– Ага… – радостно поддержал Левин. – Баянист он был. Как выпьет – с баяном в кузове вокруг базы катается и поет. Сам не видел, но перебежчик у меня был, рассказывал. Кстати, нормальный мужик, из уголовных, правда, но такой – правильный… Его в прошлом году убило, до сих пор жалею! Так вот, он говорил, что ровно через полчаса после того, как Семихатько ударил по повысительной и принялся с баяном кататься на грузовике вокруг лесхоза и петь, от возбуждения, наверное, со стороны границы зашли две «сушки», и через тридцать секунд Семихатькино воинство перестало существовать. Этот мой перебежчик – Митрич, один остался в живых и приполз с двумя стальными шариками в ноге, контуженый и без половины скальпа, так что едва выходили. Благо антибиотиков было вдосталь – это когда ты с Равви базу откопал, – обратился он к Сергееву, и тот кивнул. – Так что, ребята, лесхоз не штурмовали. Лесхоз просто стерли с лица земли, а потом распахали из пулеметов. Там не спрячешься, так что как на укрытие на развалины не рассчитывайте. Хотя, с другой стороны, место там меченое, а дважды в одну воронку, вроде, не попадает…
– А второй лесхоз? Тот, где лесопилка была? – спросил Вадим. – Тут железнодорожная ветка подходит с севера. И дорога, а сзади – та самая просека. Я на нее глаз положил…
– Вот со вторым лесхозом полегче, – Левин провел по карте могучим пальцем с коротко остриженным ногтем. – С одной стороны. Вот только бывает, что ветку эту пользует ИУИН[25], не часто, но последние полгода раза три-четыре. Подвозили вертухаи вагончика по два, по три интернированных и вываливали в загородку. Потом ставили пулеметы на заднюю площадку «столыпина» и дули обратно, к границе. Тех, кто пытался бежать за ними по путям, расстреливали, а остальные оставались там, в бараках, но, сам понимаешь, особо в тех полусгоревших сараях не усидишь – ни еды, ни питья. Источник есть, но вода в нем гнилая, пить нельзя – проверяли. Кровавый понос обеспечен. Около источника даже надпись есть, но когда лето и припекает – народ на надписи не особо смотрит. И дня через три у здешних собачек полно еды. Так что у интернированных там задерживаться – условий нет. Дорога на север одна, железная, и за появление на ней расстреливают, три болота рядом, собаки ходят к баракам за трупами, как к кормушке: тела не закопаешь – торфяник, так что псам там раздолье, а людям – верная смерть. Вот и выходят они на Тракт…
Левин поднял глаза на Сергеева.
– А на Тракте… На Тракте, сам понимаешь… Кто-то ловит рабов, кто-то вербует бойцов, а кое-кто приходит за филейчиками, не к ночи будь сказано. Я, например, думал, что подростков отлавливают для жертвоприношений. Или для воспитания в культе Капища. У нас такое рассказывали…
– Да у нас тоже… – произнес Умка, разглядывая карту. – Я пока не столкнулся сам – не поверил бы. Знаешь, мы, конечно, тут привыкли ко всему – когда людям некуда деваться, они хватаются за религию, как за соломинку! Уж тебе и Равви это известно, как никому… И выглядит внешне весь этот кошмар, как какой-то религиозный выворот, но, Лев Андреевич, поверь, рядом с религией – любой религией – это и рядом не лежало. Чисто технологический проект, только вместо механизмов живые люди.
– А что показал Али-Баба? – спросил Левин. – Он, как я понимаю, тоже там не бывал. Приглашали только…
– Понимаешь, – Сергеев порылся в куче отложенных в сторону вещей и извлек из нее свой любимый курвиметр, даренный Бондаревым много лет назад. – На самом-то деле, никто точно ничего не знает. Мы базируемся на предположениях. Смотри…
Минут десять все они, склонившись над картой, что-то измеряли, сопоставляли генштабовскую километровку нужного района со склеенными скотчем спутниковыми фотографиями на второй карте, похожей больше не на карту, а на лоскутное одеяло…
– Нет тут другого места, – сказал Сергеев твердо. – Идеально подходит. Почти вплотную к «нейтрали», ниже и левее – брошенная станция, та, на которую УИНовцы отправляют поезда. Обрати внимание – ветка проходит почти вплотную. Можно не машинами, а вагонами получать и продовольствие, и оружие, и оборудование. Расстояние – всего ничего. И никаких подозрений. Так что 99 шансов из 100, что все это хозяйство расположили на недостроенной станции. Бетонное сооружение, полоса отчуждения сделана еще при строительстве, автономное энергоснабжение тоже предусмотрено – думаю, кабель тянули вот отсюда…
Он показал, откуда именно тянули силовую нитку, и Левин задумчиво поскреб затылок.
Подольский пожал плечами.
– Неужели думали, что никто не найдет? – спросил он с недоумением. – Ведь практически все открыто?
– А что там искать? – возразил Левин. – Чего нормальному человеку туда соваться? В этом-то и смысл! Любой недоумок на третий день пребывания в Зоне совместного влияния знает, что на севере возле Трубы делать нечего. Вернее, делать, может быть, и есть чего, только голову в здешних местах отшибают сразу и без церемоний. Патрули ООНовцев южнее, конфедераты – западнее, Восточная республика за Днепр голову не сунет, да и до Днепра в этих широтах им пылить добрых полсотни верст по Зоне влияния «белых касок». Оно им надо? Выходит, что станция целиком и полностью под контролем имперцев, что и требовалось доказать. Территория ничья, а контроль – ясно чей. Плюс – удобная транспортная развязка. Так что, Мотл, скажу тебе, как практик, ежели б я вдруг, паче чаяния, решил сорганизовать что-нибудь тайное и незаконное под прикрытием одной из сил влияния, я бы и сам выбрал это место, и хер меня б оттуда кто выцарапал. Даже превосходящими силами.
– Вот почему, – добавил Сергеев, – я не исключаю, что вместо нужной нам Школы негодяев, мы можем обнаружить банальную героиновую фабрику, сляпанную наспех двумя генералами и ушлым прапорщиком. Потому, что прибыль от «герыча» не меньше, а головной боли не больше… Тракт-то рядом…
– Не думаю, – произнес Подольский и покачал головой. – Я, конечно, много лет из Зоны носа не высовываю, но и двадцать лет назад существовал и контроль за клонированием, и разные комитеты, которые следили за всеми генными технологиями, и вся эта психохимия с нейропрограммированием была, как бы это сказать помягче – не совсем в рамках закона. Так, что, Миша, имею право предположить, что спрос на подобные исследования и эксперименты над… – Он на миг запнулся. – …над живым материалом должен был только вырасти. Тут, у нас, твори что хочешь – нет проблем.
Сергеев кивнул.
– Я с Матвеем согласен, – поддержал Подольского Левин. – Героиновых фабрик лично громил три, а сколько их поставили на Ничьей Земле в расчете на турецкий коридор – я и посчитать не могу. А вот такую, как ты описал, фабрику по изготовлению универсальных солдат еще не видел. Это не дурью торговать, мужики! Если правильно отработать вопрос, то с такой вот летучей группой из запрограммированных пацанов можно за раз срубить столько, что медельинцы[26] соплями умоются…
– М-да… – неожиданно веско сказал Вадим. – Государственные перевороты сегодня в цене…
– А они всегда в цене, – отозвался Сергеев. – Можешь мне на слово поверить. Как специалисту в этом вопросе. Ладно, ребята, как я понимаю, проверять все равно будем экспериментальным порядком, так что теории можем оставить на случай нашей неудачи… Предлагаю сделать следующим образом…
Михаил предполагал, что по самому Тракту им предстояло пройти всего ничего – полтора десятка километров. Остальную дорогу он проложил по проселкам и лесным тропам – благо в районе когда-то велась лесозаготовка, и просеки, если верить снимкам, все еще не затянуло молодой порослью. Итого кружным путем предстояло преодолеть шестьдесят пять верст. На этот пробег хватало бензина, который они привезли с собой, а вот на обратный путь (Сергееву сжимало сердце нехорошим предчувствием, но строить планы без уверенности в возможности благополучного возвращения он не умел и не хотел) нужно было залить литров 20 из резерва кибуца. Прокладывать более короткий маршрут Умка не рискнул – здесь север, и патрульный самолет потратит до минуты, чтобы отклониться от курса и расстрелять неопознанный объект, попавшийся на глаза службам мониторинга зоны трубопроводов. Вот две «нитки» на карте и та самая повысительная станция, которую обстрелял самонадеянный Семихатько, совсем рядом, можно сказать – рукой подать! «Хувер» надо будет замаскировать на территории второго лесхоза, и оттуда уже двигаться скрытно, пешим порядком. Растительности, вплоть до стен несостоявшейся атомной, практически нет, но складки местности есть, а значит, маячить перед часовыми не придется, придется много ползать на брюхе, но к этому не привыкать! Конечно, не исключен вариант установки датчиков, но если сведения Льва Андреевича не устарели, живности в округе столько, что сенсоры просто бесполезны.
Станция на снимках выглядела совершенно заброшенной, и те, кто, возможно, на этой территории окопался, очень хотели, чтобы все так и выглядело, но было очевидно, что ближние подступы напичканы видеокамерами, и пройтись от полосы дальнего леса до ворот как по бульвару не получится. Несколько километров по неглубоким овражкам…
От основной железнодорожной ветки к кое-как навешенным на петли воротам станции, вело метров 400 пути. Этакий отросток, проклюнувшийся из примитивного разъезда – с ним хозяева Школы явно прокололись. За время бездействия путь должен был банально проржаветь, а тут, на снимке, рельсы поблескивали. Использовали «железку» таинственные обитатели заброшенной станции, не смогли удержаться от соблазна! Очень уж удобно было загонять вагоны прямо во внутренний двор. Куда удобнее, чем возить оборудование и продовольствие грузовиками, и как только Сергеев увидел на фото, датированных прошлой осенью, поблескивающие полоски рельсовой стали, как сразу стали понятны УИНовские вагончики и то, почему репатриационный пункт устроили настолько близко к границе. Правы ребята – не героиновый заводик в этих бетонных коробках и не склад контрабандных товаров. И его, надо сказать, интуиция редко подводит, просто поверить в свою удачу, имея в наличии только догадки да смутные ориентиры Али-Бабы, он не мог, как профессионал.