Видимо, я долго размышлял, прежде чем решиться, потому что Алевтина Викторовна добавила:
— Вы не думайте, я читать не буду.
Иного способа оперативно донести свое мнение до спикера, наверное, не было. Конечно, я понимал, что Алевтина Викторовна тоже не с дуба упала в аппарат. Кому она доложит о моей бумаге, оставалось только гадать. «А пошли они все!» — чуть не сказал я вслух, но секретарше ответил:
— Занесу.
Пошел и занес, повторяя про себя тезис о том, что лучше сделать и пожалеть, чем не сделать и пожалеть. Дверь своего кабинета я отпирал в темпе, потому что внутри разрывалась «вертушка». Звонила мне Татьяна Эрастовна из главного областного штаба «Ядрёной России». Вопрос был наиважнейший: она в очередной раз попросила не забывать указывать в наших публикациях фракционную принадлежность депутатов — особенно, если речь велась о богоугодных делах. Татьяна Эрастовна при этом ссылалась на партайгеноссе Митрофанычева. Я дал понять, что в моем лице партайгеноссе Митрофанычев может видеть надежного союзника, и тепло простился с собеседницей.
Эстафету у «вертушки» подхватил мобильник.
— Свинья ты, — раздался знакомый женский голос. — Мог бы перезвонить со вчерашнего утра!
Мне стало неловко.
— Да тут проблем целый воз, — попытался я оправдаться. — Кручусь, как белка в колесе.
— Не белка ты, а свинья. Мерзкая и жирная.
— Не такая и жирная вовсе…
— Жирная и наглая! И не спорь со мной!
Личная жизнь оставалась моим слабым местом. Даже сам Хрюшников однажды спросил у меня: «Алексей Николаевич, когда ж ты женишься?» На что я пробуробил нечто вроде: «Я как-то уже женился…» Несколько парламентских барышень, пока не охваченных узами брака, периодически поглядывали в мою сторону, однако шансов не имели. И первого неудачного опыта мне хватило, и крайне нервная профессия не располагала к повторению этого самого первого опыта.
— Давай так, — я сделал внушительный вдох, — как только будет чуть легче, сам позвоню. Договорились?
— Знаю я, как ты сам позвонишь, — прозвучало из трубки, и дальше понеслись короткие гудки.
Я сделал выдох.
— Можно, Алексей Николаевич?
В кабинет деликатно заглядывал депутат Шмоткин.
— Конечно, Авдей Юрьевич. Проходите!
Шмоткин был, возможно, самой оригинальной персоной в депутатском корпусе. За глаза его прозвали вторым Жириновским, ибо он всегда и без подготовки был готов выступать на любую тему. До полного соответствия образу Владимира Вольфовича ему, правда, не хватало южного темперамента и привычки махать руками. Входил он в комиссию по малому и среднему бизнесу, и его судьба некоторым образом тоже переплелась с судьбой вице-спикера Жуликова. Шмоткин заработал свой первый капитал еще при Советах, на самом деле спекулируя какими-то чрезвычайно дефицитными шмотками. Потом, судя по туманным разговорам коллег-бизнесменов, была валюта, потом кооператив. Потом активный предприниматель на время пропал из поля зрения (чуть не вырвалось: правоохранительных органов), а вынырнул в середине девяностых как управляющий первого в городе казино «Страус».
В парламент он, впрочем, попал не из казино, а как член патриотического блока с крайне резкими лозунгами. Место работы, согласно трудовой книжке, Шмоткин в рамках подготовки к выборам вовремя сменил на контору по оказанию бесплатной юридической помощи. Будущие мандаты в том блоке распродавал, то есть, распределял будущий депутат Жуликов, которому такое право, если верить слухам, купил его брат — хозяин большого вещевого рынка. Блок затем начал стремительно рассыпаться. Жуликов по соглашению сторон успел получить местечко вице-спикера и очутился в «Ядрёной России», прежде оговорив сохранение за собой этой хлебной должности. А вот Авдей Юрьевич, ко всеобщему изумлению, всплыл не где-то, а в рядах фракции «Коммунисты и беспартийные». Там он начал направо и налево поносить правящий режим с классовых позиций — не трогая, правда, губернатора с президентом.
С Жуликовым этот «новый левый» спустя короткое время расплевался. Наскоки нашего активного Сергея Федосеевича на игорный бизнес Шмоткин принял почему-то очень близко к сердцу, хотя согласно декларации свою долю в «Страусе» давно продал. Два бывших патриота крайне жестко пикировались на пленарных заседаниях, где Шмоткин последовательно обличал правовой нигилизм и волюнтаризм Жуликова. Возникшие между ними споры чуть не привели к разбирательству об оскорблении в общественном месте. Мирил двух депутатов, отговаривая их от суда, сам Хрюшников. Пока мирились и остывали от дебатов, Авдей Юрьевич заявился на комиссию по этике и морали с пневматическим пистолетом и взялся перезаряжать его на глазах у оторопевших парламентариев. После дружеских увещеваний он всё-таки спрятал ствол в наплечную кобуру.
— Как дела, Авдей Юрьевич? — спросил я, пытаясь на глаз определить, при нем ли оружие.
— Да вот, опять особое мнение готовлю по игорным заведениям, — ответил Шмоткин. — Нельзя там сплеча рубить.
— А что во фракции говорят? Поддерживают? — осведомился я.
— А что мне фракция? — вопросом на вопрос отозвался депутат. — Я вообще-то сам ее хочу возглавить.
Я малость опешил. Для наших провинциальных большевиков это было бы чересчур.
— Обком не возражает?
— Я с Кобяковым уже почти согласовал. Куда он денется, обком этот.
— С вице-губернатором?
— Ну да.
«Низко пала передовая партия», — подумал я.
— Говорят, на тебя Жуликов наехал? — спросил Шмоткин.
— Как наехал, так и отъедет, — спокойно сказал я. — Не надо людей кидать.
Шмоткин пожевал губами.
— Слушай, — сменил он тему, — а дорого на телевидении свою передачу иметь?
— Смотря какую и на каком канале.
— Ну а ты на каком посоветовал бы?
Я пожал плечами.
— Зависит от целевой аудитории. Кому программа-то нужна?
— Допустим, мне.
Я опешил еще раз. Шмоткин везде и всюду норовил пролезть на халяву. Представить себе, что он готов финансировать телевизионный проект, я мог только в сказочном сне. Или находясь в нетрезвом состоянии. Но я столько не выпью.
— На кого собираетесь влиять?
— На пенсионеров, конечно. Я же — передовая фракция!
В отсутствии логики депутату нельзя было отказать.
— Надо навести справки. Вам срочно?
— Не особо. Сейчас всё равно федеральные выборы идут. На следующей неделе можно будет узнать?
— Узнаю, — пообещал я.
Андрей Бутурлин объявился внезапно. По его словам, проезжал мимо. На всякий случай встретились мы опять на нейтральной территории — в кафе «Солонка» через дорогу от нашей обители.
— Меня сегодня изнасиловали, — начал он даже без приветствия.
— Кто? Опять Колобков?
— Ха! Ничего подобного. Будешь еще угадывать?
— Что, Забегалов сам явился?
— Нет, опять мимо. Тарарыкина Оксана Вениаминовна, бывшая моя коллега по издательскому дому.
— Старовата уже для искрометного секса.
— А для нашего дела самое то. Пытала морально: хотела узнать, кто написал заметку про управляющего делами.
— Какое дело «Канцелярской правде» до внутренних дел «Фактов и комментариев»?
Андрей посмотрел на меня как на психа.
— Не прикидывайся, а? С твоими внешними данными это бесполезно. Сам же всё отлично понимаешь! Оксану Вениаминовну попросила Алина Вениаминовна, а ее, в свою очередь, попросил кто-то из вашего дома.
— Даже догадываюсь, кто это мог быть, — сказал я, вспомнив наш с Тарарыкиной разговор о диссертации. — А, если не секрет, в каких отношениях Алина Вениаминовна с твоими боссами?
— Уже, считай, ни в каких, — чуть поразмыслив, ответил Бутурлин. — Она, между нами говоря, сама была акционером, когда работала у нас. Мелким, но всё же. Боссы думали, что она будет их интересы лоббировать в парламенте.
— Не лоббировала?
— Лоббировала, да. Только исключительно свои. Квартиру себе в центре сделала, машину, часы у нее коммерческие в двух вузах. Но фирме от этого ни холодно, ни жарко.
— И что фирма? — спросил я.
— Пригласили раз, другой. Пообщались. Потом договорились, что долю у нее выкупят. Вот и вся история любви.
— Ты раскололся?
— Не смеши, пожалуйста. Я и тебе-то не сказал! — Андрей засмеялся и пустил колечко сигаретного дыма. — Кстати, ты на фестиваль идешь?
— Молодежи и студентов?
— Остряк. Не молодежи, а серьезной прессы. Так идешь или нет?
— Пока не звали.
Андрей всплеснул руками. Фестиваль серьезной прессы был экстренно изобретен одним московским пиар-агентством, чтобы отщипнуть немного от нашего бюджетного пирога. По-моему, на каких-то других регионах этот опыт уже обкатали. Светлым умам из администрации легко и быстро внушили мысль о его полезности. Сначала акцию хотели назвать форумом качественной прессы, но потом слово «форум» посчитали слишком официальным, а «качественную» заменили на «серьезную», чтобы те, кого не возьмут на финальную пьянку, обижались не так сильно.
— Если тебя не звали, то кого же зовут?
— Спикеру, я знаю, приглашение пришло. А мне никто ничего не слал и не передавал, — я тоже развел руками.
— С ума сойти, правда… Слушай, давай я тебе одно дам. У нас всё равно два приглашения на редакцию газеты.
Тут настала моя очередь смеяться.
— Это мне как явка с повинной зачтется?
— Какая явка? Не понял.
— Понимаешь, Андрей, товарищ Забегалов уверен почему-то, что заметка про него — моих рук дело.
— Ну, вы даете! — директор издательского дома чуть не пролил кофе себе на штаны. — А я-то голову ломал, зачем Оксана про тебя всякие дурацкие вопросы задавала.
— Например?
— Например, часто ли мы с тобой общаемся.
— Ладно, — я тоже решил сменить тему. — Вам с выборов-то перепадает что-нибудь?
— Перепадает, ага. Все норовят на дурачка обслужиться!
— Оппозиция, что ли?
— Какая, на хрен, оппозиция! Наша многоуважаемая «Ядрёная Россия»! Везут из Москвы своих свадебных генералов, репортажи про них, значит, пиши, а насчет оплаты — потом, потом… Я тут одного политтехнолога уже завернул обратно.