или куда там еще? — все вместе? Так от преследования уходят, а не больных доставляют!
Улица впереди в очередной раз вильнула. Взвизгнув тормозами, но не снизив скорость, оранжевый фургон вписался в поворот, тут же скрывшись за деревьями, окружающими потрепанный трехэтажный дом с высокой крышей. Торрик ругнулся. Чтоб Ваю ногу сломать на ровном месте! Он, Торрик, оператор, а не частный детектив и не полицейский, чтобы в автогонках участвовать!
Фургон телестудии, в свою очередь, взвизгнув тормозами и опасно накренившись, миновал крутой поворот — и оператор задохнулся, когда от внезапного торможения ремень безопасности вдавил ему в грудь коробку системного блока видеокамеры. Он открыл рот, чтобы высказать водителю все, что думает, но так и замер.
Фургон прошел юзом несколько саженей и остановился на обочине. После поворота залитая полуденным солнцем улица шла между глухими оградами домов по прямой по крайней мере полверсты.
И на всем ее протяжении не просматривалось ни одного автомобиля.
Карина молча шагала рядом с Дзинтоном, чувствуя босыми ногами теплый асфальт дорожки. Сандалии она скинула, когда они миновали последний дом и вошли в рощу. Девочка помахивала ими в воздухе, снова и снова вспоминая, что случилось за сегодняшнее такое короткое и одновременно такое длинное утро.
Институт закрыт! Директор Джой арестован! В Ассамблее скандал! И папа сказал, что все передают по телевизору! С момента побега она много раз мысленно расправлялась со злыми учеными, крушила здание Института тяжелыми танками, бомбила с самолетов и вообще уничтожала его самыми разными способами. Но так… так, наверное, даже лучше. Теперь все узнают, чем на самом деле занимались в проклятом Институте. И теперь их всех арестуют, и они горько пожалеют, что издевались над ней — и другими.
Другими? Она потеребила Дзинтона за рубашку.
— Папа, — робко спросила она, — а куда всех увезли из Института? Ну, я хочу сказать, девиантов вроде меня?
— В разные места, — рассеянно откликнулся Дзинтон, тоже погруженный в свои мысли. — У Камилла по миру разбросано пять базовых лагерей, он распределит по три-четыре человека в лагерь. У него хорошие воспитатели, не чета мне, так что благоприятный прогноз реабилитации… Извини. Я хотел сказать, что их станут лечить.
— У Камилла? — недоуменно переспросила Карина. — А он кто?
Дзинтон не ответил. Девочка заглянула ему в лицо, и ей стало немного страшно. Взгляд папы казался полностью отсутствующим. Что с ним? Он расстроился из-за чего-то? Но ведь все так хорошо прошло!
— Папа? — неуверенно спросила она.
— Ох, извини, — встрепенулся Дзинтон. — Я немного… м-м, задумался. Каричка, давай поговорим чуть позже, хорошо? Сейчас я перегружен, так что не могу отвечать адекватно.
Он снова замолчал и уставился прямо перед собой. Карина недоуменно хмыкнула. Перегружен? Ну ладно, пусть. До дома осталось совсем немного.
Она еще раз вспомнила спецназовцев, на веревках влетающих в разбитое окно кабинета директора. Классно! Совсем как в телевизионном боевике! И папа, командующий ими, как настоящий генерал… Генерал?
«…мы тебя ждали, оой-генерал…»
«…иначе зачем генерал привел тебя с собой…»
Оой-генерал — это как? Она попыталась вспомнить воинские звания. Так, сначала идет лейтенант, самый младший офицер. Как лейтенант Франци. Потом, кажется, капитан. Или оой-капитан? Нет, не так. По-другому… ага, сначала вайс-капитан, а потом уже просто капитан. А потом уже оой-капитан, вайс-полковник… Нет, перед полковником еще, кажется, майор. Просто майор, без вайсов и ооев. Майор, вайс-полковник, полковник и оой-полковник. А есть оой-полковник? Точно есть, дядьку в блестящих очках так называли. А потом уже идут генералы. Вайс-генерал, просто генерал и оой-генерал. А старше оой-генерала, кажется, и нет никого.
И папа — оой-генерал? Ого… но тогда он военный? Настоящий военный? Или из Службы общественных дел? Нет, невозможно. Он живет один — ну, теперь еще и с нами, не носит форму, и вообще у него формы нет. И на работу не ходит, а генералу, наверное, нужно туда ходить каждый день. И вообще, генералов должны на больших красивых машинах возить, у них много денег — а у папы денег мало. Так генерал он или нет?
Наверное, все же генерал. Только какой-то особенный, не как все. Папа вообще особенный. А я теперь его дочь! Карина преисполнилась гордостью и свысока взглянула на куст белояра возле тропинки. Понял, куст? Я теперь генеральская дочка!
— Ну что, подружка, — внезапно папа слегка дернул ее за ухо, — не лопнешь от обилия впечатлений?
— Лопну, — честно сказала Карина. — Вот Яна с Палеком обзавидуются, когда я им все-все расскажу! Пап, а ты правда генерал?
— Не-а, — мотнул головой Дзинтон. — Просто сейчас так удобнее. Военными вообще очень легко манипулировать. Стоит убедить их, что имеешь право отдавать приказы, и критическое мышление у них отшибает напрочь. Не обращай внимания, дурацкие взрослые игры.
Он хмыкнул.
— Давай-ка во-он на ту полянку заберемся ненадолго, — ткнул он пальцем в сторону. Сквозь кусты слева и впрямь замаячила небольшая проплешина. — Разговор есть. Серьезный.
Он скользнул сквозь кусты и приглашающе помахал рукой.
— Топай сюда.
Озадаченная Карина продралась сквозь колючие царапучие ветки. Как у папы получается сквозь них так здорово пробираться? Она отцепила от шорт особо цепкую колючку и выжидающе уставилась на Дзинтона. Тот уселся на землю, скрестив ноги, и приглашающе похлопал по траве перед собой:
— Садись.
Карина уселась, обхватив коленки руками.
— Института больше нет, — серьезно сказал Дзинтон, глядя ей в глаза. — Ты понимаешь, Кара? Нет!
— Нет? — девочка радостно улыбнулась. — То есть его теперь совсем-совсем закроют?
— Да. Скандал слишком крупный, чтобы его скрыть. Особенно с учетом того, что не только местная «Трибуна» его раскручивает, но уже и три федеральных канала присоединились, и даже целая политическая партия не из самых маленьких. А поскольку скрыть скандал не удастся, политикам придется назначить козлов отпущения. Полетят головы — фигурально, конечно, не буквально. Очень многие у нас в Катонии расстанутся со своими креслами. На следующих выборах радикально изменится политический баланс. Ты еще не понимаешь, что это означает, но через несколько лет поймешь. А пока что просто поверь мне на слово: за все твои страдания твои мучители получили сполна — и даже больше. Понимаешь?
— Папа! — Карина встала на коленки, подобралась к Дзинтону вплотную и уткнулась носом ему в плечо. — Папа, я тебя люблю!
— Я тебя тоже, солнышко, — улыбнулся Дзинтон, поглаживая ее по волосам. — Но знаешь, твоя жизнь сейчас вовсе не заканчивается. Ты у меня уже взрослая. Детство почти закончилось, и пора думать о будущем.
— О будущем? — Карина оторвалась от его плеча и подозрительно взглянула ему в лицо. — А что надо делать?
— Пока ничего, — качнул он головой. — Просто отдыхай, учись и приходи в себя. Знаешь, зачем я взял тебя с собой?
Карина отрицательно качнула головой.
— Прошлое мертво. Его больше нет. Я хотел, чтобы ты увидела его смерть своими собственными глазами, чтобы осознала всем сердцем и больше не мучилась воспоминаниями. Все кончено. Института больше нет.
Он помолчал.
— Но из того, что прошлое мертво, не следует, что о нем можно забыть раз и навсегда. За свои тринадцать лет ты пережила больше, чем многие переживают за целую жизнь, и ты уже куда мудрее, чем большинство взрослых. Сегодня ты пощадила директора Джоя, хотя вполне могла убить. Убивают только слабые и трусы — я хочу, чтобы ты помнила мои слова всю жизнь.
Он наклонился и взглянул девочке в глаза.
— Кара, ты уникальна. Ты сумела так сжиться с эффектором, что воспринимаешь его как часть своего тела. И ты сумела освоить не только его грубую силу, но и многие другие возможности. Ты умеешь видеть с его помощью. Ты уже неплохо управляешься с мелкими предметами, и скоро научишься еще лучше. Ты уникальна — и именно потому безмятежной жизни не жди.
Карина вздрогнула. Почему папа так говорит? Зачем?
— Конечно, ты можешь скрыть свои способности. Вырасти, выйти замуж, стать примерной домохозяйкой и использовать свой эффектор разве что на кухне, пока не видят муж и дети. Но я не думаю, что ты такого захочешь. Кроме того, ты обещала мне, что искупишь смерти, причиной которых стала. А я обещал, что научу тебя, как. Помнишь?
…растерянные голубые глаза над стволом пистолета — мертвые глаза, неподвижно глядящие в потолок…
— Да, — Карина опустила голову. Радостное возбуждение, владевшее ей еще несколько минут назад, ушло. Тоскливое чувство навалилось на нее. Действительно, как она могла забыть? Она — чудище, и ее место в цирке…
— Не надо грустить, — Дзинтон провел ей ладонью по волосам, и тоска ушла, словно стертая прикосновением. — Все хорошо. Перед тобой — вся жизнь, и только от тебя зависит, чего ты достигнешь. Я покажу тебе путь в жизни. Или, возможно, ты найдешь свой собственный. Но я верю, что тебя ожидает великая судьба. Я верю в тебя. И я помогу тебе.
Папа в нее верит. Да, папа верит. Но верю ли я сама? На несколько дней я забыла ужас, что остался в прошлом, и пустоту, что ожидает в будущем. Но их нельзя забывать! Я не хочу быть чудищем! Я хочу быть просто человеком. Я хочу просто жить!
— Прошлое мертво, Кара. Оно ушло. И пора задуматься о будущем. Ты упряма, и тебе в жизни придется нелегко, а я не смогу находиться рядом постоянно. Тебе придется научиться самостоятельно бороться с завистью, страхом и враждебностью. Самостоятельно шагать по жизни. Я не оставлю тебя, но жизнь — твоя собственная. И прожить ее придется тебе самой.
Дзинтон взял ее за подбородок твердыми теплым пальцами и посмотрел в глаза.
— Кара, я предлагаю тебе выбор. Я могу забрать у тебя твой дар, твое проклятье. Я могу забрать у тебя эффектор и сделать так, что он никогда больше к тебе не прицепится. Ты станешь обычным человеком, обычной девочкой. Ты вырастешь, выйдешь замуж или найдешь хорошую работу, или сделаешь еще что-то, но в конце концов проживешь нормальную жизнь обычного человека. Я могу так сделать. Хочешь?