о спасти, а?
— В квартире два человека? — уточнил пожарный.
— Д-да… мальчик и отец его — пьяница проклятый. Господи, Господи, а мальчишка такой хороший!
Женщина судорожно зарыдала.
Маша понимала, что никак не способна повлиять на ситуацию, пожарникам проще и быстрее пробраться в горящую квартиру и спасти кого-то, кто еще, может быть, жив. Ей нужно было уехать, но она почему-то не уезжала, затаив дыхание смотрела на валящий из окон дым, слушала рыдания и причитания женщины в тапочках.
Она видела как пожарная лестница доползла до окна, как в черный проем хлынул поток воды и пены, как скрылись в квартире двое одетых в огнеупорные костюмы мужчин.
Во двор въехали две машины «скорой помощи». Они не спешили, судя по всему, везти им предстояло трупы.
АРМАС
В это было трудно поверить, ему казалось, что он видит сон, какой-то кошмар… Армас не знал, когда была построена тюрьма «Тенек», но он никогда и предположить бы не смог, что построена она в такой глубокой древности.
Лифт наконец остановился, и похоже, что остановился он на самом дне этого жуткого строения. Охранник вывел его и повел куда-то по коридору. Оный охранник являл из себя весьма мрачное зрелище, спрашивать его о чем-то было скорее всего бесполезно. Впрочем, Армас и не пытался.
Охранник препроводил его в небольшую камеру и ушел… и даже не запер дверь, хотя засов — обыкновенный железный засов! — и имелся в наличии. Впрочем, был он настолько ржавым, что пользы от него, вероятно, было бы мало.
Вообще, все здесь пребывало в запустении — дверь и та закрывалась плохо — явно никаких узников в камере не содержалось уже очень давно… Может быть, сотни лет… Армасу оставалось только удивляться, почему его притащили в такое странное место.
Вскоре где-то вдалеке лязгнули механизмы лифта, который пополз по своей привычной дороге наверх… И наступила тишина.
Армас увидел каменный пол, каменные стены, железную кровать, железный табурет и железный стол. И еще долго он не мог избавиться от ощущения, что все это навязанная ему иллюзия… Всего лишь галлюцинация, пришедшая из глубины веков.
Незапертая дверь так и манила пойти прогуляться, осмотреться, понять что находится в этом подземелье и главное — один ли он здесь. Что-то подсказывало, что не один, и когда он думал о тех, кто могут быть заключены здесь вместе с ним, он чувствовал весьма ощутимое беспокойство.
Он встретил ИХ почти сразу, как только покинул свою камеру. Прошел несколько шагов по узкому коридору и встретил первого. Это был мужчина, судя по некоторым признакам довольно молодой. Мужчина был очень грязен, очень оборван и, видимо, слабоумен…
Армас попытался окликнуть его и не увидел никакой реакции.
Потом он встретил еще одного… Потом еще одного… Потом еще очень многих, и все они — мужчины и женщины — имели один и тот же вид: грязные, оборванные и слабоумные, они сидели, стояли и бродили, они что-то ели из жуткого вида кучи в лотке, кое-кто совокуплялся, так как это делают животные — сошлись и разошлись.
Самое страшное, что среди этих жутких лиц, Армас начал узнавать своих старых знакомых… Друзей отца… Подруг матери… Сенаторов… Законников… Знатных вельмож… Волосы зашевелились у него на голове и он понял, что еще немного — он сам сойдет с ума. Ему хотелось закричать и бежать… бежать… бежать… Забиться в свою камеру и никогда не выходить из нее. Умереть с голоду, выпить яду…
Неужели Веслей знал?
И можно ли винить его за отступничество в свете открывшейся правды?
… Они стирают память и записывают на кору головного мозга новые воспоминания, новые жизненные принципы… Какие принципы?! Какие воспоминания?!
Они уничтожают в человеке все человеческое и остаются только животные инстинкты… Но, Боже мой, зачем?! Зачем Генлои все это надо?! Унизить своих врагов?! Но они уже вряд ли понимают, что они унижены! Запугивать еще живых и дееспособных врагов? Может быть. По крайней мере, на сенатора Буйсва это возымело большое действие. Многих людей не сломить угрозой смерти, но стоит отправить их сюда и показать, чем они могут стать… Показать им их друзей и родных… Господь милостив, родные Армаса смогли умереть!
«Что же Генлои хочет от меня? — думал Армас, вернувшись в свою камеру и притворив за собой дверь поплотнее, — Хочет, чтобы я ползал перед ним на коленях? Умолял сжалиться? Да, тут призадумаешься не воспользоваться ли и в самом деле ядом?»
И что станется тогда с его несчастным телом? Будет разлагаться на этой железной кровати до тех пор, пока его не найдут и не съедят эти существа? Не заточен ли он тут навечно? Может быть, здесь повсюду установлены камеры, и Генлои наблюдает за ним в целях поразвлечься или мясники-ученые ставят эксперимент за сколько времени человек со здоровым разумом превратится в животное? Когда голод сломит его и он попробует мерзкую пищу, которая навалена кучей там, в зале?
Но эту пищу вероятно доставляют сверху, не появляется же она из воздуха! Нужно попытаться воспользоваться этим, вступить в бой с солдатами, действовать, как-то действовать! Пусть быть убитым и принять достойную смерть или, быть может, освободиться… Не зря ведь говорят: «Смелый завоюет Вселенную!»
Громкий, пронзительный визг оборвал его мысли и заставил подскочить на месте. Визжала женщина. На мгновение Армас замер, прислушиваясь к этому непрекращающемуся наполненному болью и ужасом крику и сердце его бешено заколотилось от дурного предчувствия. Что там, черт возьми, происходит?!
Армас уже не колебался, он выскочил из камеры и помчался по коридору в сторону того жуткого зала, где бродила основная масса несчастных существ.
Существа бестолково толпились, переминаясь с ноги на ногу вокруг женщины, которая билась и корчилась на каменном полу, Армас почувствовал, как комок подкатился к горлу и подкосились ноги — эта женщина была беременна и, судя по всему, как раз сейчас собиралась рожать! Она хваталась за свой раздутый живот, царапала его, вставала на четвереньки, каталась, хватала за ноги стоящих над нею существ и те пятились, испуганно мыча…
Природа сделает все сама!
Армас опустился перед женщиной на колени, схватил ее руки, не позволяя бить и царапать себя, прижал коленом ее ноги. Он был сильным мужчиной, но ему едва удавалось удерживать обезумевшую от боли роженицу.
— Будь ты проклят Генлои! — яростно рычал он, — Если только ты видишь все это, если ты слышишь меня, знай, что я убью тебя! Задушу собственными руками!
Женщина вырвалась и конвульсивным движением с такой силой ударила Армаса по носу, что у того потемнело в глазах. Воспользовавшись тем, что на несколько секунд пират вышел из строя, она вскочила и, грузно переваливаясь, побежала прочь.
— Вот дерьмо! — ругался Армас, кинувшись за ней вдогонку, по дороге пытаясь остановить текущую из носа кровь.
Ему удалось догнать и снова повалить женщину на землю.
— Тужься, зараза! Тужься!!!
Она тужилась, но тщетно. В конце концов — Армас не знал сколько прошло времени, ему показалось, что не так уж много — она затихла и впала в забытье, только тихо стонала и мелко тряслась всем телом.
Армас не раз видел, как рожают лошади. Ребенком он жил в родовом поместье, что находилось недалеко от столицы. Однажды случилось так, что лошадь не могла родить самостоятельно и тогда измученный конюх засунул руку в ее чрево и вытащил жеребенка — оказалось, что тот как-то неправильно располагался в матке. Армас изо всех сил помогал конюху, но потом ему сделалось дурно и несколько дней он ничего не мог есть…
Армас посмотрел на свои грязные руки… огляделся кругом… Ну и где здесь горячая вода? Где стерильные полотенца?
Проклиная все на свете, пират отошел к стене и помочился себе на руки, потом вернулся к женщине.
Проникнуть в нее оказалось не так уж сложно, организм уже был готов к рождению ребенка… Армас зажмурился, пытаясь не думать о том, что он делает… Он нащупал что-то, что показалось ему головкой… но потом он понял, что ошибается, головка такой быть не может… он нащупал ножки, постарался прижать их к животику и потащил…
Пот заливал ему глаза, отчего их стало щипать, но он не смел прикоснуться к лицу, он тянул медленно и осторожно, боясь повредить что-нибудь и с ужасом понимая, что наверняка уже сделал что-то непоправимое.
Тут вдруг женщина сама пришла ему на помощь, возобновив потуги, и в один прекрасный момент ребенок буквально вывалился Армасу на руки.
Событие это приветствовалось бурным воем и воплями.
Армас прочистил пальцем ребенку ротик, потом перевернул его и едва не уронил — ребенок был жутко скользким, а у него так дрожали руки! Он шлепнул его по попке, очень осторожно, потом сильнее, потом еще сильнее. Ребенок не плакал.
— Ну же, мерзавец! — проворчал он, — Не смей умирать!
Он шлепнул ребенка так сильно, что сам испугался, но это действительно помогло. Ребенок хрюкнул и слабо запищал.
Роженица пошевелилась услышав этот писк, открыла помутневшие красные глаза и тот час же закрыла их снова.
Армас стянул с себя рубашку. Она, конечно, была далеко не стерильной, но все же многократно более чистой, чем все другие тряпки, что можно было найти в подземелье. Одной половиной рубашки пират обтер ребенка, только тут обратив внимание, что это девочка, потом завернул его в другую часть и положил к материнской груди, очень надеясь, что ребенок сам сообразит, что надо с ней делать.
И, о чудо, ребенок действительно сообразил, довольно бодро впившись в материнскую грудь.
Армас рухнул на землю, обхватив руками голову и истерически засмеялся.
Он сидел в отупении, пока ребенок сосал, потом ему пришлось взять его на руки, иначе он свалился бы с матери, которая не подавала признаков жизни… Может быть, спала, может быть, была без сознания, может быть, умерла. У Армаса не было сил проверять это, тем более, что в любом случае, он ничего не мог бы сделать. Он сидел со спящей девочкой на руках, смотрел на ее маленькое сморщенное личико, на слипшиеся от материнской крови волосики, и странное чувство переполняло его, какая-то смесь ужаса и восторга, а потом он почувствовал на коленях что-то мокрое и горячее…