– Вполне, – бодрым голосом ответил Илюха.
– В таком случае…
– Ваша честь, я хотел бы просить вас отложить моё заключение на один день, – произнёс Илюха. – Я не планирую обжаловать решение суда и не собираюсь сбегать. Мне нужно закончить дела и попрощаться с близкими.
– Это возможно при внесении залога на сумму 150 тысяч рублей, – сказала судья. – У вас будет 24 часа.
– Я могу считать залогом деньги, которые были изъяты у меня во время обыска? – спросил Илюха. – Там 174 тысячи рублей.
– Можете, – кивнула судья. – Но через 24 часа вы должны явиться.
– Спасибо, – сказал Илья.
– Слушание по делу объявляется закрытым!
Мы вместе с Илюхой и Настей вышли из здания Тверского суда.
– Ну что, какой план? – спросил я.
Я был уверен, что у Илюхи обязательно должен быть разработан план. Просто не могло быть, чтобы у такого парня, как он, не было плана. Но плана у него не было. Мы дошли по бульварам до Никитских ворот и свернули к дому Илюхи. Всю дорогу мы разговаривали, смеялись, рассказали, что теперь живём вместе, я рассказал, как ушёл из дома. Илюха тоже рассказал, как провёл последние месяцы: он больше ни разу не появлялся на поинте и не виделся с Димкой, Коляном, Шреком и остальными, эти ребята просто выпали из его жизни. Он много читал, смотрел и начал рисовать: получалось очень неплохо. Мы зашли к Илюхе домой, и он показал нам свои рисунки.
Пару часов мы просидели у него, а потом он сказал, что ему нужно ещё заехать в одно место и нужно прощаться. Напоследок он отдал мне свои картины, африканские барабаны и серебряную зажигалку.
– Мне это там вряд ли понадобится, – улыбнулся он.
Прежде, чем расстаться, мы с Илюхой крепко обнялись и по старинному русскому обычаю трижды поцеловались.
– Удачи вам! Будьте счастливы! Прощайте!
Илюха закрыл за нами дверь.
Не сговариваясь, мы с Настей спускались вниз медленно, чтобы как можно более остро прочувствовать этот момент, чтобы каждая ступенька врезалась в память, чтобы навсегда запомнить все подробности происходящего.
Выйдя из подъезда, я сел на ступени крыльца, взял барабан и начал играть. Настя села сбоку, опёрлась спиной на моё плечо и заиграла на втором барабане. Мы не знали, что именно играем, – просто импровизировали, но эта музыка, рождавшаяся из отчаяния и надежды, была подобна смерчу внутри песочных часов, – она расходилась кругом в протестном грохоте и дребезжанье стёкол, в возмущении против мирового спокойствия и в безудержной воле сместить вектор судьбы.
Я не мог просто так оставить несправедливости, которая постигла моего друга. Придя домой, я включил компьютер и принялся писать – писать о случившемся, подробно, честно и методично. К четырём утра я закончил длинную статью о несовершенстве судебной системы.
На следующий день я отредактировал статью, убрал шероховатости, исправил ошибки, показал Насте (Она пришла в восторг) и затем отправил текст в редакцию журнала «Итоги».
Через два часа я позвонил в журнал и спросил, получили ли мой текст, но мне так и не дали внятного ответа. Тогда я отправил текст в редакцию журнала «Огонёк», – в редакции мне вежливо объяснили, что сейчас издание переходит на новый формат, и, если у меня срочный материал, мне следует обратиться в другое издание.
Я отправил статью в Российскую газету (там мне сказали, что свяжутся, если мой текст кого-то заинтересовал), затем – в газету «Коммерсантъ» (меня заверили, что статью передали редактору, и в случае чего он мне перезвонит), потом – в журнал «Власть» (мне посоветовали рассмотреть другое издание), потом – в «Ведомости» (меня так и не соединили с редактором).
В итоге я сорвался и отправил текст сразу в три газеты: «Известия», «Газету» и «Новую». Но ни в одном издании мне не ответили: все обещали перезвонить, но никто не перезванивал.
На то, чтобы обзвонить все издания и добиться какого-то ответа у меня ушло два дня. Но никто не взял мой материал.
Я уже решил было идти с этой темой на «Эхо Москвы», когда на мою электронную почту пришло письмо от редактора отдела «Общество» газеты «Известия». Она приглашала меня встретиться у них в офисе на Пушкинской. Я согласился без всяких раздумий. Встреча была назначена на следующий день.
Впервые в жизни я понял, что не знаю, как мне одеться: я должен был выглядеть представительно, но у меня совершенно не было подходящей одежды – только джинсы, футболки и клетчатые рубашки. Я вытащил все свои вещи из шкафа в спальне, свалил их на кровати и начал прикидывать, как же мне нарядиться.
– Солнце, ты собираешься на бал? – спросила Настя (я не слышал, как Она вошла).
– На встречу, – пробурчал я.
– Ну так оденься, как всегда.
– В джинсы и футболку?
– Ну да, – ты же идёшь в газету, а не в банк. Журналисты обычно одеваются чёрт знает как.
– Ты серьёзно?
– Я работаю в журнале и хорошо это знаю, – сказала Она. – Разве что ты собираешься в глянец.
– «Известия» не слишком подходят под эту характеристику.
На следующее утро я пришёл в редакцию газеты в джинсах, кедах и белой футболке.
Редактором оказалась приятная женщина интеллигентного вида, ей было около сорока, она была сдержанно, но очень просто одета и вежливо улыбалась.
– Добрый день, Василий! – поздоровалась она, словно была очень рада со мной познакомиться.
Я вежливо поздоровался в ответ.
– Я внимательно прочитала вашу статью – очень живо написана! – сказала редактор. Я был польщён, а она продолжала: – К сожалению, мы не можем публиковать работы в подобном жанре, она слишком субъективна.
– Она отражает действительность и холодные факты, – отметил я.
– Да, – согласилась редактор, – но эти факты приправлены большим количеством личных размышлений. Наша газета старается быть более объективной. Мы не можем опубликовать материал в таком виде.
– Зачем же тогда вы меня пригласили? – поинтересовался я, хотя, разумеется, понимал, к чему идёт разговор.
– Я подумала, что если статья будет переписана, дополнена комментариями экспертов, представителей судебной и законодательной власти, материал может быть опубликован в нашей газете, – сказала она. – Кроме того, я надеюсь, мы могли бы начать работать на постоянной основе.
– Хотите взять меня на работу?
– У нас сейчас не хватает корреспондентов. Вы студент?
– Да, я студент журфака МГУ.
– На каком вы курсе?
Вопрос был задан спокойным тоном, но ввёл меня в ступор: сказать правду, что я ещё даже не начал учиться или солгать?
– Я только поступил в университет, – сказал я.
– Опыта работы в СМИ, как я понимаю, у вас нет, – спросила редактор.
– Есть, но я не назвал бы это великим опытом, – слукавил я, вспомнив о публикациях, представленных на творческий конкурс.
– В таком случае я могу предложить вам первое время писать для нас внештатно. Вас это устроит? – спросила она.
– Думаю, да.
– В таком случае, сегодня к шести часам жду от вас итоговый материал – без авторских измышлений, с комментариями экспертов и объективной картиной.
– Материал будет, – пообещал я.
Разговор был закончен. Мы поблагодарили друг друга, я уже подошёл к двери, когда она внезапно спросила:
– Скажите, а Гриша Скуратов имеет к вам какое-то отношение?
Что-то в её лукавой улыбке заставило меня предположить, что она знает ответ на этот вопрос. И тем не менее я ответил:
– Нет, не думаю.
Так, неожиданно для самого себя я вошёл в профессию журналиста.
После получения первого гонорара я повёл Настю в ресторан. С детства мне запомнился мексиканский бар на Октябрьской площади, названный в честь знаменитого революционера, – туда нас с бабушкой как-то сводил дядя Гриша. Именно туда мы с ним пошли в день, когда бабушки не стало. Я не обращал внимания на детали в тот последний раз, когда был здесь, но в детстве это место поразило меня своей атмосферностью, и теперь я хотел показать это место Насте.
Должен признать, детские впечатления не обманули меня: бандит, висящий в петле, приветствовал нас у входа, стулья в форме лошадиных стоек у барной стойки и звук летающих мух вместо музыки в туалете – всё это было до удивления атмосферно, волшебно и притягательно.
Настя пришла в восторг от этого места, и я пребывал на вершине блаженства от того, что могу разделить эту радость с Ней. Когда мы поужинали и уже собирались идти домой, я решил присесть на барный стул: мне было интересно, насколько они удобные.
Стулья оказались удобными.
– Что будем пить? – спросил бармен.
– Хочешь текилы? – предложил я.
– Давай, – улыбнулась Настя и лихо села в седло рядом.
– Ого, как запрыгивает, – обронил какой-то мужик средних лет.
Я посмотрел на него уничтожающим взглядом. Настя взяла меня за руку, поднесла к себе мою ладонь и поцеловала её.
– Горячая штучка, – продолжал тот мужик и, спустя несколько секунд добавил: – Горячая сучка.
Бармен поставил перед нами две стопки текилы.
Я сразу же расплатился.
Тот мужик посмотрел на Настю и причмокнул.
Я понимал, что он пьян и не очень следит за собой. Я понимал, что ни мне, ни Насте, по большому счёту, не должно быть никакого дела до какого-то мужика, но я не мог это так оставить.
Этот человек неуважительно отзывался о Насте, он вёл себя пренебрежительно по отношению к Ней, и я просто не мог спокойно выпить свою текилу и пойти домой.
– Что вам надо, милейший? – спросил я его.
– Чё? – пробурчал мужик.
– Я спрашиваю, зачем вы хамите, зачем пристаёте к девушке? – резким тоном произнёс я.
– Относительно неё? – мужик показал на Настю. – Да я ж просто пошутил.
– Советую вам впредь шутить осторожнее, – предложил я.
– А не то что? – мужик встал с барного стула. – Что ты сделаешь, щенок?
Он сделал неувернный шаг в моём направлении.
Я понимал, что он мертвецки пьян и не контролирует себя, но это не имело значения.