— Чувствую.
— Я не могу, не могу идти туда! Там душно от тьмы, там все забито тенями, я не могу! Они ждут нас там, где кончается власть короля. И живыми мы отсюда не вернемся.
Тэриньяльт молчал. Здесь приказывал он. Если он велит — люди пойдут. Они уже два раза уходили от смерти, но нигде не было так тяжко и страшно, как здесь. Никогда они не чувствовали соседства со смертью так близко и остро.
"Может, он и хочет моей смерти, мой король. Может, он узнал о том, что Майвэ… — он сжал мешочек с камнем, улыбнулся. — Нет. Он благородный человек. Он поступил бы прямо и убил бы меня открыто".
Арнайя Тэриньяльт открыл глаза и увидел мир теней. Оглянулся, посмотрел на тени своих людей и голубой ореол, окружавший усталую фигурку госпожи Диэле. Он протянул руку.
— Дайте кто-нибудь веревку. — Один из его людей шагнул вперед, нимая с пояса свернутую веревку. Арнайя обвязал один конец вокруг пояса. — Ждите здесь.
— Не надо, господин, — через силу прошептала Диэле. — Не надо… Не ходи туда.
— Что? — вдруг спросил он, к чему-то прислушиваясь
— Не ходи туда, Тэриньяльт! Не ходи туда, Тэриньяльт.
Он помотал головой и шагнул вперед.
Она смотрела ему вслед. Он погрузился в тени, словно в черную воду, и тьма сомкнулась за ним.
…И он оказался в нигде. Он чувствовал неровный пол под ногами, но не слышал шагов. Звуки не давали эха и тут же тонули во тьме. Здесь было полное молчание, такое, что шум крови в ушах казался громоподобным, словно водопад. Ни тепло, ни холодно, ни запахов, ни шевеления воздуха. Ничего. И все же здесь ощущалось чье-то присуствие. Тэриньяльт не видел ничего — зрение Тэриньяльтов было бессильно. Он ничего здесь не сможет сделать. Надо уходить. Он попятился, нашупывая рукой стену — она же дожна здесь быть, дожна быть обязательно, он ведь всего пару шагов сделал. Рука не ощущала ничего. Он лихорадочно схватился за веревку на поясе. Она висела свободно. Он потянул. Потянул еще. Лихорадочно, с нарастающим страхом тянул и тяну, но она никак не натягивалась. Она же не может быть такой длинной! Или они бросили его? Или с ними что-то случилось?
Он позвал — пока тихо, еще опасаясь, что его сочтут трусом. Эха не было. Ответа не было.
Он потерял направление.
Он крикнул. Ничего нет позорного в том, чтобы позвать на помощь.
Звуки гасли в темноте.
Арнайя остановился, осознавая, что потерялся во тьме.
Точно так же было, когда он умирал…
"Я умираю?"
Ответа не было.
И в душе Арнайи Тэриньяльта пробился ужас, потому, что вряд ли второй раз смерть отпустит его. Ужас хлынул в душу как сорвавшая плотину вода и начал пожирать его изнутри, проглатывая частичку за частичкой. И скоро от гордого Тэриньяльта не останется ничего. Ни мысли, ни искры сознания.
Он упал на колени — пол был единственным, что еще связывало с реальностью. Он был холодный, шероховатый, пыльный под ладонями. Настоящий.
Тебе же говорили — не ходи сюда.
— Кто это? — Своего голоса он не услышал.
Зачем ты сюда пришел?
— Какое тебе дело? Кто ты?
Я могу замолчать. Насовсем. Ты этого хочешь?
— Нет…
Уже хорошо. Тебе страшно?
— Я не боюсь тебя!
С чего ты взял, что бояться надо меня?
— Я не боюсь тебя!
Раз ответил — значит, боишься. Чего боишься?
— Кто ты такой, чтобы спрашивать?
Я тот, кто тебе нужен. Ведь если я замолчу — ты останешься один. Гневаешься, Тэриньяльт, гневаешься. Итак? Зачем ты здесь?
Он читал Арнайю, как открытую книгу. Даже страх не был так силен, как унизительное бессилие и гнев.
— Я пришел по приказу короля.
Нет, Тэриньяльт. Зачем ты вошел сюда? Король не приказывал тебе умирать.
— Я хотел пройти дальше!
Зачем?
— Король приказал мне.
Нет. Это ты захотел идти дальше. Ты оскорблен. Ты рискуешь, чтобы доказать — что? Что ты — лучше всех, сильнее, отважнее, даже будучи слепым? Разве ты не носишь свою слепоту, Тэриньяльт, как награду? Как знак своей особенности? Разве ты не гордишься, что ты Тэриньяльт — не такой как все? Даже свою принадлежность к отверженному роду поднимаешь как знамя. Старые обиды носишь как знак на щите. Славы ты хочешь, ущербный Тэриньяльт.
— Нет!
Здесь незачем лгать. Здесь никого нет.
— А …ты?
Может, и меня нет. Но есть ты. И ты попал сюда не по чьей-то воле, а по своей. Разве не так? Тебе трудно признаться даже себе? Бедный, бедный Арнайя Тэриньяльт. Бедный слепой Арнайя Тэриньяльт.
— Чего ты хочешь от меня???
А чего ты хочешь?
— Да будь ты проклят, я хочу выйти отсюда! Я хочу жить!
Выходи и живи.
— Как, куда? Ты же сам знаешь — я слеп!
Тогда почему ты не просишь помощи? К чему все эти "не боюсь тебя", "кто ты такой"? Почему ты не скажешь — я просто слепец. Я хочу выйти отсюда. Почему ты так слеп и горд? Почему ты так боишься быть честным?
— Я не могу быть слабым!
Разве сила в отрицании собственной слабости, Арнайя Тэриньяльт?
Арнайя Тэриньяльт тяжело дышал, слезы катились по щекам.
— Я не могу быть слабым. Мои люди надеются на меня!
Как думаешь, что они делают сейчас? Ты велел им уходить — но ведь они не уйдут. Они верны тебе так же, как ты королю. О котором ты, однако, все же подумал плохо, разве не так?
— Да…
Вот. Они не уйдут. Они полезут во тьму, один за другим, и умрут. Как и ты умрешь, если не выйдешь. Еще раз — ты хочешь выйти?
Арнайя Тэриньяльт уткнулся лбом в пол.
— Да, — простонал он.
Так выходи.
— Куда мне идти?
Выход везде. Просто осмелься сделать пару шагов. И поймешь, что я не лгу и мне ничего от тебя не надо. Но вот что ты с этим будешь делать, Арнайя Тэриньяльт.
Ощущение присутствия исчезло. Арнайя остался во тьме. Он был раздавлен. Ложь или правда? Если правда — то как же он жалок, если выход был везде, и он просто ползал по камню, как тупая муха! И какое это унижение будет — принять такую милостыню!
Или все ложь? Тогда… выхода нет?
Тогда он мертв.
Ведь всего лишь надо — поверить и сделать шаг. Шагни, Арнайя Тэриньяльт. Просто шагни…
Он стиснул зубы, сделал шаг, упал вперед…
…и влетел прямо в живот Фагерне.
— Господин! Вы живы! Вы живы! — в голосе юноши звучала неподдельная радость.
Арнайя Тэяриньяльт упал и заплакал, стиснув зубы.
Диэле подбежала к нему.
— Ты не ранен, господин?
Она осеклась, увидев магическим зрением его ауру. Обычно она была спокойно-голубой, но с каким-то красноватым отливом. Сейчас красное ушло, но по краю шла еле заметная золотистая кайма. Диэле не могла понять, что это.
— Мы возвращаемся, — прошептал Арнайя Тэриньяльт.
— Ты… ты что-то видел?
— Нет. И мы не будем больше ничего искать. Поставим здесь границу, как и везде. И возвращаемся.
***
Королевский холм праздновал окончание Объезда. Сила короля снова текла в земле, уговор с ней был подтвержден, впереди еще год радости и безопасности, так почему не ликовать?
Две королевы сидели на галерее над Королевскими садами. Внизу мерцали разноцветные огоньки. Некоторые двигались, потому, что это были праздничные фонарики в руках у гуляющих. Другие огоньки плыли по ручьям и исчезали в гроте, уходя куда-то в недра горы. Может, они доплывают до самого Провала. Или до шахт Дневных.
Журчания фонтанчиков слышно не было из-за музыки. Красивый низкий мужской голос вел мелодию, которую то подхватывали, то отпускали лететь вольно, то переплетали изысканными украшениями две лютни, виола, флейта, маленький барабанчик и колокольчики.
Это был просто певец, не бард Дневных, которые вызывают песней зримые образы. Образы возникали сами по себе, в душе. Может, он пел вовсе не об этом, но от песни щемило сердце, и невыразимая печаль охватывала душу.
— Воистину, это последний раз, — тихо прошептала Асиль.
Сэйдире украдкой рассматривала ее. Годы не очень изменили Альденне Асиль. Она всегда была тоненькой, такой же тонкой оставалась и теперь. В белых волосах седина не заметна. Но темных теней вокруг глаз не скроешь, да и лицо потеряло округлость и стало острым, складки залегли возле губ. Асиль слушала песню. Слова отсюда трудно было разобрать, только голос, чудесный голос долетал до самых высот.
— Я не верю в "последний раз", — ответила Сэйдире.
— Ты что-то знаешь? — по-птичьи повернула голову Асиль. — Скажи мне!
— Я не знаю ничего. Просто не верю.
Асиль сложила ладони, склонила голову набок.
— Я завидую тебе.
Сэйдире подняла брови.
— И я хочу, чтобы ты знала, Лебединая госпожа — брат моего покойного мужа, а потому и мой брат, твой супруг тебя любит. И я завидую тебе, потому, что меня некому любить и мне любить некого.
Лицо Сэйдире стало странным. Она опустила взгляд, потом вдруг потянулась к Асиль и обняла ее. Асиль ощутила внезапное огромное облегчение, прилив тепла. Веки отяжелели, нос и губы мгновенно распухли, глаза наполнились слезами. В плечо тоже уткнулось что-то мокрое. А потом обе женщины постыдно разревелись на глазах у служанок, щебетавших в уголке у столика со сладостями.
— Ты такая красивая, я все время тебе завидовала! — хлюп.
— Да чему завидовать! Таких золотых волос ни у кого нет, и глаза, как у кошки! Драгоценной лунной кошки! И у тебя такая красивая грудь, все мужчины только на тебя и смотрят! — Шмыганье носом.
Служанки с опаской смотрели на дам, застыв над полными кубками. У кого-то изо рта выкатился орешек в меду.
— Что уставились? — рявкнула по-львиному Сэйдире. — Несите еще вина, сороки!
Асиль, размазывая по лицу тушь и белила, бросила взгляд вниз и вскочила.
— Ты только посмотри! — ахнула она. Сэйдире тоже подошла к перилам. — Она с моим Тианальтом! А ведь говорили, что она с моим братом!
— Это что такое? — закричала Сэйдире. — Майвэ, ах, мерзавка! Сколько же интересного я узнаю, оказывается! Аште, быстро вниз, тащи сюда мою дочь и Тианальта… пригласи к столу. Быстро!!!