«Андрей Шубин умер». Володя Паньшин написал мне это в социальную сеть без всяких «Привет» или «Как сам?» (его коронный вопрос). До меня не сразу дошел смысл фразы, и он после минутной паузы пояснил: «Рак легких». Володя иногда пописывал мне в Москву, то давая оценку событиям дальнейшей политической жизни города К., то повествуя об общих знакомых. Отойдя, как и я, от предвыборной чехарды, он осел в редакции газеты одного из пригородных районов (не того, которым когда-то правил экс-депутат Макеев). Зарплата у него была смехотворной даже по меркам глухой провинции, но для Паньшина имела основное значение близость к дому, где лежала старенькая и больная мама. В свободные минуты Володя выдавал едкие комментарии к восторженным постам разнообразных пресс-служб.
«Когда?» — онемевшими пальцами набрал я.
«Вчера».
С Андреем после тех выборов мы больше не виделись и не слышались. Я хотел позвонить ему, но всё откладывал на потом. По-хорошему мне следовало сразу связаться с ним, только что-то мешало. Проблема была в какой-то моральной неловкости. Мой бывший однокурсник бросил штаб Георгия Александровича, не захотев приспосабливаться и унижаться, я же остался решать свои задачи. Если можно так выразиться, в оценке ситуации мы с ним сошлись, а выводы сделали противоположные.
«Завтра похороны», — добавил строчку Володя.
Зеленый огонек сигнализировал, что он по-прежнему в сети. «Боюсь, моя зарплата как раз на лекарства уйдет», — вспомнил я слова Андрея.
— Ты белый совсем, — сказала вдруг Инна, чей стол находился напротив.
Нонна тоже с тревогой глядела на меня.
— Может, давление померять? — спросила она.
Я отрицательно помотал головой.
— Иди-ка домой. Сможешь?
— Смогу, — процедил я, через силу вставая с кресла.
Вместо эпилога
Направляясь в сторону метро, я выбрал самый длинный путь и очутился на площади Трех вокзалов. Как всегда в этом месте, вокруг царила настоящая какофония звуков.
— Пять пар носков за сто рублей. Подходим, берем…
— Предлагается обзорная экскурсия по Москве. Мечеть на Поклонной горе, Новый Арбат, Белый дом. Вернемся сюда, на это же место…
— Поезд «Полярная стрела» отходит со второго пути через пять минут…
— Чебуреки, беляши, сухарики-кошмарики, рыбка, пиво, чипсы…
— Подайте, Христа ради, кто сколько может! С праздником вас…
— Молодой человек, девушка не нужна?..
Я резко развернулся и нырнул к турникетам. На автопилоте, добравшись до Чистых прудов и отчего-то вспомнив Абая, перешел на оранжевую ветку. Свою станцию я пропустил и вышел дальше, на ВДНХ. Остановился только у Останкинского пруда, где позапрошлой весной твердо и навсегда распрощался с телевидением.
Стояла чудная, совершенно безветренная погода. Гидрометцентр пугал скорым похолоданием и сплошными дождями, но их приближение совсем не ощущалось. Наверное, то был последний теплый сентябрьский вечер. Народ прогуливался, катался на скейтбордах и велосипедах, кормил уток у берега. Я присел на первую же лавочку рядом с интеллигентного вида пенсионеркой. Она приглядывала за внуком лет четырех, который увлеченно носился невдалеке, размахивая пластмассовым автоматом Калашникова.
Мои мысли текли в замедленном темпе.
Было ясно, что придется начинать всё или почти всё с начала. Дальнейшая работа в «Вестнике счетовода» виделась сплошным Кафтанным тупиком. Да и появление там бодрого, полного сил Аркадия Петровича не обещало более спокойной жизни. Грядущие же финансовые санкции со стороны судебных органов ставили весь мой личный бюджет под большой вопрос. Впереди новые звонки землякам и знакомым, новые просьбы не забыть меня, если что, и новые, скорее всего, тщетные поиски вакансий на универсальном сайте «Трудовые резервы».
Моя девушка Ника, видимо, полностью свободна, сказал я себе. С таким букетом проблем и ограниченными ресурсами она вполне может найти себе кого-то еще, моложе и спортивнее меня. Какие уж теперь концерты с дорогими напитками? Память подкинула слова Марины насчет бега по кругу. Да, здесь как в вымышленном Зазеркалье: надо нестись на пределе сил, чтобы только оставаться на месте. Интересно, скоро ли придет время съезжать из квартиры на «Алексеевской»? И куда?
Новой «Вороньей слободки» мне уже не вынести, понимал я. Значит, при моих весьма куцых возможностях остается лишь переезд за МКАД, где плата за аренду жилья пока не столь высока… Почему опять осечка? Просто очередное неблагоприятное стечение обстоятельств? Ведь я не мог повлиять ни на выбор питерских партнеров шефа, ни на мгновенно рухнувшую карьеру так и не увиденного мной любвеобильного гендиректора.
Или жизнь по-своему мстит мне за прошлое? За напрасно обиженных людей, за грязные дела и делишки, в которых довелось поучаствовать или даже самому их затевать? За то, что в реальности редко чистоплюйничал, а, как правило, принимал абсолютно циничные решения, руководствуясь только сиюминутной выгодой? Слукавил я тогда на кухне перед другом Пашей. Или, убеждая его, на самом деле убеждал себя в том, что я другой, не такой? Да, были моменты, когда казалось, что можно иначе — просто честно выполнять свои обязанности, стараться делать что-то полезное… и я искренне, от лица пресс-службы, говорил об этом студентам. Хотелось верить, но в итоге всё без толку.
К чему далеко ходить за примерами? Я всего пару часов назад был готов ради престижной должности и хороших денег уволить, не дав ни шанса на исправление, вполне адекватную Эвелину с ее безобидными помощниками. Это технологии, и точка. Ничего личного, как у счетоводов. Одна голая калькуляция, учет всех факторов «за» и «против» везде и во всём. «Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели». Так, кажется, распевали давным-давно мои армейские сослуживцы старшего призыва.
Ведь я никогда не хотел быть похожим на нынешних хозяев жизни: на всех этих непомерно расплодившихся начальников, похожих на крестных отцов, на их охранников, похожих на бандитов, на бесчисленных денщиков и прихлебателей заодно с медиа-холуями. Мне действительно было противно даже в мелочах копировать их стиль и манеры изъясняться, тем более подражать их поступкам, но — регулярно приходилось делать это. Потому что клин клином. Народная мудрость.
Проиграл я вовсе не оттого, что избирал какие-то иные методы. Просто, если уж очень хотелось победить и преуспеть, дорогой Алексей Николаевич, применять их следовало гораздо настойчивее, без всяких оглядок на химеру, называемую совестью. Без малейших попыток понравиться кому-нибудь или остаться непорочным хотя бы в собственных глазах… Хотя да, где-то не хватило влиятельных заступников с покровителями, где-то элементарного везения. Так повернулся барабан моей «русской рулетки». Ничей ведь человек, так что всё закономерно в принципе.
Телефон ожил и подкинул мне сообщение от Марины: «Приедешь завтра в Дмитров?»
Я сверлил его взглядом минуты три, не шевелясь. Потом набрал ответ: «Собираю вещи. Завтра в командировку». Просто написать слово «Нет» рука не поднималась.
«Куда посылают?» — спросила лихая брюнетка.
«В Улан-Удэ», — наобум соврал я.
«Надолго?»
«Еще неясно».
После этого, похоже, настал ее черед помедлить.
«От себя убежать хочешь? — высветилось наконец.
Не став отвечать ей вообще, я сунул мобильник во внутренний карман и откинулся на спинку лавочки.
Малыш на газоне палил из автомата в своих ровесников, те отвечали ему из револьверов, совсем как у американских копов. Мы в его возрасте, играя в войну, всегда сражались с немцами. Наши игрушки застойных лет, конечно, были дешевле и примитивнее. Интересно, кто у этих парнишек главный враг?
«Тоже никому не веришь?» — последовал другой вопрос.
«Наверное», — откликнулся я.
«А я не предлагаю верить», — сию секунду отреагировала она.
Бабушка-пенсионерка отозвала внука с театра военных действий и стащила с него бейсболку. Она вытирала запыхавшемуся бойцу голову носовым платком, что-то приговаривая. Должно быть, предостерегала от сквозняков.
«Конец связи?» — прилетело еще смс.
Всё-таки первое впечатление самое верное, я всегда так считал. Марина сразу показалась мне умной и проницательной женщиной. Перед глазами, как наваждение, маячило ее фото с улыбчивой девочкой Катей возле ажурного заборчика. «Снова фигня получится. Пусть живут, как живут», — прошептал я, мысленно представив, что могло бы произойти, откинь я прочь свой жизненный опыт и возьми билет на завтрашнюю электричку до Дмитрова. Кого мне в ходе этих раздумий было по-настоящему жаль, я вряд ли сумел бы внятно объяснить. Наверное, себя, как обычно…
— Так для всех будет лучше, — сказал я довольно громко, глядя на пруд и уток.
Бабушка с беспокойством посмотрела на меня.
— Вам плохо?
— Мне? Да нет, пройдет.
Мой сбивчивый ответ, кажется, не убедил ее, но она тактично замолчала. Я еще долго сидел у воды и смотрел на погасший дисплей телефона. Чудилось, что он вот-вот зазвонит.
КОНЕЦ