Глупая, ох, глупая!
– Не жалей о том, чего не знаешь. Или ты тоже думаешь, будто я счастлива оказаться наложницей советника.
– Разве нет? – искренне удивилась собеседница. – Он ведь такой…
Ясно, влюбленная дурочка, ей ничего не объяснишь.
– Сюда сама напросилась, не посылали?
Теперь-то понятно стало, отчего я – и вдруг «вы». Девушка боялась, что ее заменят на другую служанку, отдалят от объекта воздыханий. Вдруг наложница хороша в постели, вдруг господин к ее жалобам прислушается? Да и то верно, вещь я или нет, но выше наемной служанки.
– Брошку отдала, – легко призналась спутница. – Я в советника три года влюблена, он не замечает, конечно. Да и когда ему? Мы должны незаметно заботиться о гостях, а не стоить им глазки.
Во мне взыграло любопытство. Не о собственной же горькой судьбе каждую минуту думать!
– Три года, говоришь… Сколько же тебе? Сомневаюсь, будто в служанки берут детей.
– А я не ребенок, – обиделась спутница. – Даже с мужчиной была, сумела бы советнику удовольствие доставить. Для него ведь тренировалась. Шанс, если выпадет, только один, надо сразу впечатление произвести. А лет мне девятнадцать.
Выходит, таки постарше меня.
Впечатление! Невольно усмехнулась. Одним небесные духи дают желание, другим – возможность.
– Хорошо, – дала ничего не значащее обещание, – если представится случай, ты попадешь в спальню господина, но, сама понимаешь, я ничего не решаю.
– Зато вы можете дать свои вещи, – радостно сверкнула глазами служанка.
Тихо рассмеялась. Эти тряпочки? Окажись Адриан даже слепым с рождения, на ощупь бы определил, что наложницу подменили.
Воспрянувшая духом собеседница принялась без умолку трещать о советнике. Я ее не перебивала, ловила среди вздохов восхищения полезную информацию. Вряд ли кто-то поведает о жизни и привычках хозяина, станет вести о нем задушевные разговоры. В ответ скупо отвечала на вопросы о храме. О многих вещах не хотелось вспоминать, но и питать чужие иллюзии тоже не собиралась. Пусть Мирта – так звали служанку – знает, каково там на самом деле. Однако она половине слов не верила, твердила, будто служить богине – это честь, а девушки в храме купаются в вечном чувственном насаждении. Не выдержав, резко спросила, знает ли она, как выглядит пресловутое наслаждение.
– Знаю, – кивнула служанка и сочувственно глянула на меня. – Выходит, вы с советником еще не?..
Чтобы защитить Адриана (сама не понимаю, зачем пеклась о его мужской репутации), ответила, что мы были близки всего один раз, он при всем желании не смог бы. Пусть уж любит светлый образ советника. Правда, напугать Мирту я таки сумела. Услышав о ритуальном фаллосе, она переменилась в лице и назвала древний обычай варварским. Так что я внесла лепту в разрушения мифа об Эрон. Оказалось, прежде девушек в храм продавали. Не пленных – фрегиек. Бедняки радовались возможности получить кусок хлеба, а девушки – бесплатному образованию. Тогда храм еще не превратился в бесплатный бордель под защитой богини. Мирта ничего дурного в прежней жизни не видела:
– Я сама ради хорошего места ноги раздвинула. Все лучше, чем пьянь бы изнасиловала.
Разные у нас представления о морали, безумно разные, но меня больше волновал Адриан, чем страницы прошлого. И уж точно я не собиралась осуждать Мирту. Ее жизнь, ей и решать.
Мирта собрала на объект обожания целое досье, что-то сама, что-то с чужих слов: привычки, любимые блюда, девушки. Советник иногда приезжал за компанию, посмотреть, развлечься. Гостиница при Рынке наслаждения предлагала и такую услугу: искусных массажисток, удовлетворявших так же интимные потребности постояльцев. Примечательно, девушки были фрегийками, а не рабынями, как я сначала подумала.
– Что вы, – фыркнула Мирта, – они свободные, просто работают. Платят за такое хорошо, но и требования высокие: сам император может позвать.
Ну да, трудятся ведь там не жилистые массажистки из рыночного гарема, а утонченные барышни.
– А куда попадают девушки с торгов, которых никто не купил?
– Всех покупают, – авторитетно заверила служанка. – Иначе о торговце дурная слава пойдет: мол, товар плохой отбирает. Просто не все в павильоны попадают.
– А в павильон – это почетно?
Сейчас проверю слова Аги, Мирте врать незачем.
– Конечно. Только там покупают наложниц для гарема. В садах – так, для постельных утех, туда часто владельцы борделей захаживают, военные.
Выходит, таки повезло. Досталась бы я какому-нибудь капитану… Вдвойне повезло, что тот, с корабля, выкупить не сумел и не обладал достаточным положением, чтобы взять силой.
Словом, рынок полностью оправдывал свое название, насладиться там можно было чем угодно. И не только красавицей в постели, но и музыкой, танцами, едой. Все для того, чтобы постояльцы многочисленных гостиниц не уехали без покупки. Но Адриан часто уезжал. Мирту это удивляло. Богатый холостяк – и такой скромный гарем.
– Вы мне больше других нравитесь, – по секрету призналась служанка. – Не знаю, как выглядят остальные девушки, но прошлая черненькая совсем не по душе. Будто с демоном в кровать ложиться!
– Ты бы во всех нашла изъян, – рассмеялась в ответ, – они ведь любимого отнимают.
– Так я не дура, единолично владеть не собираюсь.
А я собиралась. Если доведется полюбить и выйти замуж, делить мужчину с другими не стану.
Глава 12
Как ни храбрилась, я страшилась момента, когда экипаж остановится у дома Адриана. Что ждет меня там? Если в гареме шло соперничество за господина, мне придется тяжко. Не объяснишь же, что меня не волнуют ожерелья и шелка, что я не жажду проводить ночи с Адрианом, пусть по пути к столице он постоянно звал на ложе.
Хозяин объявился через пару дней после исчезновения и проявил ко мне интерес определенного порядка. Отказать наложница не могла, и мое обучение продолжилось. Иногда мне даже нравилось. Мужское достоинство могло входить по-разному, а ощущения менялись в зависимости оттого, стою я, лежу или устраиваюсь на четвереньках. Последняя поза казалась унизительной, но именно в ней я испытала то же, что под руками массажистки. А ведь член хозяина входил глубоко! Казалось бы, боль не минуема, но выходило наоборот. Складывалось впечатление, будто Адриан пытался забыться, поэтому так часто звал к себе. Временами я ловила выражение его лица… и сочувствовала хозяину. Даже во время близости он не испытывал удовольствия, не мог избавиться от тягостных мыслей. Если они окончательно захватывали власть над разумом, мне приходилось плохо. Все зудело, ныло. Член превращался в пыточный инструмент. Сначала ласкала его до онемения мышц, силясь поднять, потом считала минуты до того, как он опадет. А хозяин все не мог и не мог, отчего злился еще больше. Обычно я молчала, но в ту ночь отважилась заговорить. Мое лоно не лампа, хватит его тереть! Дерзко высвободилась и отползла в сторону. Даже любимая поза не помогала, выходило отвратительно. Вероятно, причина всему – письма, которые пришли с утра. Вскрыв их, Адриан так рассвирепел, что едва не ударил посыльного. Ночью пришла моя очередь отдуваться. Только что толку? Мне больно, ему тоже паршиво, лучше бы выпил.
– Это как понимать? – сдвинул брови Адриан.
В мерцании свечи я хорошо видела его член, замерший в среднем положении между готовностью и покоем. Теперь я в таких делах опытная, а уж орудие хозяина изучила в мельчайших деталях. За три недели пути-то! Фрегия оказалась огромной, гораздо больше Рьяна, а столица благоразумно притаилась в глубине, подальше от границы.
– Больно.
Еще как больно, а еще бессмысленно. Тебо объяснял про эрекцию и прочие вещи, так вот, хозяин все равно не кончит, зря промучает. Вдобавок злость на мужскую несостоятельность на мне выместит. Зачем тянуть, если все равно накажут? А так, может, поспать сумею. Меня никогда не били, но верю, в любом состоянии можно найти относительно удобную позу. Да и какая разница, изнутри или снаружи болит.
Морщины на лбу советника разгладились. Он провел по нему рукой и отчего-то тяжко вздохнул. Затем деревянным голосом позвал:
– Иди сюда!
Не шелохнулась, прислушиваясь к собственным ощущениям. После первого раза было иначе. И потом тоже иначе, а теперь… Словом, именно так я представляла незавидную жизнь наложницы.
– У меня нет смазки, придется в полевых условиях, – настаивал Адриан.
Покачала головой и осмелилась на совсем дерзкое:
– Зачем? Вы все равно о другом думаете.
И тут советник взорвался. С перекошенным от ярости лицом он ухватил меня за руки и повалил на спину.
– Не твое дело, о чем я думаю! – рявкнул Адриан.
Он вошел грубо и глубоко, заставляя цедить воздух сквозь зубы, в отчаянье цепляться за простыню. На глазах выступили слезы. Тело мое содрогалось, я тщетно пыталась высвободиться, но Адриан продолжал, словно бабочку на булавку накалывал. А потом все внезапно кончилось. Пара резких толчков, и советник вытащил член. Но он же не кончил!
– Не могу! – неизвестно кому пожаловался хозяин и повалился на кровать. – Даже с новенькой наложницей не могу!
Осторожно приподнялась на локтях и попыталась заглянуть ему в лицо. Пульсировавшая внизу живота боль постепенно утихала, но любое поспешное движение напоминало об учиненном надо мной насилии. Насилии, которое не принесло пользы мужчине. Вот он, член, все такой же приподнятый, а на лице Адриана не гримаса наслаждения. Он лежал рядом со мной и смотрел в потолок. Челюсти напряжены, грудь тяжело вздымается.
– Доделай рукой, – не глядя на меня, приказал хозяин.
Пересилив себя, кое-как сумела подарить Адриану разрядку. Только он словно ее и не заметил, лежал как лежал, только протяжно вздохнул.
– Ты права, мне не следовало звать женщину.
Слова советника прозвучали как гром среди ясного неба. Сделав паузу, он добавил уже привычное:
– А тебе – пререкаться.
Пожала плечами.
– Вы делали мне больно.
Сейчас уже ничего, улеглось, тол