ничто, и что я дурно делаю, беснуясь из ничего. Все эти добрые люди, которые советовали мне не беспокоиться о чужом голоде (тогда в Белоруссии был голод), были люди толстые, жирные, здоровые, веселые, с отличным апетитом и с достаточными средствами к удовлетворению оного, отличные игроки в вист и даже любители Изящного, то есть Театра с принадлежностями. Я вздумал подражать им, и уже сделал некоторые успехи. Недавно, бедная вдова пришла ко мне с просьбою написать ей жалобу на опекунов, которые расхитили остатки небольшого имущества её покойного мужа, оставили ее в бедности без куска хлеба, с четырьмя малолетними детьми. Я бросился к перу и кошельку, но, вспомнив советы добрых людей (сытых не делать себе врагами), сказал вдове, что все это ничто, и что мне нет времени из ничего биться. Бедная женщина заплакала и хотя не нежно, но горько!.. Первый опыт мне не удался; но я надеюсь, что скоро исправлюсь, и что из такой безделицы, из сущего ничего не стану более мучиться. Вы знаете, что с твердою волею можно сделаться чем угодно, а я хочу быть счастливым, т. е. спокойным, а потому непременно достигну до того, чтобы в голове моей было ничто, а в сердце ничего. Я читал в одной старой книге, что, вовремя оно, жил-был где-то некто, который всплыл наверх из грязи, на рифмах, и после того светился, как во мраке кусок гнилого дерева. Этот некто слыл добрейшим человеком, и даже вышел в люди за доброту. Он жестоко не любил таких как я людей; но я отдаю каждому справедливость, и объявляю, что беру его за образец, и стану подражать ему, чтобы нажить себе сильных друзей и славу доброго человека. Я буду искать в женщинах, не любви, но милости, и стану лизать и лелеять их детей и собачек, писать мадригалы и рассказывать им страшные и чувствительные небылицы. Чрез женщин я попаду в милость к мужчинам, и стану льстишь им и сплетничать. Потом стану делать добро моим родственникам и тем, которые льстят мне и ругают моих противников, и, наконец, каждое утро буду рассылать с моими записочками по всем моим знакомым пьяных баб и разных попрошаек, которые приходят ко мне просить подаянья. Записочка, как бы ни была чувствительно написана, стоит всегда менее наличных денег, а кроме того имеет то преимущество перед деньгами, что сделает гласным мою доброту. В заключение этого представления, я объявлю моих противников злодеями и погублю их в общем мнении – во славу и торжество добродетели, которая должна быть моим капиталом, приносящим по пятидесяти на сто верного дохода.
Все это я непременно исполню, любезный Александр Филиппович, точно так, как описано в той книге; исполню – для своей и для вашей пользы. Когда я проживу таким образом лет пять, и после того вздумаю объявишь новую подписку на старые мои сочинения, то хотя бы ими завалены были кладовые, увидите, какие вычурные дамы и какие знатные господа станут приезжать к вам, чтобы подписаться на сочинения доброго человека! – Журналы завопят хвалу, а если который нибудь Журналист осмелится пикнуть противу нас…. ату его! мы выпустим на него, тотчас, свору моих прытких приятелей, и если нам не удастся растерзать дерзкого, то мы загоним его в нору. Дело пойдет, как по маслу….. Держите карман!..
Но я должен признаться вам, любезный Александр Филиппович, что при всем моем желании подражать любимцам счастья, для приобретения земных благ, я приступлю к делу со страхом и трепетом. Судьба повесила надо мною меч Дамоклеса, и этот меч – собственный мой язык. Ах, проклятый язык! – Зубы мои, слава Богу, так еще крепки, что я даже в состоянии жевать бифстекс на почтовых станциях, и так востры, что мне стоит только показать их, чтобы заставить молчать тех, которые без умолку и без причины ворчат на меня в течение нескольких лет. При всем том я не могу удержать языка за крепкими моими зубами! Если б вы знали, любезный Александр Филиппович, сколько этот язык наделал расстройств и замешательств, попавшись в приятные и усладительные беседы плутов, взяточников, лицемеров, низкопоклонников, невежд, толкующих нежно о честности, о бескорыстии, о Христианских добродетелях, об усердии к службе и о просвещении! – Куда мне деться с ним, как унять его, когда я знаю, что для приобретения друзей, покровителей и славы доброго человека, надобно уметь держать крепко язык за зубами? – У нас есть множество Грамматик Русского языка, а Грамматика излагает искусство правильно говорить и писать. До сих пор, не взирая на множество изданных Грамматик, у нас весьма мало людей, умеющих правильно говорить и писать, а что еще хуже, не умеющие правильно говорить и писать идут вперед, а умеющие или остаются сами назади, или отталкиваются назад неумеющими. Нельзя ли вам, любезный Александр Филиппович, заказать книгу не-Грамматику – которая бы научала искусству молчать и не писать? Вы бы оказали этим большую услугу умным людям, и приобрели бы вечную славу и благодарность потомства!
Предмет мой, ничто, так богат, что если бы я дал волю своему перу, то не кончил бы этой статьи на всей бумаге, производимой в Российской Империи в течение десятилетия. Но я должен уступить место другим Авторам, и потому оканчиваю статью желанием, чтобы в вашем Альманахе было хоть что-нибудь, и чтоб мое ничто не возбудило желчи в Критиках, которое, браня меня, подвергнутся справедливому упреку, что они бьются из ничего.