решил сделать заказ.
В конце концов, он уже более получаса сидел в уютном ресторанчике, отделанном помешанным на театральном антике дизайнером, попивал аперитив, покуривал сигариллы и был готов к ужину, как перезрелая невеста к замужеству. Мобильный, с которого ему днем звонил Базилевич, был вне зоны действия, народ из ресторации укатил слушать оперу и по близлежащим музыкальным театрам, делать было определенно нечего, за исключением того, чтобы вкусно поесть.
Не мудрствуя лукаво, Сергеев заказал себе бутылку аргентинского красного, тарелку сыра и баранину с кускусом.
То, что Базилевич не появился вовремя, конечно, настораживало, но в планы Михаила не входило нянчить Антона Тарасовича, большого уже мальчика.
Задача Сергеева, полученная им от Блинова, была проста: обозначать непонятное движение, светиться всюду, изображая то ли противника, то ли конкурента, в общем – личность полностью мутную и непонятную, но при этом головы никому не отбивать, а, наоборот, способствовать тому, чтобы сделка по продаже техники все-таки состоялась и по как можно более высокой цене.
Антивирус же конкретных заданий и рекомендаций не давал: присмотритесь, определитесь, способствуйте, действуйте по обстоятельствам и по разумению… Главное – полная информация – кто, где, кому, почем. Расклад в такой позиции дороже денег.
Как на экскурсию отправлял, осматривать достопримечательности. Но это обманчиво, не та у Касперского «заточка»! Рекомендации – не мешать – как раз понятны! А вот поступать по разумению – это, знаете ли, материя тонкая. Сергеев воспринял напутствие Антивируса исключительно как приказ присмотреться и послушать. Сама сделка, по мнению Конторы, опасности для интересов Империи не составляла. Пусть себе протекает пока, как задумано. А если мнение изменится, то Сергееву об этом сообщат всенепременно, благо в наш век мобильной связи и Интернета ни рацию с собой таскать, ни «закладки» отыскивать необходимости нет. И вот тогда-то уже никто не разрешит поступать по разумению. Только согласно приказу. Шаг вправо, шаг влево – расстрел. Прыжок на месте – провокация.
Покойный Мангуст разъяснял, что в таких случаях особого выбора нет. Скорость исполнения приказа должна превышать скорость распространения радиоволн. А еще лучше – предвидеть, каким этот самый приказ будет, каким выйдет из мозга страдающего паранойей начальства. Для того чтобы попытаться (только попытаться!) это предугадать, нужно или обладать полной информацией, или вообще ничего не знать о сути происходящего.
– Абсурд, – сказал тогда Кудрявый. – Как так может быть, товарищ инструктор? Если я владею информацией в полной мере, то могу хоть что-то предвидеть с определенной долей вероятности. А если я ничего не знаю? Как можно предугадать, если ничего не понимаешь?
Мангуст слушал Кудрявого с интересом, присев на край стола. Он, вообще, любил вот так сидеть на краю стола, боком, опираясь на одну ногу и покачивая второй. В такие моменты он удивительно напоминал хищную птицу: поднятые углом плечи, напоминающие сведенные крылья, особый наклон шеи… Казалось, что, впившись когтями в столешницу, в аудитории сидит старый облезлый гриф и упирается в Кудрявого черными, тусклыми глазами, то и дело затягивая их пленкой век. Если бы Мангуст внезапно захлопал крыльями и утробно заклокотал, роняя на пол перья, – Сергеев бы не удивился.
Но стоило Мангусту встать – и сходство с птицей исчезало. Он и вправду начинал напоминать зверька, имя которого получил на всю жизнь как кодовое. Видел Михаил Мангуста на тренировках и в бою – движения его были резкими и быстрыми, проследить за ними было практически невозможно и, что было особенно необычно, невозможно было уловить подготовку к атаке: переход от бездействия к действию не имел промежуточной фазы.
Шаман, и ему светлая память, рассказывал, что Мангуста и еще нескольких курсантов учил вьетнамец, неизвестно откуда появившийся в Конторе в середине шестидесятых. Правда ли это – никто из курсантов не знал, но было в грации куратора что-то нечеловеческое, противоречащее законам физики и обыкновенной анатомии.
Мангуст смотрел на Кудрявого из-под век, покачивая ногой и внимательно слушая логические построения курсанта. И ухмылка, именно ухмылка, назвать это улыбкой было невозможно, пряталась в уголках тонких, почти бесцветных губ.
– Все? – спросил он, не меняя позы.
Кудрявый кивнул.
– Мудрость, курсанты, заключается в том, что знаешь ли ты что-то, знаешь все или не знаешь ни хрена – на решение начальства не влияет никак. Оно будет принято по неизвестной вам формуле, по тайным для вас соображениям и может показаться совершенно безумным. Но первое и главное… Сколь идиотским оно бы вам не казалось – его надо выполнять. Вопрос к тебе, Кудрявый, ты у нас любознательный… Почему?
– Потому что приказы не обсуждаются, – протянул Кудрявый грустно.
– Правильно, – подтвердил Мангуст. – Все остальные причины вторичны, но давайте, если уж на то пошло, их рассмотрим. Только без пошлостей, товарищи курсанты. Мы с вами не в регулярных частях, фразы типа «я начальник – ты дурак» имеют место быть, но в нашей с вами профессии применяться не могут. У нас, если начальник дурак, то его подчиненные трупы. Сразу. Без вариантов. Он может быть подлецом, беспринципным, жестоким, кровавым и страшным, но только не дураком. Теперь дальше…
Он встал. Даже не встал, а просто перетек из одного состояния в другое – Сергеев не заметил, как это произошло. Вот Мангуст сидит, качая ногой в начищенном до зеркального блеска ботинке, а вот уже стоит в проходе между партами, заложив руки за спину. И все это в один момент.
– Все вы умные. Умеющие принимать решения. Аналитики. Мы вдобавок научили вас стрелять и драться. Выживать. Научили, чему могли. Думать научить нельзя, для того чтобы думать надо иметь соответствующий орган в организме. Но я должен научить вас еще и подчиняться приказам, смысл которых вы не понимаете. Подчиняться, несмотря на то, что вам они будут казаться бессмысленными, глупыми и даже вредными порою.
Он остановился, дойдя до окна, за которым бушевала ранняя крымская весна. «Инкубатор» находился внутри военной части, окруженный забором с колючкой, со своим КПП и караулом. Часть, расположенная снаружи, тоже была непростая – пограничная, а значит, гэбэшная. Мангуст смотрел, как по дорожке, по краю которой лохматились бело-розовыми лепестками цветущие абрикосы, идет взвод, впечатывая каблуки сапог в рыжий песчаник. Слышен был мерный топот и голос старшины: «Левой, левой, раз-два-три! Левой, левой!»
– В нашей профессии человек, работающий «в поле», видит только маленькую часть большой картины. Представьте, что вы смотрите на мир через неподвижный перископ. Только часть, что за границами бинокуляра, вам неизвестна. В том, что происходит внутри вашей «картинки», вы настоящие спецы. Я уже говорил, что вы у нас самые умные и грамотные – лучше вас нет. Вы посылаете в Центр информацию, свой анализ событий, свои соображения, и оттуда, из Центра, приходит приказ. Страшный по форме и содержанию. Совершенно невозможный к исполнению. Противоречащий всему, что вам внушалось много лет, с самого детства. Но…
Он повернулся к молчащей аудитории и медленно, словно пытаясь заглянуть в глаза каждому, обвел класс взглядом.
– Приказ нужно выполнить, потому что тот, кто его отдал, видит всю картину. Он над картой. И его расчеты несоразмеримо сложнее ваших. И то, что вам кажется бессмыслицей, для него одно из событий, позволяющее продолжиться всей логической цепочке. Положим, что вам приказано помочиться перед дворцом английской королевы, выкрикивая при этом «Да здравствует Шотландия!» с ирландским акцентом…
Аудитория заулыбалась. Хихикнул Кулек, растянул рот в улыбку Гусь. Сергеев тоже не удержался от смеха.
– Смешно, товарищи курсанты? Так? Бред! Абсурд! А выполнять надо! Я на полном серьезе говорю: получив такой приказ, вы должны немедленно проследовать к главным воротам Букингемского дворца, достать конец и помочиться прямо на сапоги гвардейцам. Почему? Да потому, что тот, кто отдает вам приказ, знает, что этот поступок вызовет определенные реакции английских властей, например арест. И вы попадете в тюремную камеру и, будьте уверены, в ту самую тюрьму, где содержится нужный нам человек! Например, связанный с активистами шотландских сепаратистов, с которыми мы до сих пор не имеем стабильных отношений. И кто-то другой, работающий в этой же тюрьме, действующий по просьбе друга, которого, в свою очередь, попросил его близкий товарищ, направит вас в одну камеру с этим человеком. И не просто так, с кондачка, а потому что ваш психологический профиль полностью подходит для налаживания контакта с вашим будущим сокамерником… Улавливаете, о чем я?
– Мы будем иметь нового знакомого, – начал Сергеев, – связанного с шотландскими сепаратистами. Человека, который будет нам доверять, естественно, в определенных пределах. И мы сможем установить контакт с ним в нужный нашему начальству момент.
– Возможно и такое развитие сценария, – охотно согласился Мангуст. – Вполне. Но это самый простой вариант. Линейная логика. А если я скажу, что все это затевается для того, чтобы подписать выгодный контракт на поставки мяса в СССР из Аргентины в следующем году? Вы поверите?
– Ну… – Пожал плечами Гусь и посмотрел на Кулька, а потом опять на Мангуста. – Да ну… И при чем здесь Аргентина?
– А верить надо, курсанты, – произнес Мангуст и плотно сжал и без того узкие, бледные губы. – Потому что я говорю вам абсолютную правду. Это совершенно реальная операция, правда на сапоги гвардейцам мочиться не пришлось. Обошлись без оскорбления Ее Величества. Но… Никто, слышите, никто из нас не может видеть всей картины целиком. Вы «в поле», вы бегаете по той самой карте, по шахматной доске, на которую сверху смотрит стратег. И должны ходить так, как ему угодно – не иначе! В противном случае, не хочу вас пугать, но вас ликвидируют при первом же удобном случае. Сдадут, как отыгранную фигуру. Сбросят с доски. Ваш отказ обоссать сапоги королевских гвардейцев приведет к срыву долговременных планов великой державы. По сему вспомните то, с чего мы начали сегодняшнюю беседу. Обладание или необладание полной информацией о конкретном участке операции в данный момент никак не поможет вам предугадать действия стратега, управляющего вами. Ваше дело – выполнять распоряжения. Это ясно? – спросил Мангуст, повысив тон.