На той же самой скамейке, взгромоздившись на нее с ногами и усевшись на спинку, располагалось существо неясного пола, одетое почти так же, как Айхен — в просторные джинсы, просторную рубашку и потрепанные кроссовки, даже кепка на голове существа была точно такая же. Существо потягивало пиво и с любопытством взирало на айхеновы мятые десятки.
— Больше никаких спасенных планет! — с вызовом сказал существу принц, — Провались они все! И гори они!..
— Ты что — иностранец что ли? — удивилось существо по-видимому, все-таки женским голосом, — Такой акцент дурацкий…
— Нет, я пришелец из космоса.
— А-а…
Существо спрыгнуло с лавочки, неспешно подошло и внимательно осмотрело принца с ног до головы.
— Вписаться негде? Можешь ко мне.
Ее звали Юля, она жила с родителями неподалеку от парка, училась в богословском колледже и два раза в неделю посещала школу каскадеров в Екатеринбурге.
Все это Айхен узнал по дороге от парка до ее дома.
Когда поднимались на лифте на последний этаж башни, Юля сообщила, что маму зовут Лидия Михайловна, папу — Дмитрий Алексеевич, сестру — Таней, а кота Фомой. Сразу запоминать не обязательно — можно в процессе.
Айхен хотел спросить, не будет ли против почтенное семейство его появления у их очага — но не спросил. В конце концов Юля должна знать, что делает, а ему куда приятнее будет ночевать под крышей и возможно даже на кровати, чем на лавочке в парке.
Когда они вошли почтенное семейство пребывало на кухне за ужином.
Появление Юли с приятелем сомнительного социального положения не вызвало у них абсолютно никаких эмоций.
Лидия Михайловна, молодая еще женщина в роскошном парчовом халате, ответила Айхену улыбкой на улыбку, освободила место на угловом диване (спихнув с него толстого кота) и поставила на стол дополнительную тарелку с жареной картошкой и сосисками.
— Вам сколько? Две или три?
— Две, — на всякий случай сказал Айхен, а сосиски оказались удивительно вкусными, таких можно было слопать штук пять, а то и больше.
У него спросили только имя — Айхен, так Айхен — и автоматически включили в состав семьи.
На кухне под потолком негромко работал телевизор, в котором вычурно одетые мужчины сражались странным, видимо, старинным оружием.
— Обожаю «Три мушкетера»! А ты? — шепотом спросила Юля.
Айхен жевал сосиску и ничего не ответил. Так вот скажешь — что не знаешь никаких «мушкетеров», обидится еще…
Мушкетеры на экране запели, и Юля вместе с Таней радостно подхватили песню, точно повторяя за актерами не только слова, но и все интонации.
После ужина Юля утащила гостя в свою комнату и плотно прикрыла дверь. В комнате стояла широкая продавленная кровать, письменный стол, заваленный книгами и платяной шкаф.
Юля сунула в приемник магнитофона кассету.
— Кельтскую музыку любишь?
— Люблю, — на всякий случай ответил Айхен, усаживаясь на диван.
Юля плюхнулась рядом с ним.
— Ну, рассказывай! — велела она.
— О чем?
— О чем-нибудь! Только чтобы было интересно.
Айхен не знал, что могло бы быть интересно Юле, поэтому рассказал как мог подробнее о битве в космосе, и от том, как упал в океан, и о метеорологах и о ментах. В процессе рассказа Юля открыла окно, уселась на подоконник и закурила.
— Классно! — сказала она, когда принц добрался до их встречи в парке, — Ну ты не бойся, ментам мы тебя не выдадим. Перекантуешься у меня с недельку, потом отправим тебя в твою Москву.
Юля щелчком отправила окурок в окно и вернулась на диван.
— Будет возможность, покатаешь на звездолете?
Айхен мгновение поколебался, но потом махнул рукой.
— Заметано.
Юля постелила себе на диване, ему — на раскладушке, потом проводила в ванную и выдала полотенце.
Когда принц вернулся, то застал девушку уже в кровати, с толстой книгой в руках. Рядом с ней на подушке лежал плюшевый медведь с бантом, в ногах, вальяжно развалившись, спал кот.
— Спокойной ночи, — улыбнулась Юля и погасила свет.
Айхен уселся на скрипящую раскладушку, посидел немного, потом лег и какое-то время смотрел в потолок.
Потом он поднялся и отправился к Юле на кровать.
Как и предполагалось — Юля не возражала.
И так получилось, что в Нижнем Тагиле Айхен застрял на целых ДВЕ недели. И на самом деле ничуть об этом не жалел.
Один из многочисленных Юлиных друзей шофер-дальнобойщик Шурик, согласился захватить его с собой с радостью. А тот факт, что пассажира — предположительно — разыскивала милиция, ничуть его не расстроил и даже наоборот.
— Прорвемся, — сказал он.
Правду сказать, ехал Шурик не в Москву, а в Питер, но пообещал высадить Айхена максимально близко к столице, откуда до нее можно на электричке доехать.
Юля приволокла из богословского колледжа студенческий билет, оформленный как положено, со всеми подписями и печатями. Не паспорт, конечно, но мог и сойти. Перед тем, как позволить милому другу забраться в кабину трейлера, девушка поднялась на цыпочки и чмокнула его в щеку.
— И смотри, чтобы больше, таких мыслей, чтобы планеты не спасать — не было! — сказала она нахмурившись.
— Ладно, — улыбнулся Айхен, целуя в ответ ее в губы, — За каждую буду сражаться, как за свою!
Втроем в удобной и комфортабельной кабине «Вольво» было совсем не тесно и даже уютно, тем более, что Шуриков сменщик угрюмый молодой человек по имени Слава, как только выехали из города отправился спать.
— Ты как относишься к учению Кришны? — поинтересовался Шурик, как только Слава исчез за занавеской.
Айхен неопределенно пожал плечом.
— Ой, ты, пришелец, небось и не знаешь, кто это такой?.. Я расскажу пока Славка спит, он у нас шибко православный… Это чертовски круто, если разобраться. Я сам сначала не понимал…
На самом деле в Шурике, видимо, погибал прекрасный лектор, потому что рассказывал он легко и понятно, к тому же весьма грамотно — без всяких «ну» и «в общем». А самое главное не требовал от собеседника никакой реакции. Сидишь? Слушаешь? Вот и чудненько!
В процессе лекции Айхен периодически впадал в полудрему, и ему снился мудрый синелицый юноша, восседающий на слоне, и подозрительно похожий на авессийца.
Потом Шурик отправился спать, а Слава — ничего не проповедовал, всю дорогу ехал молча, через каждые полчаса вытряхивая из пачки новую сигарету.
Потом отправился спать Айхен, а потому был избавлен от продолжения леции о Кришне.
Несколько раз по пути их останавливали, проверяли документы, смотрели и Айхенов студенческий билет, но как-то без особого интереса, видимо. предполагалось, что ученый богослов никакой опасности для общества представлять не может.
Два дня пути, и Айхена высадили в Химках, прямо у железнодорожной станции, откуда — о чудо! — действительно до Москвы было рукой подать.
Шурик помог купить пришельцу билет и собственноручно посадил в поезд.
— Смотри, нигде не выходи! И через полчаса пребудешь в первопрестольную!
Они обнялись и троекратно, по-русски, расцеловались.
— Ты это… не пропадай! — сказал Шурик, — Прилетай в гости. Тебе на космической колымаге небось как нечего делать до Тагила дофигарить?
Айхен обещал и отправился в вагон.
На самом деле он так и не понял, действительно ли юные жители Тагила поверили в то, что он пришелец или просто привыкли философски относиться к любой информации. Утверждал же один из многочисленных приятелей Юли, что он эльф и живет уже на свете не первую сотню лет, да не просто так, а путешествуя по разным «параллельным» мирам. Юношу все звали Эрендилом, даже его собственная мама, потому что на имя, данное ему при рождении, юноша категорически не отзывался.
Эльф — так эльф.
Пришелец — так пришелец.
Главное, чтобы было интересно.
В Подмосковье бушует жарища, хотя лето еще не наступило.
Солнце палит нещадно. На небе ни облачка, и даже ветер — горячий, как в пустыне Сахара.
Сегодня воскресенье и на Химкинском водохранилище яблоку негде упасть от отдыхающих. Лина лежит в тенечке под деревом, лень не то что шевелиться — даже думать лень. Только глаза еще кое-как способны двигаться — провожать пролетающие по откосу туда-сюда электрички. Бедненькие люди, как им там, должно быть, жарко. И как хорошо лежать под березой и ловить животом солнечных зайчиков.
— Лин, иди искупайся, перегреешься.
— Не… не охота…
Лина плохо говорит по-русски, и — самое главное — не хочет учиться говорить. А вот читает уже почти хорошо, еще медленно, но все меньше и меньше просит расшифровать ей непонятную фразу.
Зато Паша старательно учится говорить на межгалактическом — наверное полагает, что тот ему пригодится.
— Машуль, квасу налей!
Паша тоже лежит под березой и ему тоже лень шевельнуться, как будто Маше не лень!
— Паш, пойдем искупаемся?..
— Ты иди, мне неохота.
— Ну ладно, сейчас наберу в пакет воды и окачу обоих, будете знать!
Хорошо на Земле летом.
Когда холодно, сыро и идет дождь — вспоминается самое плохое и хочется плакать, а когда солнышко и птички поют, то кажется, что все не так уж скверно, и скоро случится что-то… Что-то, что все изменит…
Невозможно ждать бесконечно… Иногда только ждать и возможно.
В ту ночь они втроем стояли у окна до утра, смотрели как занимается рассвет, ждали чего-то… Потом слушали по телевизору о комете, которая прошла так близко от Земли, что едва не коснулась ее хвостом, видели в записи полыхающее огнем небо и сердце невольно сжималось.
А об сгоревших останках чужих кораблей не обмолвились ни словом, даже вездесущие журналисты, хотя, наверное, обломков этих подобрали по полям и лесам немеренно.
Маша вспоминала, как ее ругали за выходку в поезде метро и улыбалась про себя. Должно быть, даже если на Землю будут косяками высаживаться разумные осьминоги, власти сумеют это как-то утаить, а обыватель — даже если увидит этих осьминогов собственными глазами — проглотит любую дезу.