– А что будет с такими, как Карим? Меня вызывали в тюрьму для того, чтобы убедить его сотрудничать и начать замирение… Это означает, что вы готовы сотрудничать?
Васель горько усмехнулся.
– Что, решила воспользоваться поводом и спросить про своего любовника? – взгляд острый, сразу надменный, холодный…
– Васель, я все еще журналист… Вернее, никто с мозгами журналиста… Я спрашиваю вещи, которые вызывают у меня профессиональный интерес. Извини, не могу ограничить свою сферу внимания только темами про тряпки и секс, как другие твои куклы для развлечений…
Глубоко вздохнул.
– Такие, как твой Карим – глупцы и идеалисты… Разве мало таких знавала история… Ваши декабристы, например. Они ведь думали, что добивались лучшего для страны… вот только о чаяниях простых людей они едва ли имели какое – то представление… Карим – типичный золотой мальчик с кучей амбиций и ненужной храбрости. Они заварили эту кашу, а теперь нам ее разгребать… Где его верные щенки – папинькины сынки, с которыми он начинал? Либо убиты, либо в плену, либо попрятались… Их место быстро заняли шакалы – наемники, радикалы и террористы, которые решили воспользоваться неразберихой и если не захватить власть, то изрядно поиметь с этой войны… Вот и все…Скажу тебе свое личное мнение. Я считаю, что есть сирийские военные дезертиры, которые правы. Они действительно могли получать на местечковом уровне приказы стрелять по толпе от жестоких малопонимающих начальников, как это, например, утверждает Диб. Опять же, речь не о нем. Я не знаю, правда ли это или он блефует, чтобы спасти свою шкуру. Кто – то мог попросту стать жертвой недопонимания. Среди них есть нормальные достойные люди. Они наши. Они сирийцы. Просто мы все наделали много ошибок. Но эти уроды – наемники – пришлые. Для них Сирия – кусок мяса, который можно потерзать ради наживы и развлечения. Им плевать на ее будущее. Примыкающие к ним сирийцы – такие же отморозки, либо люди, которых так покалечила жизнь, что терять уже нечего. Есть только месть. Месть незримому врагу в лице государства, которое они и винят во всех своих бедах. Это страшно, но это уже произошло. Конечно, покалеченная судьба каждого из них лежит на нашей совести, но когда идет война, это неизбежно, я тебе говорил уже об этом. Это уже произошло, повторюсь. Поэтому надо что – то делать. Надо…
Если Диб не будет дураком, как и подобные ему, то одумаются, сядут за стол переговоров с нами и постараются консолидировать своих соратников и народ – теперь задача гораздо более глобальная, и она требует объединения страны – мы должны уничтожить терроризм. Потому что ни он, ни я не хотим, чтобы взрывали школы, роддома или машины с ни в чем не повинными людьми…
– Но как же коррупция? Как же недовольство людей экономикой…
Васель устало закатил глаза.
– Не приходило тебе на ум, почему в США или странах Европы, где точно так же есть и коррупция, и недовольство властью, и экономические трудности, никто не свергает власть насилием? Может потому, что насилие порождает насилие? Может потому, что задача власти – гарантировать правопорядок и безопасность для тех, кто в отличие от таких, как Карим, не желает играть в робин гудов, периодически меняя жен и уезжая на побывку в свой роскошный особняк в соседней стране? Эти вопросы нужно решать, но иначе… Не насилием… Не революцией… Не агитацией масс, интеллект которых становится на уровень самого глупого человека в толпе…
Влада молчала. Конечно, он был прав.. Конечно, эта война была крайне противоречивой, как и любой конфликт в нашем мире, имела две правды… Иначе быть не могло… Если бы правда была одна, то конфликта бы и не было…
– Ладно, мне надо идти, дел по горло. Я и так излишне зафилософствовался тут с тобой. Просто хочу, чтобы ты понимала, что не все так однозначно, как это тебе преподносил Карим, впечатляя кровищем в полевых госпиталях, куда доставляли людей – жертв глупости и жестокости самих революционеров, подставляющих их под пули… Я буду в кабинете. И да, морально готовь себя к тому, что ты на время уедешь из Дамаска на побережье. В мой дом… Со мной быть тоже становится все менее и менее безопасно…
– Уеду как кто? – снова сиплый голос, она снова вспомнила о своей реальности, забыть о которой ее на секунду заставили боль и ужас от его новостей… – Меня ведь больше нет…
– Влада, вот как раз Ты есть, благодари Бога. Для всего мира ты станешь моей кузиной по матери Региной, с кипрским паспортом. Приехала погостить. Сидишь дома. Никого это не касается… Как только все стабилизируется, подумаем над тем, как и в какой роли тебя легализовать. Только прошу, не забивай сейчас мою голову этой ерундой… Я и так занимаюсь твоими бабскими капризами вместо того, чтобы все силы отдавать своей стране…
И он ушел, оставив ее разбитой, так еще и с навязанным чувством вины… Может это она виновата в том, что они проигрывали?! – злобно выругалась про себя девушка. Но потом осознание реальности снова ее затопило. Ему было нелегко… Смешно это отрицать… Снова мысли о любимом Дамаске, о всей этой чудовищной ситуации в стране… Ее сковала дикая опустошенность, зияющая в сердце. Словно из него вытащили все тепло. Ей было так жаль этих погибших страшной смертью, словно в агонии ада…Так жаль Сирию…Эта война разделила сирийцев на два непримиримых лагеря. Так, как разделяет врагов. Но ведь они не враги! Они говорят на одном языке, они любят одни и те же песни, кушают одни и те же блюда…Это зло. Зло, пожирающее людей изнутри. Выедающее разум, мудрость, честь…Иностранные наемники уедут. Другие страны, замешанные в этой войне, реализуют свои интересы… Диссиденты за рубежом обогатятся и обставят дорогими вазами свои дома в элитных пригородах Парижа и Лондона…Но Сирия оправится ли от этой заразы? Залижет ли свои раны?
На ее глазах выступили слезы. Горло пересохло и сжалось. Она пыталась абстрагироваться от этого. Пыталась закрыть на все это глаза, но не могла. Не могла выдавить из себя и капельки оптимизма.
За всеми переживаниями девушка не заметила, как заснула. Сон был беспокойный и некрепкий, поэтому она почти сразу проснулась от нежных прикосновений к ее лодыжкам.
– Васель, – проговорила робко Влада.
– Малышка, я сейчас скажу тебе кое – что, а ты запомни это на всю жизнь. Я никогда не был с тобой честен, как сейчас. Это та правда, которую я готов вырезать на своей коже, рядом с татуировкой твоего имени… Влада, я никого никогда так не любил, как тебя. Ни мать, ни отца, ни деда, никого. Ты самое дорогое, что есть у меня… Ты мой ад и рай. Ты моя жизнь и смерть. Ты моя сила и слабость. Именно поэтому я не могу тебя потерять. Никак. Никогда. Ни за что… Просто знай это, когда в очередной раз будешь сжимать кулаки от злости на мои поступки. Что бы я ни делал, я делаю это для нас с тобой… Просто знай…
Девушка была потеряна и обескуражена от его слов. Еще какое – то время назад она бы отдала все за такие слова, но сейчас, в ее нынешней ситуации, они словно вешали дополнительные цепи на ее шею, словно шептали ей – оставь мысли о свободе, оставь мысли о себе прежней… И она боялась, что рано или поздно он сможет затопить ее сознание, подобно водохранилищу, покрывающему каждый миллиметр некогда обитаемых населенных пунктов, полей, лесов… Он уже почти это сделал… Куда делась та Влада, которая еще пару недель назад была готова выцарапать ему глаза за то, что запер ее в комнате…
– Завтра я отвезу тебя на аэродром и ты улетишь на вертолете на побережье, в мой дом… Обещаю, что вырвусь туда, как только улажу все дела… А ты загорай, купайся в море, наслаждайся жизнью и безопасностью, и не думай ни о чем… Мне вообще не стоило посвящать тебя во все эти ужасы…
– А если я не хочу уезжать? Если я хочу быть с тобой…
Васель печально улыбнулся, нежно погладив ее по щеке.
– Мустахиль… (араб. – невозможно)…
Влада закрыла глаза. Вся эта ситуация в очередной раз отдавала пресловутым дежа вю. Почему так много параллелей с Каримом? Почему у нее стойкое ощущение, что она все это уже проходила… А может и не стоило искать в их действиях параллелей. Все – таки, каждый мужчина сделал бы все, чтобы защитить любимую…
– Сегодняшняя ночь наша, хабибти, давай не будем ее терять… – голос такой обволакивающий, нежный, манящий… Он ласково гладит ее по лицу, руки спускаются все ниже по телу…
Она покорно опрокидывается на кровать, расставляет руки, и они утопают друг в друге.
ГЛАВА 18
Наверное, впервые после их первой ночи они занимались не сексом, а любовью. Медленно, чувственно, запоминая, поглощая, врастая друг в друга. Нежность Васеля не знала границ. Казалось, этой ночью он хотел показать Владе всю глубину своих чувств, столь сильных, что они граничили с болью, со страданием, с уязвимостью… «Боль чрезмерной нежности» – ведь именно так Джибран Халиль Джибран назвал любовь… Влада заснула на рассвете, снова такая мирная, такая расслабленная в неге, словно все тревоги и сомнения отступают, оголяя ее настоящую, природную, истинную суть.
А Васель так и не заснул, вопреки наваливающейся усталости, смотрел на девушку и впитывал ее образ, запоминал, уговаривая себя, что расставание всего на пару недель, что скоро они увидятся, что так будет лучше и надежнее для нее…
Помимо остро стоящего вопроса безопасности его все больше пугало то, насколько уязвимым и рассеянным она его делала. Это ненормально, что в такой тяжелой для страны ситуации он живет мыслями о ней. Что он не может ни о чем другом думать, что просто голову потерял… Это безумие не дает ему контролировать самого себя, он сам понимает, что душит ее своей любовью и чрезмерной, маниакальной опекой. Он боится, что причинит ей боль, что перегнет палку…И видимо, не зря…Ему так хочется поглощать ее, делать своей, без остатка, без сомнений… И в то же время, он понимает, что может разорвать ее, морально и физически. Своим натиском, своей похотью, своим вожделением. Ему надо было остудить пыл. Перевести дух. Ради нее самой. Ему нельзя терять бдительность, а рядом с ней он ее теряет… Он встретил рассвет, наблюдая, как восходящее солнце меняет окрас ее кожи. Пусть поспит еще немного. Впереди тяжелый день…