— Блядь! Надо будет, и по лифтам пойдешь!
— Да пошел ты сам, — отчетливо произнес Андрей, поднимаясь со стула.
В newsroom воцарилась такая тишина, что было бы слышно летящую муху, если бы все эти насекомые не впали в спячку по случаю зимы. Наталия втянула голову в плечи. Андрей отодвинул папку с документами на край стола, проследовал мимо замершего кандидата, снял с вешалки куртку и шапку.
— Лёша, хватит, бросай эту хрень. Чем скорее, тем лучше, — сказал он, обращаясь ко мне.
После чего скрылся в предбаннике. Звякнул домофон, а потом хлопнула дверь, которая вела на улицу. В смысле и значении этого эпизода не усомнился, наверное, никто. Даже уполномоченный Матвей.
— Привел ты мне специалиста, — сказал кандидат.
Мне показалось, что сейчас точно лучше не спорить.
Макеев, набычившись, оглядел оставшихся членов штаба. Глаза у него были какие-то мутные. Он остановил взор на Максиме.
— Это кто? — спросил он у меня.
— Ответственный за типографию.
— А где Алёна?
— Ушла. Я вам позавчера докладывал. Вы распорядились найти замену.
— Какую, на хрен, замену?! Верни обратно!
— Не понял, — искренне ответил я.
— А чего тут непонятного? Для этого высшее образование требуется? — гаркнул он, как на плацу. — Вернуть, я сказал!
— Хорошо, я позвоню.
— Звони сейчас же, при мне! — брызгая слюной, завопил вероятный депутат. Условный, как выразился бы Фурсов.
Брызги попали мне на костюм.
«Только не сорвись, — твердил я мысленно. — Только спокойствие».
Макеев, наклонив голову, уставился на меня. Я достал телефон, набрал номер.
— Алёна, добрый день, — проговорил я каким-то не своим голосом. — Кандидат хочет, чтобы вы вернулись к работе в штабе. Это его просьба. Когда? Можно прямо сейчас. Мы у Василия Александровича.
Макеев прошелся по комнате, остановился, уже по-человечески спросил о чем-то Романа. Тот начал отвечать ему, открыв ноутбук. Я их почти не слышал, в голове шумело. В кармане рыпнулся мобильник. Это было смс от Наталии: «Пипец!». Я набрал: «Дядюшка Ау не в себе». Она тут же прислала второе сообщение: «Сделай же что-нибудь!!!» Я ответил: «Позже. Пусть перебесится».
Остаток дня и вечер я провел в полевом штабе. Планерка завершилась так же сумбурно, как начиналась. Кандидатом были очень подробно описаны его собственные достоинства, в тридцатый или сороковой раз бранных эпитетов удостоился Юрин, заодно досталось преподобному Филейкину. Когда Георгий Александрович заперся в малом кабинете с братом, Володя и Лёва по-тихому выскользнули из офиса. Им, кажется, неловко было смотреть мне в глаза. Дима с преувеличенным вниманием изучал бумажный макет газеты. Максим сложил материалы, кивнул мне на прощание и вышел. Я тоже встал и уехал вместе с Фурсовым и Романом. Валерий Сергеевич изучающе оглядел меня, но за всю дорогу не проронил ни слова. Наталия задержалась по просьбе кандидата. Куда и когда делся финансовый уполномоченный, я даже не понял.
Часов около девяти раздался звонок от Лёвы.
— Ты как?
— Сегодня о делах не будем, — ответил я.
— Может, приехать? И по рюмочке?
— Не хочу.
Раскачаться на следующий день было непросто. А тут еще, проснувшись и начав собираться в путь, я выяснил, что оставил в нашем штабе зарядку для телефона. Мобильный, судя по индикатору батареи, с минуты на минуту должен был вырубиться. Оставаться без связи я никак не мог и ускорился, чтобы успеть на телецентр к началу жеребьевки.
Я привычно нажал кнопку домофона, затем еще и еще раз. Наталия не ответила: видимо, опаздывала. Воспользовавшись своим ключом, я поднялся на этаж и вошел. В тихом офисе на самом деле было пусто. Зарядку я обнаружил на холодильнике, на кухне. Что-то показалось мне странным, и, возвращаясь обратно, я замедлил шаг. Сначала это был запах. Обоняние у меня слабоватое, но его я ни с чем не спутал бы. Как-то раз, во время занятия сексом, наш офис-менеджер предложила мне сделать вместе с ней пару-тройку затяжек. Это якобы дополнительно заводило ее. На меня допинг совсем не подействовал: может, доза была недостаточной. Однако с тех пор коноплю я чувствую безошибочно.
Остановившись посреди комнаты, я внимательно огляделся. Всё вроде было на месте, и в то же время ощущение какого-то сдвига не покидало меня. Я подошел к окну, провел рукой по подоконнику. Кто-то зачем-то стер с него пыль, копившуюся с первого дня работы штаба. Для дальнейших исследований не было времени, и я выскочил на лестничную площадку. Уже боковым зрением заметил на полочке в прихожей розовые, с узором, варежки. Их носила Наталия.
Жребий был благосклонен к нам. До первого эфира оставалась еще целая неделя, можно было спокойно снять и смонтировать всё, что нужно. И вообще, график показов оказался удобным. После церемонии я остановился покалякать с Колей Калмыковым, нашим известным телевизионным публицистом. Новое начальство без жалости и пиетета к заслугам переформатировало канал, но его пока терпело. А он был увлечен серией зарисовок об уникальных пейзажах и людях на их фоне.
Арам вдруг посигналил мне с парковки. Мы с Николаем распрощались, и я подошел к машине.
— Что такое?
— Кандидат вызывает, звонил, — сказал он.
Я чертыхнулся: мой телефон во время жеребьевки был выключен, и я совсем позабыл включить его.
— Куда подъехать, не сказал?
— К Василию Александровичу.
«Скоро все поголовно туда переберемся», — подумал я, ничуть не горя желанием видеть и слышать Алёну. Да и кандидата.
Георгий Александрович ждал меня в маленьком кабинете сбоку от входа. Я про себя отметил его спокойствие, совершенно нетипичное для последних дней. Мелькнула даже безумная мысль, что он договорился с Кобяковым, и мы снимаемся с выборов.
Я протянул Макееву листок с графиком трансляций, уже почти решив прощупать почву насчет урегулирования вчерашнего конфликта.
— Думаешь, бесится кандидат? — спросил он, откладывая мою бумагу в сторону.
Меня будто под дых ударили. Я ожидал чего угодно, только не этого.
— Ты не зарывайся и запомни: я тебе не дядюшка, — тихо продолжил Макеев. — Я в девяностые в Самаре такими делами ворочал, какие тебе не снились.
Повисла полная тишина. Прямо как на той планерке.
— А что будет, если зароюсь? — сказал я, чувствуя, как во мне закипает настоящее бешенство. — Что будет-то? А, Георгий Александрович? Опять орать начнете? Юрина вспоминать?
— Таких, как ты, за город на кладбище отвозили и в могилу клали. Они по-другому петь начинали, — по-прежнему негромко ответил он.
— Жора, перестань, — раздался голос Василия Александровича.
Макеев-младший зашел неслышно. Или просто я его не услышал.
— Думаешь, ты тут начальник? — участливо спросил кандидат. — Я кого захочу, того и поставлю. Хоть Наталию. Будет рулить не хуже тебя.
— Кому-то на готовенькое захотелось? — ухмыльнулся я.
— Хватит, — повысил голос Василий Александрович.
— Рулите на здоровье, — посоветовал я и вышел.
Из кабинета. И из офиса.
Я шагал, куда глаза глядят. А глядели они почти всё время под ноги. В голову лезли обрывки фраз и всякие разные лица. Потом почему-то невероятно четко вспомнилось, как я точно так же брел по центру без цели и планов. Только вместо снега шел дождь, а на асфальте было полно желтых и бурых листьев. Теперь асфальта не почти осталось, повсюду была плитка, в приказном порядке уложенная при позапрошлом мэре Цап-Царапине. Тогда стояла осень после дефолта девяносто восьмого года. Проект, которым я занимался больше семи месяцев, рухнул в один день. Дома меня ждали жена, сидевшая без работы, и совсем маленький сын. В прохудившемся ботинке хлюпало. Надо было жить и что-то делать дальше. Потом я попал на телеканал, и жизнь сделала крутой поворот.
Я остановился. На меня в упор таращились облупленные гипсовые морды львов с фасада старинного особняка. С ним тоже был связан один из моих боевых эпизодов, еще более ранний, чем дефолт. Здесь находилась редакция литературного журнала «Наверх», куда меня заманил на работу популярный писатель Владислав Локтев. Должность моя именовалась солидно: завотделом краеведения. Правда, в отделе не было ни одного сотрудника, и занимались мы каждый день с утра до ночи борьбой за помещение. Противостояли городскому комитету по имуществу, прямо как общество «Геркулес» из «Золотого теленка». Одновременно внутри коллектива бились насмерть две фракции — сторонников и противников капитуляции. Всё мое заведование продлилось недели четыре.
За размышлениями я не сразу уловил, что кто-то окликает меня по имени.
— Алексей! — раздалось опять.
Из иномарки цвета морской волны мне махали рукой.
Я сделал шаг навстречу.
Это был мой эксперт, как я называл его в шутку. Вернее, бывший эксперт, потому что за последние два года мы виделись ровно один раз, тоже на улице. У него было и другое прозвище, для журналистов — «Бонд». Работал он (точнее, служил) в известном «сером доме». В войну этот дом был разбомблен, а затем заботливо восстановлен одним из первых.
— Привет, — сказал я без эмоций.
— Садись, — пригласил он меня в салон.
— Ты машину сменил? — спросил я, просто чтобы не молчать.
— Требования конспирации, — улыбнулся «Бонд».
— Как дела-то?
— Как обычно: пытки, расстрелы, — заулыбался он еще сильнее.
— Ясно, — кивнул я.
Спрашивать было больше не о чем.
— На выборах работаешь? — спросил в свою очередь «Бонд».
— Пробую.
— Тебя с Макеевым видели, — заметил он.
— Это не слишком серьезно, — сказал я безразлично.
— Может, пристроить тебя куда-нибудь? — оживился эксперт. — Я бы мог похлопотать. К Малафееву Игорю, например? Хотя нет, он от партии идет.
— Спасибо, не надо ничего.
Пауза между репликами грозила затянуться.
— Есть идея, — «Бонд» поднял указательный палец. — Ты в штаб к Макееву вхож?
— Предположим.
— На меня буквально вчера вышел мой старший товарищ. Он на пенсии, конечно. Оказывает клиентам разные услуги, — тщательно подбирая слова, заговорил «Бонд».