Брат смотрел на нее, округлив глаза и чуть открыв рот.
— Я хочу, — повторила Майвэ, — чтобы ты отдал свое право Арнайе Тэриньяльту. Я не хочу, чтобы у него отняли холм только потому, что он не может видеть… как все. И хочу, чтобы ты сейчас же, сейчас пошел со мной к нему и… чтобы ты нас сосватал.
Принц несколько мгновений непонимающе смотрел на нее, а потом глаза его странно заблестели, он заулыбался.
— Я отдам ему холм Ущербной Луны. Пусть будет главой рода, как ты просишь. Ты правда любишь его, Майвэ?
— Теперь я в этом совсем уверена, — прошептала она, глотая навернувшиеся на глаза слезы. — Идем к нему? А? Отец отсылает его в поход. В страшный поход. Это все из-за меня! Я ему рассказала!
Принц вдруг притянул ее к себе и крепко-крепко обнял.
— Если мне придется уйти за белой ланью, сестра… тогда ты станешь королевой. Не забывай меня тогда. Хорошо?
— Ты вернешься. Я верю.
И так они сидели некоторое время, а потом Майвэ расцеловала брата, а он ее.
— Идем, — сказал он.
— Куда?
— К главе дома Ущербной Луны. — Он посмотрел на сестру. — Как жаль, что он не может увидеть тебя такой. Ты очень красивая, так все говорят. Пошли скорее!
— Госпожа! — фрейлина влетела в покои Асиль и упала на пол, на подушки, разметав по цветному шелку широкие серебряные рукава. — Госпожа!
— Что? — сурово посмотрела на нее Ледяной Цветок. Девушка с гребнем, расчесывавшая серебряные волосы госпожи, тоже замерла, недоуменно уставившись на гостью.
— Госпожа, я сама видела, они целовались! — круглое лицо девушки полыхало румянцем, как дневное яблочко. — Лебединая дева и принц! Они целовались! В садах! Я сама видела!
Асиль несколько мгновений сидела с разинутым ртом. Затем ахнула, всплеснула руками.
— Счастье! О, боги! — тихо воскликнула она и судорожно начала стаскивать с рук перстни и браслеты и совать их вестнице. — Вот, бери, бери за добрую весть, все бери! Вот еще, — она потянула было жемчужное ожерелье, подарок Сэйдире, но передумала.
— Ларец! Большой, малахитовый! — крикнула она. Девушка бросила гребень и метнулась в соседнюю комнатку. Выскочила оттуда с тяжелым ларцом, Асиль вскочила, открыла его. — Вот! И тебе тоже, ты со мной была в час радости! Берите, берите все!
У резных дверей комнат, которые занимал здесь, на королевском уровне Арнайя Тэриньяльт, стояло двое бледных стражей в черных коттах с ущербной луной на груди. Низко надвинутый капюшон закрывал чувствительные к свету глаза. Но при приближении принца и дочери короля оба открыли лица и поклонились.
— Привет тебе, воин, — сказал церемонно принц. — Дома ли господин Ущербной Луны и мой дядя? Если он свободен от дел Холмов, скажи ему, что племянник просит принять его.
Один из стражей еще раз поклонился и исчез внутри, а первый снова надвинул капюшон на глаза.
— Нелюбезные они, — прошептала Майвэ.
— Таков их обычай.
Первый страж вернулся и распахнул двери. За ними их ждала женщина в глухом темно-лиловом платье, с гладко зачесанными волосами, заплетенными в косу. Простой серебряный обруч придерживал черную вуаль.
— Я Деннеане, управительница дома господина, — сказала она бесстрастным высоким голосом. — Я провожу вас к господину.
Она взяла светильник и, закрыв лицо вуалью, повела гостей по темным коридорам. "Отец говорил о муравейнике холма Тэриньяльтов, — думала Майвэ. — Неужто у них там так же темно и тихо? Бледные, тихие, не похожие на людей…"
Женщина остановилась перед открытым проемом. Внутри мерцал свет. Ну, да. Он же не видит, ему все равно, по глазам не ударит.
— Он ждет вас, — сказала она и поклонилась.
Брат и сестра вошли.
Арнайя Тэриньяльт сидел на красных и черных подушках. Он был в свободных красных одеждах, шитых серебром. Широкие длинные рукава лежали на подушках, ладони упирались в бедра. Черная повязка по-прежнему закрывала глаза, белые волосы лежали на плечах.
Он поклонился.
— Приветствую деву Зеленых рукавов и господина наследника Холмов и домов Полной и Ущербной Лун.
— Приветствую тебя, господин мой дядя. О доме Ущербной Луны я и пришел говорить с тобой.
Арнайя Тэриньяльт жестом предложил гостям сесть. Если бы Майвэ не видела прежде его мертвых глаз, она подумала бы, что он видит.
— Садитесь, ешьте и пейте, — сказал он. Молча возник слуга в котте с Ушербной Луной и наполнил чаши, вручив сначала гостям, затем господину. Принц и Майвэ сделали по глотку доверия, глотку вежества и глотку почтения. Затем принц поставил чашу на низкий столик и заговорил.
— Я пришел говорить с тобой, дядя, о доме Ущербной Луны.
— Что не так в доме Ущербной Луны?
— Дом без хозяина, дядя.
Тэриньяльт не сразу ответил — он не понимал, к чему клонит племянник.
— Ты еще не вошел в возраст, сын сестры, — сказал он, наконец.
Принц поморщился от собственной неуклюжести в речах.
— У дома Ущербной Луны есть достойный глава, и я отрекаюсь от своих прав ради тебя, господин мой дядя.
Арнайя Тэриньяльт покачал головой.
— Увечный не может быть главой рода.
— Тот, у кого есть добрая супруга, не увечен, и род его продолжится.
— Нет женщины, которая пошла бы за увечного.
— Если бы нашлась такая женщина, то что бы ты сказал, господин мой дядя?
Тэриньяльт замолчал.
— Что бы ты сказал, дядя? — настивал принц.
— Если в этой женщине нет корысти, то достойна всякого почтения такая женщина.
— Достойна ли такая женщина того, чтобы ее желания были исполнены?
— К чему ты клонишь, племянник? — не выдержал Тэриньяльт. — Зачем ты ведешь такие речи при дочери моего господина? Зачем все это?
— Я жду ответа.
— Да, — выкрикнул Тэриньяльт, теряя хладнокровие. — Да, достойна, и я, клянусь, взял бы такую в жены немедленно, но, будь все проклято, я ничего не понимаю!
— Я слышал твои слова! Свидетельствую — я слышал! — Он встал и подсел поближе к дяде. — Ныне я пришел к тебе сватом. Я привел ту женщину, которая хочет взять тебя в мужья, и нет в ней корысти. Потому что она наследница Медвежьего холма и Лебединого холма, дочь короля и моя сестра. И ради нее я отрекаюсь от своего права на холм Ущербной Луны, потому, что с супругой ты не увечен, и потому, что хочу, чтобы моя сестра была госпожой этого холма и супругой главы рода. А теперь я ухожу. Помни, Арнайя Тэриньяльт, я слышал твое слово, а ты — мое!
И он удрал. А Майвэ осталась наедине с человеком, которого любила и которого сейчас боялась.
— Не смей отказываться от меня, — отрывисто произнесла она, стискивая дрожащие челюсти. Руки тоже дрожали.
Арнайя Тэриньяльт сидел настолько неподвижно, что даже нельзя было сказать, дышит ли он.
— Я никогда не увижу твоего лица, — проговорил он, наконец.
— Тем лучше, я не слишком хороша собой.
— Я не люблю тебя, госпожа.
Майвэ была к этому готова.
— Смог бы ты меня полюбить?
Арнайя Тэриньяльт не сразу ответил.
— После того, как я ослеп, я старался не думать об этом.
— А если бы подумал? Подумай! Пожалуйста!
Он рассмеялся.
— Если я пойман на слове, и мне не остается выбора, то я постараюсь полюбить тебя госпожа. — Он посерьезнел. — Я не знаю, зачем я тебе и почему я тебе приглянулся. И потому я прошу тебя — не торопи время.
— Сколько ждать?
— Хотя бы до весеннего Объезда.
— Я тебе совсем-совсем безразлична?
— Нет, госпожа. Я почитаю тебя как дочь моего господина. Я был с тобой рядом, когда мы возвращались домой, и я увидел твой свет, и я восхищен тобой. Но я не думал о тебе как о женщине — как о своей женщине.
— Так подумай. Я о тебе думала, как о своем мужчине, Арнайя Тэриньяльт.
Он чуть заметно вздрогнул.
— Ты очень многое мне доверила, госпожа. Я буду думать о тебе.
— Тогда, чтобы ты не забывал обо мне думать, Арнайя Тэриньяльт, возьми вот это.
Он протянул руку, раскрыв ладонь, и она положила на нее светящийся камень.
Тэриньяльт вздрогнул и повернул голову так, что Майвэ могла бы поспорить — он видит этот камень.
— Что это?!
— Этот камень привез мой отец из Средоточия. И он, и покойный мой дядя взяли по камню, только свой камень отец вынул из Узора, когда передал власть брату. А потом подарил его мне. А я дарю тебе. Ты человек короля, Арнайя Тэриньяльт. И ты мой. Я приду за тобой, помни об этом и будь готов полюбить меня.
Что-то дрогнуло в лице Тэриньяльта. Он, словно зрячий, потянулся к руке Майвэ, взял ее и поцеловал. Его рука была теплой, сухой и грубой.
— Я буду думать о тебе.
— А я всегда думаю о тебе.
Майвэ выдохнула. Ей было жарко так, словно она отстояла нелегкую стражу у Провала.
— Я расскажу тебе, — медленно начал он, — то, о чем не рассказывал другим. Пусть это будет моим ответным даром тебе, милая госпожа Майвэ.
И Тэриньяльт начал рассказ.
— Я стал главой дома, когда мне было пятнадцать лет, а сестре — двенадцать… Прости, госпожа, это я как-то издалека начал.
— Нет, рассказывай, господин! Рассказывай, как пожелаешь, я слушаю.
Арнайя Тэриньяльт кивнул.
— Отец погиб у Провала, и хотя я был молод, твой дед, король, позволил мне стать главой дома. — Он задумался. — Мы, Тэриньяльты, особые. Давно, когда наш народ взял себе Холмы и Ночь, наш предок, Тэринья Угрюмый заявил, что истинный наш враг — твари Провала, а не те, что блуждают по ночам на земле. Многие поддерживали его. Потому у нас издревле много вассалов, наш дом велик и силен. Наши предки не раз поднимали смуту, и один из них даже ходил в Королевское испытание — но не вернулся. С тех пор короли не любят нас.
Внук Тэриньи, Датья, был первым, кто почти перестал выходить наверх. Он проводил свою жизнь в коридорах и проходах, истребляя подземных тварей, и лучше него никто не знал подземелий. Говорят, что однажды, в ничейный час, он воззвал к богам, чтобы они услышали его, и попросил зрения во тьме. Может, боги услышали его — но так и стало. Не только он и его род, но и потомки всех, кто вместе с Тэриньей дал клятву блюсти Провал и подземелья, обрели эту способность, и она передается по наследству. Никто лучше нас не знает проходов, мало кто кроме нас уходил далеко за пределы Холмов под землей.