– Только преступников заставляют отмечаться у местных властей.
Даже согласно помычать не могу, потому как занята. Очень глубоко занята, если можно так выразиться. Но ничего, справляюсь и внимательно слушаю. Чувствую, сегодня закончится быстро. Жалко, успеть бы узнать подробности встречи с мэром. Сомневаюсь, будто Адриан снова разоткровенничается. Мной двигало не праздное любопытство – я не хотела жить, как курицы из гарема, заботясь только о еде и питье.
– Задержись немножко, малышка, поработай язычком. Вот и мэр меня тоже не сразу принял.
Помрачнев, Адриан неожиданно шагнул в сторону. Я так и осталась стоять на коленях с открытым ртом. Член тоже не опустился, но хозяина, похоже, это не волновало. Адриан быстро одевался, вполголоса обещая покарать предателей. Убедившись, что мои услуги больше не потребуются, поднялась. Поклониться бы и уйти, но недавние откровения развязали мне язык. Увы, не только в положенном наложнице смысле.
– Кто-то написал на вас донос, господин?
Как иначе мне понимать фразу о предательстве?
– Кто-то решил занять мое место.
Адриан задержал на мне взгляд. Съежилась, приготовившись к отповеди или чему-то похуже, но хозяин лишь скривился:
– Помниться, ты рвалась помогать? Так вот, вечером меня должен ждать сытный ужин. И передай Милене, чтобы не забыла о ночи.
Кивнула, обещав устроить все в лучшем виде. От витавшего в комнате легкого возбуждения не осталось и следа. Укрощенная плоть хозяина не бугрила брюки, в глазах не осталось страсти. Ощущала себя обманутой: поманили тайной, назначили цену и ничего толком не сказали. Много ли я узнала? Всего пару фактов. Зато вопросов прибавилось.
Милена капризничала, если можно назвать так скандал, который она закатила. Причиной стал… мой выход за ворота. Блондинка полагала, новенькая не достойна подобных привилегий. В сердцах предложила ей отправиться на ближайшую ферму вместо меня:
– Уверена, хозяин отблагодарит.
И не ерничала ведь, так фаворитка надулась и заявила, она не служанка. В ответ пожала плечами. Тяжело ей придется с таким норовом.
Разумеется, одну меня не отпустили. Да и таскать тяжести наложницам не полагалось. Адриан отрядил со мной троих слуг и служанку, получился конвой. Только бежать я не собиралась, что-то незримое удерживало меня подле хозяина. Теперь я видела в нем человека, а не покупателя живого товара.
По дороге к ферме пожалела о неумении ездить верхом. Идти пришлось долго, тут бы прочные ботинки, а не туфельки из козьей кожи. Но я не жаловалась, шагала и гадала, чем попотчевать Адриана. Повара отныне у нас нет, слишком накладно, готовить предстояло одной из служанок. Выбор продуктов небольшой, а хозяин капризный… Да, дилемма! Дальнейшее чуточку напоминало театр абсурда. Наложницам запрещалось напрямую общаться с обычными людьми, поэтому я смотрела, озвучивала желания, а спутники торговались, расплачивались. Местные шли на контакт неохотно. То ли опасались чужаков вообще, то ли прослышали, кто к ним пожаловал. Глупо! Адриан не болен проказой, если его не бросили в тюрьму и не казнили, опасности он не представляет.
– Негусто!
С тоской взирала на продукты на столе. Из корзины свешивался гусь, чуть поодаль белели яйца и крынка молока. В дополнение к ним удалось раздобыть немного прошлогодних яблок и странного сладкого корнеплода. Служанка заверяла, что сумеет состряпать неплохой ужин. Надеюсь! Если выйдет невкусно, спросят с меня.
– Правильно, нечего тебе делать в гареме.
В дверях кухни появилась Милена. Она нарядилась так, словно вышла из купальни прежнего дома Адриана, хотя здесь ее прозрачные одеяния выглядели неуместно. Да и прохладно, столица гораздо южнее.
– Раз ты отныне служанка, помассируешь мне ноги, – нагло заявила блондинка и, поколебавшись, уселась на табурет. – Ну, чего смотришь? Затем хорошенько натри мне мускусом грудь, а соски присыпь жемчужной пудрой. Даже посреди этой разрухи, – Милена обвела рукой кухню, – я должна эффектно смотреться на ложе господина.
– У тебя есть руки, сама сделаешь.
Кое-кто возомнил себя госпожой, а мы ведь на равных, статуса фаворитки меня никто не лишал.
Не ожидавшая подобной наглости Милена замолчала. Еще бы из кухни ушла, не мешалась. И халатик бы свой заодно поберегла, а то запачкает ненароком.
– Да как ты смеешь, рьянка! – выплюнула блондинка страшное, по ее мнению, оскорбление.
– Темную мне устроишь?
Развернулась к ней и уперла руки в боки. Милена не Алана, ее я не боялась. Тут много спеси и мало дела. Зулейка из другого теста. Прислуживать ей я бы не стала, но обставила бы свой отказ иначе. Милена изнеженная кукла, не удивлюсь, если ее растили специально для Рынка наслаждения. Среди других наложниц имелась такая девушка. Как бы дико это ни звучало, некоторые родители мечтали видеть дочь в гареме имперского вельможи и за взятку отдавали на обучение в храм Эрон. Дальше уж как повезет. Данной конкретной девушке ухватить удачу за хвост не удалось. Адриан ее купил, но фавориткой она не стала.
– Больно надо! – скривилась Милена, вспомнив о незримой короне на голове. – Ты без чужой помощи быстро окажешься в ближайшем борделе. От наложницы должно приятно пахнуть, она не таскается по лавкам за едой и уж точно не моет полы.
Высказав все, что хотела, блондинка величественно удалилась. На полу остались мокрые следы ее ног – выходит, действительно принимала ванну.
Понюхала свои руки. Пахло не фиалками, но ведь я работала. А, больше слушай Милену, она по злобе и не такое скажет.
Сомнения мои оказались напрасны, ужин Адриана устроил. Хотя, судя по выражению его лица, он бы сейчас проглотил и кусок черствого хлеба, не почувствовал вкуса. Мы, фаворитки, ели с ним за одним столом, остальные девушки устроились на кухне. Вот зачем они Адриану? С некоторыми он спал всего один раз, в рыночной гостинице. Не понравилось и все, обратного ходу нет. Деньги заплачены, девочка продавалась без брака, не вернешь. Отвергнутые наложницы годами томились в гареме, становились объектом нападок фавориток.
Милена и Зулейка демонстративно игнорировали друг друга, пусть и сидели рядом. Так получилось, что я оказалась ближе всех к хозяину и, желая немного разрядить атмосферу, осторожно поинтересовалась:
– Надеюсь, ваш визит увенчался успехом, господин?
После распоряжения об ужине хозяин уезжал. Куда, неизвестно.
Адриан вздрогнул, фаворитки дружно глянули на меня как на дуру. Но их мнение меня с некоторых пор не волновало. Странно уважать тех, у кого пусто в голове.
– Более-менее, – уклончиво ответил хозяин. – Ты явно провела время с большей пользой. Дома управляла хозяйством?
– Помогала матери.
Теперь Зулейка и Милена завидовали. Еще бы, со мной разговаривали, а их не замечали.
– Большая у тебя была семья?
– Не очень, господин, помимо меня и родителей, младшая сестра и тетя.
– Скучаешь по ним?
Вместо ответа опустила ресницы. Только не имеющий сердца не вспоминает родных.
– Я разрешу тебе ездить в город. Заменишь домоправительницу, получишь отдельную комнату.
– Но, господин!.. – возмутилась было Зулейка.
– Цыц! – Адриан быстро поставил ее на место. – Хочешь привилегий, научись чему-нибудь, помимо массажа. Здесь не столица, ценится труд.
Сверкнув глазами, темнокожая расплылась в лживой кроткой улыбке. Я перехватила обращенный на меня украдкой взгляд. Он обещал неприятности. Крупные или мелкие, Зулейка пока не решила.
Глава 16
Уши мои стали пунцовыми, дыхания не хватало. Острый язычок Зулейки, войдя в унисон с ритмом хозяина, рождал странные ощущения. Я словно оказалась в клетке темных, как кожа фаворитки, наслаждений. И надо бы вырваться, а не можешь. Потом уже и не хочешь, потому как финал близок. И ты покоряешься, тоненько стонешь, когда язык соперницы (или союзницы, сейчас не разберешь) вновь берет в плен. Пальцы Зулейки временами, будто мое тело и так не раскалено до предела, перепархивали через хозяина, опускались ниже, к бугорку над лоном. Это не так легко, нельзя помешать господину, но темнокожая красавица справилась, заставив меня окончательно потерять контроль, сделав меня достойной адепткой Храма наслаждений. Я покорно выгибалась навстречу твердому языку, помогала Адриану вновь и вновь овладевать мной. Комната перед глазами плыла. Я то дрожала, то изнывала от жара, пока, наконец, меня не смыло неукротимым потоком. Передать силу этих ощущений невозможно, когда-то на массажном столе на рынке я испытала слабое их подобие.
Зулейка выпрямилась, довольная, торжествующая, убрала руки. Хозяин еще не кончил, и я постепенно погружалась в новый виток наслаждения, пусть не такого сильного, как первое, но достаточного, чтобы вновь потерять рассудок. Наши с Адрианом бедра двигались в едином ритме, тела жаждали одного, и оно случилось как всегда неожиданное и яркое. Хозяин тяжело дышал рядом. Некоторое время казалось, будто мы в спальне одни, но том я вспомнила о Зулейке. Вернулась способность думать, а вместе с ней и стыд. Меня только что ласкала женщина! Ласкала там, куда не проникал мужчина. И, самое страшное, я получала удовольствие от того, что призвано вызывать омерзение.
– Можешь ограничиться грудью, – милостиво разрешила темнокожая фаворитка и опустилась подле Адриана.
Сегодня на его ложе двое. Мы ласкаем друг друга и по очереди ублажаем господина. Зулейка привычна к подобным занятиям, а мне нелегко. Но я стараюсь, трусь бедрами и грудью о тело Адриана, целую его. Попеременно с Зулейкой мы принимаем в рот член, быстро добиваемся того, чтобы он вновь обрел твердость. Только вот не покидает ощущение, будто я низшая наложница храма. Когда мы с Адрианом в постели одни, все иначе, правильно: мужчина и женщина. А тут бордель. Я брезгаю касаться Зулейки, но вынуждена принять правила игры. Мечтая скорее закончить эту ночь, вспоминаю уроки Тебо. Не думала, что мне пригодится знание строения женского тела. Зулейку слабо волнует моя возня, она давно во власти хозяина. Можно просто посидеть рядом, темнокожая справится сама. И она действительно умело заводит себя, чтобы Адриан насладился протяжными стонами. Сложно сказать, прикидывается ли Зулейка. Именно она предложила хозяину пригласить сразу двух наложниц. Когда Адриан согласился и поинтересовался, кого фаворитка возьмет в пару, указала на меня. Теперь поняла: ради мести. Унижение – чудесное блюдо. Унижение стыдом за собственные ощущения – и вовсе деликатес. Зулейка вдоволь его вкусила и теперь занималась исключительной собой. Чем больше за ней наблюдала, тем сильнее убеждалась: темнокожую волновало только сохранение статуса. Ее движения тщательно отрепетированы, эмоции неискренни, а в волосах и вовсе припрятана бутылочка с маслом. Якобы в экстазе, Зулейка погружала пальцы в сложную прическу и затем с помощью нехитрых манипуляций создавала видимость возбуждения.