Потрясенная, я не двигалась, позабыв о том, зачем попросилась в купальню. Из головы не шли слова Гибкой. Это же пытка! А она говорила так буднично, без всякой злобы к мерзавцам. Сомневаюсь, будто с продажными женщинами обращались столь жестоко. Радовало одно: в ближайшие пятнадцать лет храм не пополнится. А там, глядишь, император внезапно поперхнется рыбной костью, а от Фрегии не останется и следа.
– Прости, мне пора, – извинилась Гибкая. – Нужно красоту навести, поудобнее лежанку выбрать и у Альцесты записаться. Если ее умаслить, она мужчин получше дает и отдохнуть подольше. Когда средние девочки заняты, можно даже в отдельную комнату попасть, хотя мне больше в воде нравится. Ты тут не засиживайся, а то за наложницу примут. Как закончишь, поднимайся наверх и ступай до дверей с гербом Фрегии. Там покои для тех, кого готовят на продажу. Поешь, поспишь, а завтра кто-то из помощников жреца придет вас обучать. Я слышала, вы сразу с мужчиной станете. Повезло!
В последнем я сомневалась, но спорить не стала. У каждого свое понятие о счастье.
Гибкая упорхнула. В купальне сразу стало холодно и неуютно. Украшенная затейливыми изразцами, она наводила на мысли о неведомых восточных дворцах, в один из которых меня, возможно, продадут – кто сказал, что на рынок заходят только фрегийцы. Однако пора. Не хватало еще встретиться здесь со жрецом! Если он столь похотлив, как рассказывала Гибкая, то легко подкараулит и доделает начатое. Подобной сомнительной чести я не желала, поэтому, прикрывшись, торопливо вытерлась, накинула рубашку и поспешила наверх.
За раздвижной дверью с изображением фрегийского герба – перекрещенных меча и сабли на фоне императорского скипетра – оказалась большая светлая комната. По полу обильно разбросали подушки, но для комфорта к ним добавили диваны. Они, словно змеи, вились вдоль стены, образуя бесконечное ложе. На мягкой бархатной обивке устроились Подарок и Куколка. Наклонившись друг к другу, они о чем-то тихо говорили, но при звуке открываемой двери замолчали и как ошпаренные отскочили в разные стороны.
– Уфф, это ты! – с облегчением выдохнула Куколка и поправила обнажившую бедра сорочку. – Он тебя все-таки тронул, да? – сочувственно поинтересовалась она. – Очень больно?
Успокоила девушек, заверив, что никто ко мне не прикасался, и тоже залезла на диван. Пусть на полу ковры, но ногам прохладно – обуви наложницам любого ранга здесь не полагалось.
– Что тут и как? – решила прояснить местные порядки.
– Ужин обещали принести, – апатично отозвалась Подарок. – Никаких особых запретов, только из храма нельзя выходить. Завтра обещали занятия, станут учить правильно услаждать будущего хозяина. Через две недели увезут на продажу.
– А бедным девочкам прямо сегодня придется, – всхлипнула Куколка.
Все мы понимали, о чем шла речь.
– Некоторым уже пришлось, – поправила ее Подарок. – Или думаешь, за стеной птица кричала?
Рыженькая закрыла лицо руками и замотала головой.
– Это так страшно, Ничья! Они умоляли не делать, а те все равно делали. И на галерее… Я не смогу с мужчиной!
– Сможешь, – отрезала Подарок. Самая старшая из нас, она рубила с плеча горькую правду. – Умоешься слезами и отдашься во всех позах, хоть при свидетелях, хоть без. Пойми, дурочка, ты теперь не человек.
– То есть тебе нравится? – напустилась на нее Куколка.
Никогда не видела ее такой. Маленькая, хрупкая, она превратилась в тигрицу. На миг показалось – ударит, но, пару раз толкнув собеседницу кулаками в грудь, Куколка унялась.
– Нет, не нравится. – Оставалось только восхититься спокойствием Подарка. – Но что я могу? Убить жреца, Альцесту, сборщицу? О стране нужно думать. Жизни других дороже моей чести, если ради спасения моего города нужно прогнуться, я прогнусь, только никогда не забуду. И вам то же советую: ласкать, играть по местным правилам, но помнить.
Какие мудрые слова! Неприятные, противные, но Подарок права, моя минутная боль спасет мать, сестренку. Однако и растворяться в доле вещи нельзя, в душе нужно оставаться свободной и при удобной возможности нанести удар. Не раньше и не позже.
– Но ты ведь замуж выйти могла, спаслась бы. – От фрегийцев перешли к обсуждению друг друга.
Подарок усмехнулась:
– Гордая очень. Не желала размениваться, теперь здесь. Но и ведь тебя давно просватали, – она кивнула на Куколку.
Та кивнула и украдкой смахнула слезу.
– Мне шестнадцать только, через два года бы…
Выходит, она самая младшая. Я хоты бы совершеннолетняя. Скоты, даже на детей зарятся!
– Успокойся! – На плечо легла рука Подарка. – Ты вся покраснела от злости, так нельзя. Так сразу убьют, и ты ничего не сделаешь.
Понимаю, но тяжело очень.
Вскоре принесли еду. Ее подали две укутанные с ног до головы служанки в сером. Интересно, их набирали со стороны, или ими становились бывшие наложницы? Спрашивать не стала, все равно бы не ответили. Женщины в сером явно получили приказ молчать, пока суетились, накрывали складной столик, не проронили ни слова. Ела и думала о том, что сейчас творилось в храме. Раз Гибкая торопилась, уже пять часов. Ужас боролся с любопытством. Я, наверное, неслучайно приглянулась сборщице, раз единственная из трех отважилась отодвинуть дверь и выйти на галерею. Порок издали привечал порок. В уши сразу ударили усиленные эхом хриплые стоны, мужские и женские. Первые перемежались с короткими фразами, вроде: «Еще!», «О да, детка!», изредка проклятиями. Женщины в разной тональности воспроизводили звук «а». Убедившись, что за мной никто не следит, быстро пересекла галерею и осторожно перегнулась через ограждение. Нижний зал храма предстал как на ладони. Все кушетки заняты девушками в синем и зеленом. Они лежат и ждут. Некоторые уже дождались. Обнаженные тела белыми пятнами выделялись на фоне пола. Работали, если такое можно назвать работой, четыре девушки. Одна широко раздвинула согнутые ноги, другая стояла, опершись о столб, активно помогая мужчине, который занимался, что угодно, только не любовью. Складывалось впечатлением, будто он пытался вколотить в девушку член и никак не мог. Третья наложница стояла на четвереньках и особенно громко стонала, отчаянно цепляясь пальцами за лежанку. Мужчина оседлал ее и… Приглядевшись, поняла, почему женщина кричала, и поспешила перевести взгляд на четвертую пару. Там лежал мужчина, а наложница скакала на нем, придерживая руками большую грудь.
– Интересно?
Вздрогнула и обернулась, нос к носу очутившись с помощником жреца, который спас меня от унизительной близости.
– Вовсе нет!
Кончики ушей покраснели. Зачем я вообще вышла?
– Хочешь взглянуть ближе? – не унимался юноша.
Сейчас он был уже не в халате, а во вполне целомудренном балахоне. На ногах – кожаные сандалии. Даже завидно стало. Мужчинам обувь полагалась, а нам нет.
– Наглядное обучение воспринимается лучше всего. – Вот ведь привязался! – На кое-что тебе смотреть рано, а, к примеру, супружеская поза и поза наездницы в самый раз. Именно ими нужно в совершенстве владеть всякой наложнице, остальное – на усмотрение хозяина. Пойдем!
Он ухватил меня за руку и потянул за собой. Я, разумеется, упиралась, но, несмотря на щуплую внешность, паренек оказался сильным, пришлось уступить.
– Меня зовут Тебо, – на ходу представился он. – Я обучу девушек для рынка всему необходимому. Старик сам хотел, но я тебя спас. Знаю, куда он свой член на самом деле засунет! – усмехнулся юноша. – Мне, конечно, влетело, но ничего.
– С чего вдруг такая забота? Сам хочешь?
В бескорыстие фрегийцев я не верила.
– Хочу, – не соврал Тебо, – но знаю, когда член впорхнет как перышко, а когда как ворвется тараном.
– Он всегда таран.
Краснея, бледнея, я таки отважилась заговорить на пикантную тему. Что делать, других в Храме наслаждений нет.
– О, не скажи! – покачал головой Тебо и отворил потайную дверцу, скрывавшую утопленную в стене лестницу. – Ты не смотри на того волосатого с Птичкой, ты лучше старших наложниц спроси, они расскажут. И сладко, и приятно, и еще захочется. А теперь ш-ш-ш! – Он приложил палец к губам. – Водить вас сюда запрещено, если поймают, обоих строго накажут.
Кивнула и даже дышать стала реже.
Лестница вывела в заалтарное пространство. Тебо знаком велел пригнуться и указал на обходную галерею. От рядов лежанок ее отделяла деревянная решетка в виде плотно переплетавшихся цветов и листьев. Опустившись на колени, прячась за каменным бордюром алтаря, мы перебрались ближе к низшим наложницам и их клиентам. Альцеста как раз привела еще одного мужчину. Он раздевался, пока девушка в синем, в которой я признала Гибкую, терпеливо ждала указаний. Специально или нет, помощник жреца выбрал для наблюдения эту пару и жестами велел затаиться у столба возле лежанки. Отсюда хорошо просматривалась и другая девушка, та, которая, уже порядком утомившись, скакала на мужчине. Твердь его достоинства то полностью скрывалась в ее теле, то выскальзывала до самого кончика.
– Смотри, смотри! – шепнул Тебо и щипком заставил обернуться к Гибкой и ее партнеру, хотя больше всего на свете мне хотелось сбежать наверх, к девочкам.
Мужчина разделся ниже пояса, его достоинство возмутительно близко маячило перед моими глазами. Я могла разобрать все, даже чего не желала. Чувства, которые я испытывала? Что угодно, но не восхищение и желание. А мужчина, наоборот, гордился всем, что свисало и стояло, любовно поглаживал, пока Гибкая избавлялась от одежды. Скинув ткань на пол, она опустилась перед посетителем храма на колени и положила ладонь на основание его члена. Вторую расположила ближе к кончику и… сдвинула кожу. Так вот чего от меня хотел капитан! Нет, я не стану таким заниматься! Гибкая между тем с улыбкой наклонилась и взяла в рот жаждавшее знакомства с женщиной мужское достоинство. Она напоминала хомяка, набившего щеки орехами, но я-то знала, что там на самом деле. К счастью, ласка длилась недолго, иначе бы меня стошнило. И это только от вида! Утерев губы, Гибкая поднялась и, уловив кивок мужчины, легла на кушетку. Посетитель открыл одну из баночек на столе и ухватил низшую наложницу за лодыжки, понуждая высоко-высоко поднять ноги. Увлажненные мазью пальцы лишь для порядка потыкались в ее лоно. Когда член стремительно ворвался внутрь, Гибкая напряглась, вытянулась струной и не расслаблялась до самого конца. Она полулежала-полустояла на голове, а ее ноги служили помощниками безжалостному поршню. Я и не предполагала, что можно двигаться с такой скоростью. Вспотев от усердия, мужчина раз за разом насаживал на себя несчастную девушку. Прикрыв глаза, та полностью покорилась судьбе. Гибкая не кричала, не стонала, просто плотно сжала губы. Тело ее покрывали бисеринки пота. Приглядевшись, ужаснулась. Гибкая не безвольно отдавалась мужчине, она тоже двигалась. Но как, зачем? Однако сомнений нет, мышцы бедер и живота сокращались, стремясь сделать контакт максимально