Я уже с интересом посмотрел на его круглую лысину, блестевшую под лампой.
— Ты что мне про Забегалова пишешь? — спикер помахал моей запиской. — Ты считаешь, я сам в этом деле не разберусь?
— Считаю, что обязан вас проинформировать и донести свое мнение о ситуации.
— Зачем мне твое мнение, если ты обстановку не контролируешь? Вот скажи, кто эту блядскую заметку написал, а?
— Если вы не против, Виталий Иванович, скажу завтра. Я пока собираю необходимую информацию.
— Завтра… — спикер усмехнулся. — А если надо сегодня?
Я решил промолчать.
— Записку свою забери, — спикер бросил ее через стол. — Я не дурак, чтобы шашкой махать из-за Валентина Юрьевича. Знаю лучше тебя, кому он раньше служил и на кого сейчас работает. Не волнуйся! За всё это собрание я отвечаю.
Наступила тишина, после громких криков резавшая слух.
— Виталий Иванович, — сказал я, — надо что-то решать с этим эфиром на «Сторонке». Предлагаю вам под любым предлогом не ходить. Пошлите кого-то из депутатов. Алину Вениаминовну хотя бы.
— Толкушка она, твоя Алина, — от души высказался спикер.
— Эфир первый, никто этой программы еще в глаза не видел. Могут быть проблемы, — не унимался я.
— Проблемы будут, если я не пойду, — ответил Хрюшников и в первый раз за время разговора вздохнул.
За окном сделалось по-ноябрьски темным-темно. Спикер отчалил только что, запихнув под мышку пухлую папку со справками, которые подготовили и принесли ему загнанные экономисты. «В машине посмотрю», — на ходу бросил он. Его предупредили, что на телекомпанию надо прибыть заранее, дабы гримеры и режиссеры успели сделать свою работу. От моих услуг и, вообще, от любых сопровождающих Виталий Иванович отмахнулся и даже депутатский значок оставил в ящике стола. Был он по-прежнему на взводе. По опыту своему я знал, что нарастающее раздражение Хрюшникова может в любую секунду прорваться наружу.
Я сам чувствовал себя каким-то выпотрошенным. Время звонить «Бонду» еще не пришло, и оставалось только ждать. Запиликавший в кармане мобильник заставил дернуться.
— Алексей Николаевич, я вас жду, — пропела трубка.
— Кто это?
— Это Яна. Вы про меня забыли?
Вчерашний разговор действительно вылетел у меня из головы.
— Нет, Яночка, не забыл. Просто забот сегодня прибавилось.
— Вы до сих пор на работе? — спросила Яна.
— Где же еще?
— Наша встреча не отменяется?
— Не отменяется, — ответил я. — Вы у подъезда?
— Подхожу.
— Тогда и я иду.
Яна стояла под пихтой напротив главного входа. Я улыбнулся ей, но, по-моему, не очень уверенно.
— Вы устали, Алексей Николаевич?
— Почему?
— У вас измученное лицо.
— Ничего от прессы не скроешь! — я старался говорить как можно беззаботнее. — Ну что, держим курс на кафе?
— А у вас что-то изменилось?
— Да эфир тут один свалился на мою грешную голову. Шеф убыл на телевидение, меня не взял. Но отсмотреть не мешало бы, — объяснил я.
— Это очень важно?
— Может быть. Вскрытие покажет.
— Пойдемте ко мне, — предложила Яна.
— В редакцию?
— Нет, домой.
— Домой? — в моем голосе прозвучало удивление.
— Ну да. Это рядом тут, через улицу. Если вам удобно, конечно, — и она нерешительно посмотрела на меня.
— Это вам, наверное, неудобно, — возразил я. — Всё-таки я человек посторонний, а дома у вас родные, близкие.
— Я одна живу, снимаю здесь квартиру, — ответила Яна.
Дома у певучей Яны было довольно уютно. В ее единственной комнате, кроме телевизора, стоял мягкий уголок с огромным плюшевым котом, платяной шкаф и миниатюрный столик. На стенах там и сям висели какие-то безделушки со шнурками и множество цветных фотографий. На всех фото была изображена сама модница в разнообразных нарядах и интерьерах.
— Вы просто модель, Яна, — заметил я. — Вам самой на обложку пора.
— Не берут, обижают меня, — кокетливо сообщила она.
Представительница «Модного журнала» успела разоблачиться (в смысле верхней одежды) и осталась в очень коротком ярко-красном платье, которое подчеркивало все достоинства фигуры. Я подумал, что сегодня, наверное, она в черном или белом белье. В кафе на мою новую знакомую точно пялились бы все мужчины.
Я повесил пиджак на дверную ручку и сел. В телевизоре шла популярная молодежная программа «Сарай». Запертые в большом сарае на амбарный замок, молодые люди и девушки пытались выстроить гармоничные взаимоотношения. Сейчас показывали сцену на сеновале. Две участницы бурно выясняли, кому завтра мыть посуду.
— Это наш канал? — спросила Яна.
— Да. Ток-шоу после новостей начнется.
— Странное какое-то соседство: «Сарай» и шоу со спикером.
— «Сторонка» круглые сутки вещать не может, творческих силенок мало. Приходится врезаться в эфир московского канала.
— Нельзя было другой московский канал выбрать?
— Другие каналы были разобраны другими компаниями, а уважаемой Анфисе Дикторовне очень хотелось быть телевизионной начальницей. У нее даже отчество такое — от папы, энтузиаста первых пятилеток.
— Она из-за него такая влиятельная? — удивилась модница.
— Если вы про отчество или папу, то нет. О доценте Барабулько слышали? О Зиновии Моисеевиче? По глазам вижу, что нет. Был такой деятель, ученый реформатор при губернаторе. Осваивал бюджетные средства. Это он за Анфису похлопотал, за подругу свою сердечную, — пояснил я.
— Он и телекомпанию создал?
— Не совсем так. Один хваткий вице-губернатор подсуетился, теперь уже бывший. Компаньон уважаемого доцента. Заодно весьма кстати пролоббировал интересы олигарха Камышанского. Анфису туда поставили за имуществом и кассой приглядывать, ну и на презентациях красоваться. Хотя какая там красота — в ее-то годы, при ее комплекции.
— Вы на презентации не ходите?
— Хожу иногда. Если дома готовить неохота.
— Вам жена совсем не готовит? — несколько нарушив границы этикета, спросила Яна.
— Не готовит. Нет у меня жены, тоже перешла в число бывших.
— Ой, может, вас угостить чем-нибудь? — спохватилась хозяйка. — Вы же с работы, ничего не ели.
— Лучше рюмку коньяка налейте, — пошутил я.
— Коньяка у меня нет, — растерялась она. — Есть водка «Парламент», мне ее на выставке подарили.
— Достижений народного хозяйства?
— Агропромышленного комплекса.
— «Парламент»? Это судьба, — засмеялся я. — Несите, так уж и быть.
Пока Яна ходила на кухню, я набрал номер «Бонда». Мне сообщили, что абонент не отвечает или временно недоступен.
Водка сильно обожгла горло, в голове зашумело. Заедали бутербродами с сыром. Умяв три подряд, я откинулся на подушки и ощутил страшную слабость. Телевизор, где продолжали ожесточенно спорить узницы «Сарая», как будто подернулся дымкой.
— Вам нравится ваша работа? — неожиданно спросила Яна.
Я рассмеялся.
— Меня сегодня уже спрашивали об этом.
— Кто?
— Студенты-практиканты. Интересные ребята, горячие.
— Что вы ответили?
— Ответил утвердительно. А вот теперь думаю, что был не до конца откровенен.
— Вы их обманули?
— Не совсем так, — я взял рюмку и плеснул еще водки. — Просто в той обстановке всей правды сказать не мог. О моих словах и так мигом доложили руководству.
Яна смотрела на меня сочувственно. Или мне так казалось? «Куда меня вообще несет?», — подумал я, а вслух произнес:
— Давайте еще по капле, — и, не дожидаясь ответа, налил ей.
Она не протестовала.
— За информационную безопасность? — предложил я.
Мы выпили снова.
— Мне кажется, у вас там все боятся всех, — очень серьезно сказала Яна.
— А больше всех-всех-всех знаете, кто боится? — я понизил голос до таинственного шепота.
— Кто? — она тоже перешла на шепот.
— Больше всех-всех боится спикер Виталий Иванович Хрюшников. Он больше других потеряет, если что. Забавно, правда? Должность такая солидная, вроде бы второе лицо в губернии — и боится. Меня так не пасут, как его.
— Зачем вас… пасут?
— Как зачем? Наивная вы девушка. Чтобы выслужиться, рвение показать, усердие. Нужность свою подтвердить перед начальством и особую ценность. Этим и заняты в первую очередь. На том стоят!
— А его зачем пасут?
— Примерно за тем же.
— Ну а вы сами боитесь?
— Хороший вопрос, — отметил я, как на пресс-конференции. — Честно ответить?
— Да, честно.
— Не боюсь. Просто противно.
«И зачем я всё это говорю? Тоже ведь пойдет завтра и сольет кому-нибудь информацию. Легко. Элементарно. И пусть сливает, на здоровье», — я ощутил, что мысли мои слегка путаются.
— Значит, вы всё-таки обманули бедных, доверчивых студентов? — мягко улыбнулась Яна.
— Да не обманывал я их. Работа и правда нравится — чувствую себя на своем месте. Людей бы еще нормальных побольше. А то пили как-то в узком кругу, с начальством, и посмотрел я на этот балаган изнутри, послушал тосты и всхлипы про комсомольскую юность, всё под виски и под коньячок… Рухлядь это старая, Яна. Мы ток-шоу не прозеваем?
— Нет, еще даже «Сарай» не закончился, — успокоила меня хозяйка. — Хотите посмотреть на вечерний город с высоты птичьего полета?
Я кивнул.
Вид сверху оказался шикарным. По залитому огнями проспекту потоком катили машины, автобусы и троллейбусы. Сиял всеми цветами радуги, посылая в темноту свои импульсы, громадный экран с рекламой. На крыше парламента, подсвеченные специальными фонарями, трепетали два флага, государственный и губернский, с волнами и колосьями.
Балкон был узким, с тонкими прутьями перил. Казалось, что море огней начинается у наших ног. Холодный осенний ветер обдал мое разгоряченное лицо.
— Вы не простудитесь в рубашке? — спросила Яна.
Я посмотрел на нее и увидел, а скорее даже почувствовал, что она сама дрожит.
— Хорошего понемногу, да? Идемте в дом, Яночка.
Она кивнула.
Не знаю, а вернее, догадываюсь, как вышло, что в дверном проеме мы оказались друг напротив друга. Пространство для маневра предельно сузилось, и Яна всем телом прижалась ко мне. Первой моей мыслью было, что она действительно успела замерзнуть. Второй, когда я опустил глаза в вырез платья — что на ней сегодня меньше белья, чем в прошлый раз.