– Я не понимаю. Ты же видишь, что это невозможно. – Она махнула рукой в сторону колыбельки, где спал Сезар. – Я не могу уехать из Нью-Йорка.
– Мы теперь одна семья, Татьяна, хочешь ты этого или нет. – В его голосе звучало терпение, но, судя по языку жестов, оно было на исходе. Он навис над ней, напряженный и непреклонный. – Теперь ты тем более должна поехать со мной в Луизиану, ведь нам надо выработать условия совместного воспитания мальчика.
Она посмотрела на малыша, безмятежно сопящего и не подозревающего о проблемах родителей. Она знала, что Жан-Пьер прав. Им нужно найти способ вместе воспитывать ребенка, хотя никакой свадьбы не будет. И никакого показного романа, чтобы скрыть враждебность, тоже.
Может быть, со временем она добьется для своего сына мирного будущего, точно так же, как она добивается свободы для своих клиентов в суде. Она найдет способ справиться со своими гормонами и противоречивыми чувствами, которые до сих пор питала к Жан-Пьеру.
– Мне потребуется отдельная комната, – в итоге проговорила она, закладывая основу для этого очень рискованного компромисса. – Я поеду с тобой, но участвовать в спектакле перед прессой или твоими родными не стану. Я просто не смогу.
– Хочешь сказать, ты не будешь притворяться, что тебе нравится отец твоего ребенка? – приподнял он бровь.
Сердце ее пустилось вскачь.
– Хочу сказать, что мы не будем намекать на помолвку или неизбежную свадьбу, которой, как мы оба знаем, не бывать.
– Договорились. – Его быстрое согласие явно застало ее врасплох. Он взял ее за руку. – Даю слово.
Его прикосновение пробудило в ней воспоминания о том дне, когда они тоже стояли вот так, лицом к лицу, и горячо спорили о судебном процессе. Наверное, он дотронулся до нее тогда, чтобы подчеркнуть свои слова. И в этот миг началась химическая реакция, за которой последовал взрыв. Они не смогли оторваться друг от друга. Если она не будет осторожна, это может повториться вновь, прямо сейчас.
– Ну, тогда спокойной ночи и приятных снов. – Он поднес ее руку к своим губам и легонько поцеловал ее пальчики, словно это было самой естественной вещью на свете. – Я заеду за тобой утром, чтобы мы могли вместе поговорить с твоим отцом, я буду рядом с тобой. И никак иначе.
Она кивнула. Во рту у нее пересохло, кожа горела от его поцелуя. Она смотрела, как Жан-Пьер уходит. Она думала, что рассказать ему о ребенке будет сложной задачей. Но теперь, глядя на то, как ее тело реагирует на него, она поняла, что нет задачи сложнее, чем сопротивление чарам Рейно.
Глава 3
Между играми в НФЛ у Жан-Пьера была неделя, чтобы разработать стратегию. Он изучал соперника, выискивая слабые места игроков и способы воспользоваться этими слабостями. Он разрабатывал план игры и вносил в него коррективы вплоть до того момента, пока не выходил на поле.
С Татьяной у него не было даже этой недели.
У Жан-Пьера оказалось в запасе всего двенадцать часов, чтобы осознать тот факт, что он стал отцом, прежде чем предстать с этими новостями перед ее родными и огорошить их. Двенадцать часов на то, чтобы составить план, когда весь его мир перевернулся с ног на голову. Полчаса назад они стояли в гостиной Дусе и докладывали им последние вести с полей. Все прошло более или менее гладко, однако теперь Жан-Пьеру предстояло встретиться со своим тренером один на один. В соседней комнате женщины радостно щебетали и передавали Сезара с рук на руки, когда Джек Дусе с мрачным видом захлопнул за собой дверь и обернулся к Жан-Пьеру:
– Ты просто ублюдок.
Покрасневший от ярости тренер сверкал на своего провинившегося игрока глазами, полными гнева. Бывший защитник команды колледжа, за годы работы тренером Джек покруглел, обзавелся животиком и мягкими щечками, указывавшими на то, что он ведет весьма комфортную жизнь и ни в чем себе не отказывает.
Но сейчас, глядя Джеку в глаза, Жан-Пьер не сомневался, что тот способен нанести смертельный удар, если решит выйти против него войной.
– Она мне тоже ничего не сказала. – Жан-Пьер заговорил первым, припоминая, как тренер запустил шлем через всю раздевалку в голову новичка за то, что тот не выполнил его распоряжения. – До вчерашнего вечера я сам ничего не знал, а сегодня я уже здесь…
– Не пори чушь. Мужчина всегда знает, что такое может случиться. – Джек сжал кулаки и набычился. – Мы, между прочим, о моей дочери говорим!
– И о моем сыне. – Жан-Пьер старался не повышать тона, помня о сидящих в соседней комнате женщинах. – И поскольку мы оба хотим защитить наши семьи, я предлагаю провести дискуссию так, чтобы не пострадали чувства женщин, которые находятся за этой дверью. – Его сердце бешено колотилось в груди.
– Как бы мне ни хотелось двинуть тебе по челюсти, даже если бы это вывело тебя из игры в чемпионате, Рейно, в твоих словах есть смысл. – Отец Татьяны резко развернулся на каблуках, подошел к бару и плеснул себе добрую порцию ирландского виски из бутылки на серебряном подносе.
Жан-Пьер наделся, что алкоголь остудит его. Он стоял и терпеливо ждал, пока Джек возьмет себя в руки, и они смогут продолжить разговор.
По всему кабинету были развешаны фотографии и вырезки о карьере Джека в качестве главного тренера Нью-Йорка. Самые внушительные фото запечатлели эпизоды двух полуфиналов и Суперкубка, выигранного четыре года назад. Снимков Джека со времен его работы в качестве помощника Леона Рейно в «Мустангах» не было, несмотря на то что эти двое подняли команду на небывалую высоту, разработав новый, скоростной стиль нападения, скопированный впоследствии другими членами лиги, и их рекорды до сих пор никто не побил.
Джек порвал все связи с Леоном и семейством Рейно и ни с кем из них не общался, пока ему не потребовался сильный квотербек для «Гладиаторов». Но и тогда тренер не встретил Жан-Пьера с распростертыми объятиями и не слишком старался с комфортом устроить его в Нью-Йорке. Они просто работали над общими задачами, стараясь вновь превратить «Гладиаторов» в мощную команду.
– А у тебя чертовски крепкие нервы. – Джек хлопнул стаканом по столу и развернулся к Жан-Пьеру. – Я пригласил тебя в Нью-Йорк, чтобы ты получил шанс выйти из тени своей семьи. Чтобы ты начал свою собственную игру. И вот чем ты отплатил мне за это! – прорычал он, крепко ухватившись за горлышко бутылки с виски.
– Я бы хотел отплатить вам вашей же монетой и попросить не пороть чушь. Вы пригласили меня сюда не по велению доброго сердца. Я был нужен вам, чтобы выигрывать. И я не подвел вас.
Джек молча поскреб лысеющий затылок.
– Я сделал то, чего вы от меня хотели, – продолжал тем временем Жан-Пьер. – Прекрасно сыграл свою роль. Может, даже слишком хорошо, черт побери. Одно дело просить меня выигрывать матчи, совсем другое – держаться подальше от Татьяны.
Он мысленно вернулся на десять лет назад, когда она встала на сторону своей семьи и заявила, что между ними все кончено. Но их чувства не исчезли без следа просто из-за того, что Джек Дусе велел своей дочери забыть о Жан-Пьере. Они таились в глубине их души и вырвались на свободу при первой же возможности – там, в зале суда, когда он схлестнулся с ней после заседания.
– Мне не следовало принимать тебя в «Гладиаторы», – пробормотал Джек, наливая себе третью порцию.
– Помимо побед я обеспечил вам стабильность в раздевалке, без которой невозможно держать команду стареющих ветеранов и диких новобранцев на одной волне. Если вам не нравится то, что я делаю, я буду рад пересмотреть условия нашего контракта.
Зная, что это проблема не сегодняшнего дня, Жан-Пьер размышлял только о том, как скоро он сможет уйти из дома Дусе вместе с Татьяной и его сыном, не нарушая приличий.
Его сын.
Он все еще не мог думать о величии этой новости без душевного трепета. Однако надо срочно преодолеть этот трепет, чтобы защитить будущее Сезара. Ему нужно столько всего организовать. И самое главное – убедить Татьяну остаться с ним.
Однако этой цели ему никогда не достичь, если ее отец будет злиться на него. Но, черт побери, он обязан обеспечить Сезару стабильность в жизни, которой у него самого никогда не было. Незаконнорожденный сын Тео – единокровный брат Жан-Пьера Дэмпси – страдал от последствий выбора их отца всю свою жизнь. Жан-Пьер не желает ничего подобного для Сезара.
– Меня не волнует, установишь ли ты новый футбольный рекорд в этом сезоне. – Джек повысил голос, прогоняя серого полосатого кота, уютно устроившегося на кожаном кресле за письменным столом. Животное спряталось за красной занавеской и принялось смотреть на Центральный парк. – Я хочу, чтобы моя дочь была счастлива, а внук получил имя.
– У него уже есть мое имя. И моя защита. Все ресурсы моей семьи к его услугам. – Он не спал почти всю ночь, прорабатывая со своим адвокатом детали, чтобы как можно скорее дать ход этому делу.
– Давай проясним ситуацию. – Джек помахал пальцем прямо перед носом Жан-Пьера. – Я хочу, чтобы у моего внука было имя, и это не Рейно.
– Тем не менее я сделаю все возможное, чтобы позаботиться и о Татьяне тоже. Вы не хуже меня знаете, что быть Рейно означает ни в чем никогда не нуждаться.
– Хочешь сказать, ты женишься на ней? – Переваривая эту информацию, Джек подошел к коту, взял его на руки и погладил по большой голове.
– Она попросила меня не давить на нее в этом отношении, и я выполню ее желание.
– Но ты позаботишься о том, чтобы это произошло. – Тренер встретился с ним глазами поверх кошачьей головы.
Это был приказ, а не вопрос. Может, Жан-Пьер и возмутился бы, не будь он того же мнения.
– Таково мое намерение. Да. Но мне любопытно. Вы не будете против воссоединения семей? Невзирая на великий раскол? – Он прекрасно помнил те времена, когда Дусе забрали у Татьяны машину в наказание за то, что она ездила к нему на свидание.
– Ты не оставил мне выбора.
– У меня есть две недели в Новом Орлеане. Даже такая упрямица, как она, не сумеет удержать позиций. Надеюсь, что посещение свадьбы моего брата заставит ее передумать.