Нервы сдавали.
– Я очень сильно любила его отца, Васель. Ты прав. До сумасшествия, до потери себя, – ответила срывающимся голосом.
Они оба понимали, о чем говорят. Просто он играл… Испытывал… Издевался… Как всегда любил. Васель любил долгие прелюдии перед тем, как взять свое – будь то на охоте, в работе или в постели… – Он действительно плод любви…
Теперь его глаза обдавали не холодом, они обжигали огнем… Синим огнем… Ей было больно от одного его взгляда, от того гнева, который был заключен в плен белых зрачков этих двух синих огненных шаров, что пронзали ее.
– Плод любви… Так почему же, сука, ты сделала из плода нашей любви плод обмана?!-с рокотом, порывистым хрипом обрушил на нее свои слова.
Владу трясло. Она хотела убежать, скрыться от этой нестерпимой пытки, спрятать своего малыша… Паника начала давить на горло.
– Карим был замечательным отцом! Лучшим отцом, которого можно придумать для ребенка!-кричит, шипя от подступающих слез.
Он злобно усмехнулся, закрыв глаза.
– Отцов не придумывают… Отцами становятся… У мальчика всегда был отец, настоящий отец… Но ты почему – то решила, что в праве решать за него, что ему нужно – воспитание чужого мужика, трахающего его непутевую мать, или внимание и забота родной крови…
– Ты предал меня, Васель… Не пытайся, как всегда, передергивать…
– Передергивать… – снова эта устрашающая усмешка… – не слишком ли мелко для такой драмы? «Передергивать»… Словно мы обсуждаем разбитый стакан, а не разбитую судьбу моего сына. Все, что тебе выгодно, ты всегда представляешь в таком простом свете, Влада.. Даже примитивном… Кричишь все время о предательстве… Самой не смешно, невинная святоша?
–Нет, не смешно! Ты обманул меня! Ты спал со мной, игрался, развлекался… чтобы отдать другому… Так что тебе теперь нужно?! Разве не получил, что хотел? Ему, другому- меня, тебе- власть… Не этого ты желал?
Его ноздри злобно раздуваются. Он смотрит так, что уничтожает ее энергетически.
–Ты, наверное, забыла, детка, что продала мне свою девственность за сраную статью в газетенке, которую от силы прочитали трое задротов… Даже шалавы продают себя дороже… А ты просто дешевка… Бездарная дешевка, которой нужно было залезть в штаны к мужику, чтобы он дал ей интервью… Твой уровень даже не Диб. И даже не тот русский журналист-Ромео, имя которого я уже не вспомню. Он тоже старался вести себя достойно, хотя бы не боялся ради работы лезть под пули. Ты не была достойна никого из них. Твой уровень- гандон Эмиль Фарес, который теперь уж точно двинет кони за то, что посмел перейти мне дорогу и открыть свой рот на меня…
Он больно ударил по ее самолюбию… Ей было больно… Почти физически…
–Чудовище… Как же это в твоем стиле, Васель… Он ни в чем не виноват… Это я тебе перешла дорогу. Это я озвучила то заявление, по своему желанию. И отвечу за свои слова. Ты убийца. Люди должны об этом знать… Так что это я открыла на тебя рот, а не он… Меня убивай, давай же… Тебе ведь не впервой.
Зло усмехнулся, полоснув по ней черным от злости взглядом.
–Поверь мне, детка, если я захочу, будешь много раз «открывать на меня рот»… Будешь делать это по первому моему щелчку, когда я только кивну в твою сторону, указав на место у моих ног…. Ты уже течешь от этой мысли, шлюха?-нагло, вальяжно развел свои ноги еще шире.
–Урод, где мой сын?– загробным голосом произнесла она, бесстрашно надвигаясь на Васеля.
– Хорошая мать, опять вспомнила о сыне… Жаль, что не думала о нем, когда ломала ему судьбу…
– Не неси чушь! Разбитая судьба его ждала с тобой! Что бы ты ему дал? Опальный статус бастарда? «Любовь» своих родственничков – скорпионов? Заботу своей милой женушки? Мальчик вырос в полноценной семье и получил лучшее, что можно было ему дать…
Они теперь оба стоят, расстояния между ними почти нет… Только статика от злости, обиды, ненависти, горечи… Так близко, что чувствуют дыхание друг друга… Сверлят друг друга глазами….
– Ты лишила его главного, Влада. Ты лишила его отца… Ты повела его тем же проклятым путем, который прошел я… Я готов был простить тебе все… Отступил, потому что любил. Думал о тебе все эти годы, потому что любил. Простил твою еблю с Дибом в революционном Хомре, потому что любил. Позволил жить с другим, каждый день просыпаться с ним и засыпать – потому что любил и уважал твой выбор, как ты хотела… Сюда подорвался сразу после трагедии, тебя и его сына защитить, потому что, сука, любил…. Я бы принял тебя с десятком его детей, и воспитывал бы их как своих… Но ты… Я увидел мальчика и все понял… Понял, кто ты… Ты наглая лживая сука, упрекавшая меня во лжи там, на террасе, а сама смотревшая мне в лицо и лгущая о самом важном, что может быть между мужчиной и женщиной… У тебя был шанс сказать мне правду, но это ты всегда выбрала ложь- мне, себе, окружающим, наивному муженьку, загрывавшему глаза на твое равнодушие из-за одержимости твоей порочной натурой!
– Где мой сын, Васель?! – крикнула Влада так, что стекла начали звенеть, – Микаэл! – теперь кричала она, пытаясь позвать его, срываясь с места и несясь в сторону детской, – Нина! – призывала его няню.
Молниеносный прыжок. Его захват на шее девушки, словно она котенок.
– Не за чем орать. Нина и Микаэл там, где теперь они будут постоянно. Со мной… – скорчилась от боли и неверия в ужас происходящего…
– Ты чудовище, Васель. Чудовище… Сначала ты попользовал меня и нарочно подсунул под своего врага, потом ты убил ни в чем не повинную женщину, чтобы сделать меня живым трупом, своей марионеткой. Ты убил своего дядю, ты убил Бэллу… Теперь ты убил моего мужа, и вот финал- воспользовался моей слабостью и растерянностью и украл моего сына. Как трус…
– Чудовище, ты права… Любой каприз за твои молитвы, куколка. Именно чудовищем же ты меня обозвала в своем идиотском бессмысленном послании через этого маньюка Фареса. Но ведь именно чудовищем ты всегда хотела меня видеть… И я понял, почему… – теперь он с силой прижал ее к себе, обжигает дыханием, – тебя всегда возбуждало чудовище во мне… Его ты всегда хотела, с ним хотела бешено трахаться, ругаться, ненавидеть, а потом опять сношаться, как сумасшедшая самка… Признайся себе…
Закрыла глаза, жмурясь. Это все кошмар, дурной сон… Но его сильный захват заставляет ее снова открыть глаза и взглянуть реальности в лицо- а реальность теперь скользит по ней с хаотичным, но бешеным азартом. Он словно тигр, схвативший антилопу. И ей страшно от одного его вида… Она видела его таким только один раз- в его доме после ее встречи с Каримом в тюрьме… Но и тогда, как сейчас ей казалось, он был добрее и мягче…
– Впрочем, извини, времени у меня немного, знаешь ли, дела… Вернемся к основному поводу моего визита… Соболезнования… Сегодня все мысли о твоем безвременно ушедшем благоверном. Так сказать, день памяти… Сделай одолжение редкому гостю вашего прекрасного дома, проведи мне экскурсию, где у вас что… было…
Пытается вырваться, а он с такой силой сжимает, не дает даже продохнуть, отдышаться, успокоиться….
– Здесь у вас гостиная, как я понял, – поворачивает Владин корпус в сторону их зала, она полувесит в воздухе, словно котенок – Там, наверное, кухня, а где же спальня? – издевательский тон. Он невменяемый ублюдок, чудовище…Настоящее чудовище, – можешь не утруждаться, хозяюшка, кажется, я знаю ответ.
Он тащит ее на второй этаж, Влада спотыкается на лестнице, оббивая ноги, а ему плевать, она, как тряпка в его сильном захвате, уверенно ведет к их с Каримом спальне. Он знает либо догадывается, что она там… В той самой комнате, где два года назад он пытался убедить Владу в непреложности своей любви, где предлагал ей бежать с ним, все бросив. А теперь он бросает ее на их с Каримом кровать.
– А это ваше брачное ложе, надо полагать, – голос срывается, то ли от ярости, то ли от удовольствия его превосходства над ней…
– Здесь он трахал тебя все эти пять лет? Думала о том, что я в тот день стоял на балконе за стеной и слышал, как он имеет тебя, как ты стонешь, как течная сучка?
С ужасом смотрит за тем, как он расстегивает свои брюки. Нет, нет, не может быть. Не здесь, не сейчас, не так…
– Прошу, Васель. Не убивай и меня, умоляю Ты пожалеешь об этом. Ты не сможешь с этим жить… Ради Карима. Ради вашей некогда близкой дружбы. Ты ведь благородный… А это тошно… Гадко… Неправильно…
Зло усмехается, хватает ее с силой за скулы.
– Все давно мертвы, Влада. Ты всех уже убила. Медленно, планомерно, добивала каждым своим действием… Ты и сама мертва, потому что все эти годы претворялась тем, кем никогда не была. А я… Ты убила меня не тогда, когда всадила пулю в плечо. Но та пуля стала первой. А потом десяток других, сотни… Ваши милые семейные фото, ваша гребанная семейная идиллия и слезливые признания в любви на публику, мой сын… с его фамилией! Разве можно после всего этого выжить, Влада?! Ответь, – сдавливает щеки с силой, прижимается яростно. Чувствует его дыхание…
С силой разводит ей ноги, задирает платье, разрывает трусы.
– Смотри на меня, когда я буду тебя трахать, сука. Добро пожаловать в свою новую жизнь.
Грубо засовывает палец внутрь, проталкиваясь сквозь ее сухость, она сильно зажимает глаза. Зло выдыхает. «Да, мерзавец не хочу тебя… Не хочу так…»,– смотрит на него, впитывая его мимолетное поражение, а он тут же меняется в лице. Снова этот надменный знающий взгляд. Берет свой ремень, быстро захлестывает его и застегивает им Владины кисти, задирает наверх и пристегивает к выемке в изголовье кровати. Она обездвижена, доступна, уязвима теперь…
– Правильно догадался? Он тоже так делал с тобой? – снова ярость и ревность в голосе и… похоть, дикая похоть…
Молчит, тяжело дыша, отчего ее оголенная им грудь высоко вздымается, радуя и возбуждая его глаз.
Останавливается, выдыхает, теперь внимательно ее рассматривает. Нежно проводит по ее ногам, разводит их в стороны, обводит контуры проклятой татуировки, словно Влада его вещь и он проверяет на ней серийный номер…