— Песня?
Я напел по мере сил:
— Никто мне не советовал,
Никто не помогал,
Я сам округу эту один перепугал.
Я очень-очень ловок, я очень-очень смел…
Наталия прыснула. Даже Андрей слегка улыбнулся.
— Дальше петь не рискну. Можно из Сети скачать, не пожалеешь, — я подмигнул Наталии.
Потом пришлось позвонить писателю, сказать ему о расклейке и отзыве летучей бригады. Было ужасно неловко, и я начал путано извиняться перед Александром Еремеевичем. Он чуть-чуть послушал и посоветовал:
— Алёша, не извиняйся. Дотерпи как-нибудь.
Вид из окна открывался потрясающий. Панораму почти половины города дополняла замерзшая поверхность реки. На снегу, как пингвины в Антарктиде, чернели фигурки рыбаков. Над всем этим сияло солнце, игравшее в окнах жилых высоток и башен офисных центров.
Я находился на кухне у Жени Крюкова, с которым мы без малого два десятка лет назад работали в одной газете. Он простудился и в офис сегодня не поехал. И мог себе это позволить, не отпрашиваясь, потому что был сам себе директор и учредитель. Начинал Женя в период нашей молодости фотографом, приехав из экзотического Самарканда с одним чемоданчиком. Обитал он сначала в редакции, ночуя на столе, а потом снял убитую хрущевку-однушку почти без мебели. Там он приручил и выдрессировал настоящую живую мышь и варил бесподобный плов, когда принимал гостей. У него был вечно оптимистический взгляд на жизнь и по-восточному мудрое отношение к людям. Как говаривал Крюков, «если хочешь, приходи, а не хочешь, уходи».
Та газета давно издохла из-за финансовой недостаточности. А у Жени сейчас была преуспевающая полиграфическая фирма, которая контролировала изрядный кусок рынка. Принял он меня в собственной трехкомнатной квартире на шестнадцатом этаже нового дома. Правда, ремонт пока был сделан только в полутора комнатах. Зато в спальне, где две стены из четырех покрывала серая штукатурка без обоев, перед гигантским плазменным телевизором стояла необъятная кровать под балдахином, ничуть не хуже, чем в музее мебели. «Как у султана», — подумал я. Когда-то при моем содействии бывший коллега арендовал свое первое помещение под производственный цех.
Женя извлек из шкафа початую бутылочку наливки и предложил вместе подлечиться.
— Из Чехии осенью привез, никак не осилю, — сказал он.
После сеанса воспоминаний и перечисления общих знакомых с деталями их биографий я сформулировал свое деловое предложение.
Повелитель балдахина покачал головой.
— Сложно там всё у вас.
— Не хочешь ввязываться? — спросил я без дипломатии.
— Твой клиент весь какой-то непостоянный. Насмотрелся я на таких крученых, предпочитаю с ними не работать.
— Я сам себе дал установку: пройти кампанию до конца.
— Ты-то дал, но всякие возможны обстоятельства, — он поправил теплый шарф на горле.
— В общем, не особо тебе это интересно?
— Почему же не особо?
— Думаешь, риск есть?
— Да риска особого нет, — рассудительно ответил Женя. — Что я теряю? Только одну из массы возможностей. Разве это потеря?
Ровно через час его менеджер по имени Максим, крайне немногословный и подтянутый, уже сидел у нас в штабе и разбирал дела, сданные Аленой.
Это однозначно был день свиданий с прошлым. Часов в семь вечера в очередной раз зазвонил телефон. Номер был городской, неизвестный мне.
— Да, — односложно ответил я.
— Здравствуй, — раздался страшно знакомый голос.
— Здравствуй, — эхом откликнулся я.
— Ты сыну собираешься помогать? — спросила меня Марина, как будто мы не общались самое большее день или два.
Агрессии в ее голосе не было, скорее усталость.
Перед этим мы разговаривали без малого год назад. В тот день я приехал, чтобы забрать сына к бабушке на маленький семейный праздник. Моя бывшая жена, с которой мы заранее обо всём договорились, отказалась открыть дверь подъезда. «Я его неизвестно с кем не отпущу», — заявила она через домофон. И я один сел обратно в ожидавшее меня такси.
— Я же неизвестно кто, — ответил я.
— Перестань, — попросила она.
— Не я начинал.
— Это было не про тебя.
— А про кого?
— Мне не хотелось, чтобы он ездил к тебе… куда ты девок водишь.
— Так мы ко мне и не собирались, — сказал я.
Почему-то вспомнился очень жаркий августовский день и наша свадьба. Служительница главного городского ЗАГСа с прической в стиле семидесятых и ее напутствие мне: «Алексей, берегите Марину!» А еще вспомнилась наша совместная работа в редакции еженедельника «Вечерний город». Сидели мы в ветхом доме, предназначенном под снос. Все жильцы оттуда съехали, только нас приютил на время глава района, с которым регулярно пил наш шеф. Дым там стоял коромыслом, постоянно являлись какие-то странные гости или жалобщики. По пятницам за стенкой храпел главный редактор, приносимый шофером на руках в бесчувственном состоянии, а мы выпускали номер. Я был эмоционально приподнят, довольно наивен и, пожалуй, даже глуп. Впрочем, многое ли с тех пор изменилось?..
— Ты где сейчас, чем занимаешься? — спросила она вполне мирно.
— Так, отхожие промыслы. У Зощенко, по-моему, есть об этом рассказ.
— Он по тебе очень скучает. Спрашивает про папу.
У меня перехватило горло.
— Я тоже скучаю.
— У нас сейчас не очень простые времена, — начала Марина.
«Какое совпадение», — подумал я.
— Правда, ты мог бы как-то помочь?
— Кто бы мне помог… Извини, это к делу не относится.
— Что-то случилось?
— Пока нет. Какой сегодня день недели?
— Ты здоров?
— Практически трезвый, если ты это имеешь в виду, — сказал я. — Давай вот как поступим. Перезвони мне дня через три или продиктуй свой номер мобильного, я сам перезвоню. Мы с тобой встретимся и всё обсудим.
На свои первые две встречи с населением Георгий Александрович меня не взял.
— Нечего туда всем табором таскаться, — мотивировал он. — Фурсов будет, и хватит.
В ожидании оперативной информации я разобрал накопившиеся штабные бумаги, пересмотрел кое-какое видео с прошлых выборов. Потом связался с Лёвой, тот подтвердил готовность к действию. Послезавтра на телецентре должна была пройти жеребьевка платного и бесплатного эфирного времени для кандидатов. Государев канал любезно давал возможность излить душу под надзором избиркома. Мне предстояло наведаться на волнующую церемонию от имени Макеева. Удивительно, но для прохода и присутствия не требовалось никаких документов, кроме паспорта.
Время тянулось как резина. Наталия ходила вокруг и около, бросала на меня вызывающие взгляды и даже расстегнула свои джинсы, но мне было не до баловства. Наконец, грянула известная каждому болельщику мелодия.
Беспокоил, конечно, кандидат.
— Ёб твою мать! — начал он с главного. — Вы кого ко мне приставили с Фурсовым?
Смысл второй фразы не сразу дошел до меня.
— Эти дебилы мне весь народ распугают! Стояли там, как гестапо! Люди от них по подъездам прятались!
— Вы про Артура с Арсением?
— Про спортсменов этих отмороженных!
— Вы же их рекомендовали, — аккуратно вставил я.
— Да я их впервые вижу! Мне их человек один подогнал.
Я крякнул. Макеев, кажется, тоже.
— Так. Завтра в час планерка. Собирай всех к Василию Александровичу, понял? — сказал он, прикрутив громкость на своем передатчике. — Вообще всех.
— И Матвея?
— А чем он лучше других?
Перед заседанием Фурсов рассказал мне о встречах. Всё было не так ужасно, как изображал кандидат. Просто немного вьюжило, во дворы выползли, как обычно, в основном пенсионеры, и то не все, а общественно активные. «Ура» не кричали и чепчики не подбрасывали, но и провокационных вопросов не задавали. Реагировали на речи сдержанно, то есть в принципе нормально. Наши силовики, действительно, были сначала немного назойливы, прихватив с собой даже третьего единоборца, комплекцией здоровее Артура. Потом вроде исправились. Агитаторы от Романа и по квартирам предварительно пробежали, и объявления с призывом везде развесили…
В полном, стопроцентном составе наш штаб собрался впервые. Пришел Максим, пришел Лёва, которого я назначил ответственным за телевидение. Явился и Дима, собрав волосы в хвост, как футбольный вратарь Овчинников. На некоторой дистанции от других сидел финансовый уполномоченный Матвей, по своему обыкновению вращая ключами. Само собой, были Роман и Володя с Андреем. Наталия, примостившись за журнальным столиком, вела протокол. Василий Александрович поздоровался с каждым за руку и опустился в свое персональное кресло. Был он опять какой-то озабоченный.
Кандидат ворвался, как янычар во вражеский город. Я хотел предложить повестку, но тщетно. Свои первые полчаса Георгий Александрович посвятил вчерашнему приключению. Солировал только он, все слушали. Мы снова были введены в курс нашей (и наших родственников) интимной жизни, а также получили дополнительные сведения о своей квалификации и образовательном уровне. Фурсов явно выслушивал это далеко не в первый раз и, по-моему, роль полевого командира его уже тяготила.
Наконец, перешли к другим темам.
— Андрей, ты знаешь, что Филейкин свои плакаты по лифтам разместил? В каждой высотке на округе? — приступил к допросу Макеев.
— Откуда? — довольно резко отозвался Андрей.
— Вот! — подпрыгнул кандидат. — Знаешь еще, чем хороший юрист отличается от очень хорошего?
— Чем же?
— Хороший знает законы, а очень хороший — судью!
— Не улавливаю смысла, Георгий Александрович, — сказал Андрей.
— Смысл тебе понадобился? — заорал во всю глотку Макеев. — За смыслом сюда пришли? Чаи с кофеями гоняете? Шпионов ловите? А у тебя должна уже готовая жалоба лежать! Чтобы я только взял и подписал!
— Разведка на местности в мои обязанности не входит. По чужим лифтам не хожу, — ответил мой однокурсник.
Я хотел призвать их не горячиться, но пронзительный вопль клиента хлестнул всех по ушам.