– Не уходи, останься, прошу тебя. У меня же нет никого, и вот теперь и ты… меня бросишь.
Он взял ее на руки и пошел искать спальню. Дверь открывалась в коридор, пришлось Лиду поставить на ноги, но она сразу сползла на пол. И все же Гончаров донес ее до постели, уложил. Попытался накрыть одеялом, но женщина отбросила его, сняла с себя халатик, под которым были лишь красные стринги, и спросила:
– Ты все-таки уходишь?
– Остаюсь, как я могу тебя бросить, – ответил он, стараясь смотреть в сторону.
Лидия попросила его наклониться и, когда он сделал это, обхватила его и поцеловала:
– Не уходи.
– Прости, – шепнул Гончаров, – просто мне очень надо домой. Нужно с собакой погулять, потому что, кроме меня, это некому сделать.
Новая знакомая легла и накрылась одеялом. Но когда подполковник подошел к выходу из спальной, услышал за спиной:
– Погуляете с собакой и возвращайтесь.
Возвращаться Игорь не собирался, и собаки никакой у него не было.
Позвонил в квартиру Жаворонковых, внутри играла музыка. Никто не спешил открывать. Дверь оказалась незапертой, и подполковник вошел…
Музыка играла, но никого не было видно. А из гостиной доносился голос тестя:
– Прибыл я в управление кадров Ленинградского округа. Мне объявляют, что принято решение о моем переводе в Европу, то есть в западную группу войск в ГДР командиром артиллерийского полка. А это же мечта каждого – служить в Европе. Да и еще одна звезда не помешает. Оклад выше, за звездочку еще двадцатка полагалась, но не это главное. Главное – это была возможность закончить службу в раю. Что мне еще говорить. На меня еще, кстати, представление ушло на орден Боевого Красного Знамени… Вышел из штаба округа на Дворцовую площадь, достал папиросину, чтобы закурить от переполняющих меня чувств. Смотрю, старший лейтенант стоит – совсем еще пацан в кителе и с пустым рукавом. Понимаю, что он наш – афганец. Стоит, чего-то ждет, две медали на груди. Тут «Волга» подъезжает. Из нее вылезает молодой полковник – блестит так, словно его лаком покрывали, да и запах от него как от парфюмерной лавки. Безрукий старлей к нему, а тот морщится: «Что вы за мной бегаете. Я вам ничего не должен. Я вас в Афганистан не посылал. Какая еще очередь! Мне до ваших жилищных проблем нет никакого дела. И вообще, вы уволены из Вооруженных сил». Я подскочил, схватил этого лакиреныша за грудки: «Что ты творишь, крыса тыловая!» Тот тык-мык… И сказал что-то обидное – не про меня, а про парня-инвалида. Ну, тут я ему и вломил. Полетел он на историческую брусчатку: фуражка в одну сторону, кровавые сопли в другую, взял я пацана и в эту «Волгу» запихиваю. Там сержант за рулем. Говорю ему подбросить до метро. А водитель трясется от страха… «Не могу, не могу. Меня погонят!» Но довез нас до угла… до арки Главного штаба там было-то всего метров пятнадцать. Пошли мы со старлеем по Невскому, вспоминали Афган, добрели до канала Грибоедова. А там пивной бар… Зашли. Короче, рассказал он свою историю. Вернулся старлей из госпиталя без руки. В двухкомнатной квартире – родители, бабушка и разведенная сестра с двумя детьми. Стоят в городской очереди на получение жилья, только очередь двигаться не хочет. Вот и бегает паренек, просит, чтобы ходатайство какое было в жилищный комитет… Давайте, что ли, по рюмочке за всех героев, которые и тогда, и сейчас за Родину свои и руки, и головы кладут.
Гончаров стоял в прихожей, прислонившись спиной к стене, и слушал.
– Короче, накрылась моя Германия медным тазом, и представление на орден отозвали… Полковником я не стал, но я и тварью не стал. Тот лакированный оказался заместителем начальника управления кадров. Он обращался в военную прокуратуру, чтобы со мной решили вопрос самым жестким образом…
В коридор вышел Жаворонков.
– Думал, что показалось, а это ты, – Алексей Иванович наклонился и перешел на шепот, – ну как там у вас? Все нормально прошло? Скажи, что хорошая ведь девка! И красавица к тому ж. Она сейчас тоже придет?
– Она спит сейчас. Только вы не думайте, Алексей Иванович, ничего у нас не было: мы просто поговорили. А сейчас я домой. Трудный день был сегодня.
Гончаров заглянул в комнату и попрощался со всеми. Посмотрел на тестя Жаворонкова и сказал:
– Я ухожу из РУВД, перетаскивают меня в Следственный комитет на генеральскую должность, но что-то подсказывает мне, что не быть мне генералом или даже полковником, потому что я все делаю не как надо, а как должно, как мне совесть велит. Прощайте, удачи всем.
– Погоди! – остановил его начальник РУВД. – Ты ведь за рулем. Куда поедешь – ты же выпил. Давай я позвоню начальнику ГИБДД, он пришлет водителя и машину сопровождения. А мы пока еще по рюмочке за всех хороших людей, и за нас с тобой в том числе.
Вернулся Игорь в свою квартиру и понял, что проголодался: целый день ничего не ел, в гостях лишь закусывал, да и то фруктами – ломтик буженины не в счет. Зашел на кухню, заглянул в холодильник, и в этот момент запикал мобильный – пришло сообщение.
СМС прислал практикант.
Кирилл Хижняк, он же Григорий Бортник. Уроженец Кривого Рога. Десять лет назад перебрался в Польшу, где известен как Гжегож Бортник. Разыскивается Интерполом по польскому ордеру за убийство своей сожительницы – сорокалетней Эльжбеты Ковальчик и за хищение средств с ее счетов на общую сумму почти триста тысяч евро. Засветился в Монако, где эти деньги спустил в казино. Поляки сообщили, что он может находиться в Юго-Восточной Азии, где его видели в последний раз два с половиной года назад. Как он стал Кириллом Хижняком, еще надо выяснять – скорее всего, это еще одна статья для него. Номера двух его мобильников я установил, место проживания тоже. Что дальше? Будем брать?
Игорь скопировал сообщение и переправил его полковнику юстиции Калинину, добавив от себя несколько строк.
Хижняк уже у нас в стране обобрал еще двух состоятельных женщин, одна из них как раз убитая Лариса Курочкина. Думаю, что пострадавших не две, а значительно больше, потому что парень очень жадный и наглый, не знает границ и к тому же игрок. Большим людям не понравится то, что нашим убийцей оказался Роман Валентинович, потому что он работает по госзаказам. Может, отпустим его: он и сам себя наказал. А убийцей назначим брачного афериста, у которого уже есть кровь на руках. И который, если разобраться, косвенный убийца Ларисы.
Очень скоро прилетел ответ.
Мысль, конечно, интересная, я и сам хотел предложить нечто подобное. Но я в любом случае посоветуюсь с вышестоящим начальством. А так я – за. Николай.
Целый вечер никто не беспокоил, а тут посыпались звонки. Сначала позвонила теперь уже бывшая жена.
– Ты что думаешь, что со мной можно, как с приблудной кошкой? Я про тебя слишком многое знаю. Или ты хочешь, чтобы все узнали про деньги Азамата, которые ты прикарманил? – Игорь положил аппарат на стол и вернулся к холодильнику, а из динамика неслось: – Кинул мне какую-то жалкую подачку, а ведь это и мои деньги… Я Вите Корнееву позвоню и все расскажу ему. Он теперь в Москве – начальник департамента министерства. Он тебя порвет, как Тузик грелку… С тобой даже…
Гончаров достал из морозилки привычные пельмени и отключил телефон. Не прошло и минуты, как он снова дал о себе знать, на этот раз звонил Павел Ипатьев.
– Поздравляю, – сказал известный тележурналист. – Твоя кандидатура утверждена на коллегии Следкома. Теперь ты начальник первого управления. Это небывалый шаг в карьере полицейского…
– Я пока еще сам не решил, – ответил Гончаров, прекрасно понимая, что решено без его участия и он даже рад этому обстоятельству. – Работа, конечно, знакомая – наливай да пей, но все вокруг будет новое: люди, кабинет…
– И новые возможности, – подхватил журналист, – я помню, как тебя генерал Корнеев грязью в прямом эфире поливал.
– Потому-то мы два с лишним года в одном кабинете и просидели: я старший оперуполномоченный, и он старший. Потом он стал замом начальника отдела. А так действительно в одном кабинете: только я на выездах и на задержаниях, а он в городском управлении на конференциях. И потому он теперь в Москве большой начальник…
– А ты в родном городе тоже не последний человек…
Снова пробилась жена:
– С кем ты там болтаешь? С бабами, как всегда! И не бросай трубку: я не все еще сказала.
– Ты сказала, что Корнеев порвет меня, как грузин Грету… Я очень испугался.
Гончаров сбросил вызов, а потом заблокировал номер бывшей жены. Наполнил кастрюльку водой и поставил на огонь. И новый звонок. На сей раз его вызывал адвокат Беседин.
– Простите, что так поздно беспокою: просто хочу сообщить, что с Курочкиным я подписал договор, ордер уже положил в дело. Пытался решить вопрос о домашнем аресте, но Романа Валентиновича отправили в следственный изолятор.
– В следственный изолятор его могут отправить через двое суток по решению суда. Но скорее всего, такого решения не будет. Прокуратура наверняка попросит смягчить меру пресечения ввиду возраста, заслуг и состояния здоровья подозреваемого.
– И что, вы думаете, это прокатит? Вы сами знаете, как содержался профессор Дроздов[8], которому вообще ничего не могли предъявить. Почти два года в камере вместе с уголовниками. Сейчас, слава богу, у него все хорошо, но каково ему было. У вас есть минутка, чтобы обсудить?
– Минутки нет, я собираюсь варить пельмени, так как целый день не ел.
– И слава богу. Пусть это будет разгрузочный день. Раз в неделю обязательно надо не есть, еще один день рыбный. Еще один с курочкой, другой с говядиной, а потом еще овощной день, фруктовый, после него можно и стейки из свинины, потом…
– Сколько же у вас дней в неделе, Ларион Семенович?
– Сколько дней вам надо, столько и будет. Я прощаюсь и желаю вам скорейшего сна. Уже начало двенадцатого, а это уже для многих глубокая ночь. И потом у меня есть подтвержденные сведения о новых назначениях в городском Следкоме. Поздравляю.