо, он ещё продолжал биологически функционировать, но разум его был мёртв.
Всё это, как я понял, давало мне право говорить с ним свысока. Ведь он опустился, а я – нет, он – ничтожество, а я – человек, он лишён будущего, а у меня – всё впереди.
– Спасибо! – поблагодарил он меня. Я кивнул и уже собирался идти дальше, когда одарённый алкаш вновь обратился ко мне: – Слушай, браток, я у тебя мелочи не найдётся? Буквально чуть-чуть на баклажку недостаёт.
Я замялся, буквально на секунду, однако этого хватило, чтобы придать пьянице уверенности. Если бы я сразу ответил ему отказом, он бы не стал более докучать мне, однако, почувствовав нерешительность с моей стороны, начал настаивать:
– Дружище, очень хочется пить, понимаешь? Вчера был трудный, тяжёлый день… ну, нажрались с мужиками, как обычно бывает… понимаешь?
Я не понимал. За семь лет проживания на Светлогорском проезде у меня было предостаточно трудных дней. Но почему-то ни один из них не заканчивался тем, чтобы я нажрался, как свинья, с арбатскими алкашами. Поэтому я совершенно не знал, как это обычно бывает.
– Слушай, ну пару рублей дай хотя бы! – взмолился пьяница.
Я задумался. В принципе, у меня была в кармане пара монет. И, несмотря на то, что денег у меня особенно никогда не водилось, несколько рублей всё равно не сделали бы меня богаче или беднее. Я мог бы без сожалений бросить эти несколько монет в реку или в фонтан. Но вот так отдать их этому алкашу было отчего-то обидно. Я не мог понять этого чувства: почему мне более по душе вовсе избавиться от денег, нежели пожертвовать «нуждающемуся».
В тот момент я объяснил себе это тем, что не хотел бы поощрять очередное пьянство, выступая в роли спонсора этого мероприятия. Я не хотел давать денег этому алкашу. Но отказать было как-то неловко…
Я словно со стороны наблюдал, как моя рука лезет в карман, где завалялась какая-то мелочь.
– Браток, ну выручи, а! – продолжил свой концерт алчущий добычи алкаш. – Тебе жалко, что ли?
– Слышь, ты реально уже всех заебал, – произнёс раздражённый голос у меня за спиной. Я почувствовал напряжение, поскольку решил, что данные слова относятся ко мне, однако голос продолжил. – Иди на хуй отсюда, мужик. Что ты приебался к парню?
Я обернулся. За моей спиной стоял панк. Самый настоящий стереотипный панк: в красных штанах в шотландскую клетку, мартинсах, косухе с анархическими нашивками и с поставленным ирокезом ярко-зелёного цвета.
– Да ты знаешь, кто я, сынок? – возмутился алкаш. – Да я отец Арбата!
– Ну да, ну да, – кивнул панк с видом, который обычно приличествует психиатру во время общения с душевнобольным.
– Я тут уже шесть лет! Каждый день! – не унимался пьяница. – Шесть лет, понимаешь?!
– Пойдём, – обратился ко мне панк, уже не обращая на алкаша никакого внимания.
Он направился в сторону кинотеатра «Художественный», и я последовал за ним. Я поравнялся с ним, однако он, казалось, не обратил на это никакого внимания. Около двух минут мы шли рядом, не говоря друг другу ни слова.
– У тебя сигарета есть? – внезапно спросил он меня.
– Я… нет, – вопрос прозвучал так неожиданно, что я не сразу сообразил, что мне ответить. – Я всю пачку ему отдал.
– Ладно, не проблема, – спокойно ответил он и в следующий момент обратился к какой-то, скажем прямо, не самой обаятельной на вид девушке: – Привет. Куришь?
– Да, – кивнула она, немного смущённая вниманием столь экстравагантного юноши.
– Дашь сигарету?
– Конечно, – кивнула она и протянула ему пачку ментоловых «зубочисток».
– Не возражаешь, если я возьму парочку? – поинтересовался мой новый знакомец.
– Конечно, – повторила она, на этот раз глупо улыбнувшись.
– Спасибо, – безразлично произнёс он, достав две сигареты из пачки.
– Пожалуйста.
– Ты куда направляешься?
– А, я… – либо наше вторжение в её жизнь было настолько неожиданным, что она забывала, куда направлялась, либо пыталась понять, относимся ли мы к тому типу людей, которым можно доверять столь сокровенные тайны. – Ну, так.
– Не хочешь с нами? – предложил он.
– Я, ну, вообще, я собиралась… хотя… не уверена… ты знаешь, я обещала… вообще-то… короче, я не… ну, в общем… понимаешь…
– Ну ладно, пока.
– Пока, – с явной грустью в голосе произнесла она.
Когда мы отошли на пятнадцать метров от девушки, мой спутник протянул мне одну из добытых им сигарет.
– Спасибо, – поблагодарил я.
– На здоровье.
Он продолжал следовать своим, неведомым мне, маршрутом, а я просто шёл рядом с ним. Я не знал, куда мы направляемся, однако это не имело для меня никакого значения. Мой спутник шёл твёрдо и уверенно, словно имел точную цель и спокойно следовал к ней, оставляя за бортом всё остальное.
Я закурил. Тонкая сухая сигарета практически моментально приняла пламя и быстро начала тлеть у меня во рту. Я почувствовал вкус ментола, словно только что почистил зубы. Вкус был неприятный, но курить эту сигарету было лучше, чем не курить вовсе.
Мы дошли до начала Арбата и свернули налево – на Никитский бульвар.
Я хотел сказать что-нибудь парню, который шёл рядом со мной, как-то завязать разговор, но всё время не мог найти, как завязать беседу. Мне хотелось поблагодарить его за то, что он помог мне отделаться от этого пьяницы на углу Кривоарбатского переулка, однако это было как-то ужасно нелепо… сказать что-то про девушку, угостившую нас ментоловыми зубочистками, – тоже. Вот я и продолжал молча следовать за своим новым знакомым, хотя слово «знакомый» здесь не слишком подходит, – я даже имени его не знал.
Не знаю точно, то ли мой спутник действительно не чувствовал никакого дискомфорта от того, что мы так долго шли рядом, не говоря друг другу ни слова, то ли ему это нравилось. Вполне возможно, он просто не знал, как от меня отделаться, и потому шёл всё время молча, не произнося ни слова, чтобы я, почувствовав себя неуютно, оставил его в покое. Я склоняюсь именно к последнему. В конце концов, я тогда выглядел, как обычный мальчик, который пошёл гулять после школы, забросив домой школьный рюкзак и пакет со сменкой.
Если он хотел от меня избавиться, ему уже почти удалось добиться своего: идя рядом с ним, я чувствовал себя неуютно, словно навязываюсь в компанию, а этого мне не хотелось.
Я уже подумал, как бы тактично слиться, когда мой спутник внезапно остановился.
– Ну, – спокойно произнёс он, посмотрев мне в глаза.
– Э-э-э, – не слишком вразумительно промямлил я в ответ.
– И куда ты идёшь? – спросил он.
Вот этого вопроса я и боялся. Сейчас он начнёт спрашивать, какого дьявола я за ним увязался, что мне, вообще, от него понадобилось, он и так избавил меня от въедливого арбатского алкаша, неужели мне непонятно, что ещё десять минут назад мне нужно было ретироваться, – и так далее – в том же духе. Я боялся даже не того, что этот парень, такой весь из себя крутой, задаст мне эти вопросы, а того, что я не смогу ничего на это ответить. Я боялся выглядеть рядом с ним мямлей, чмошником и неудачником. Я понимал, что стоит ему задать один из этих вопросов, и я буду тупо стоять и смотреть вниз, как на уроке физики, когда Лопата спрашивает домашнее задание, которое ты не сделал.
Но он больше ничего не спросил. Он задал только один вопрос и смотрел на меня. До меня дошло, что вопрос был не риторическим, и он действительно ждал ответа.
– Я не знаю, – наконец произнёс я в ответ. – Я просто иду с тобой.
– Понятно, – кивнул он. – Откуда идёшь?
– Из дома.
– Живёшь далеко?
– В Тушино.
– Понятно.
Это «Понятно», повторенное во второй раз, повисло в воздухе мёртвым грузом и не давало нашему разговору двигаться дальше. Точнее говоря, оно смутило меня, и поэтому я не знал, что сказать. Я боялся, что сказал что-то не то, что он сейчас примет меня за полное чмо, потому что я живу в таком отстойном районе. Но ему было наплевать. Он просто молча смотрел на меня.
Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что ему было так же неловко, как и мне, ситуация была идиотская, и он просто не знал, что может сказать мне, чтобы как-то развить беседу. Однако он казался таким спокойным и уверенным в себе, что я рядом ним чувствовал себя некомфортно.
– Я Вася, – наконец произнёс я, чтобы чем-то заполнить паузу.
– Илюха, – он протянул мне руку.
Я протянул руку своему спутнику. Пожатие его было неожиданным. Взяв мою ладонь в свою, он быстрым движением вскинул руку, как обычно делают люди, когда дают «пять» друг другу, а в следующее мгновение его рука уже была у меня на плече. Он действовал слаженно, уверенно, словно повторял это приветствие по нескольку раз каждый день, и я понял, что так и было. Я невольно повторял его движения, однако поскольку делал это в первый раз, я промахнулся, и моя рука пролетела ему под мышку. Он заметил это – не мог не заметить, – однако ничего не сказал; даже лицо не изменило своего выражения, только глаза сощурились, словно в улыбке, и то всего на секунду.
Я был абсолютно уверен, что ему всё стало ясно: он знал, что я никогда прежде ни с кем подобным образом не здоровался, как знал и то, что я понял, что он знает. Он улыбнулся с заговорщическим видом, словно говоря мне, что сохранит этот секрет между нами.
Мы смотрели друг на друга с серьёзным видом, а потом Илюха громко и раскатисто рассмеялся.
– И часто ты вот так тусуешься по Арбату? – спросил он, закончив смеяться.
– Ну, в целом, да, – сказал я. – То есть как… короче, я люблю гулять в центре, да только все мои друзья предпочитают тусоваться в пределах Тушино.