Здесь пора было остановиться.
– Пожалуй, – сказал Сергеев Аль-Фахри, почти не разжимая губ, – тут могут быть проблемы с пониманием. – Если этот парень говорит на сомали, то я – пас…
– Я говорю на французском, – сказал негр негромко. Глаза его сверкнули и тут же спрятались под сухую корку век. Базилевич сделал еще несколько шагов вперед, но человек с М-16 предостерегающе поднял руку ладонью вперед:
– На его месте я бы остановился… – французский аборигена был далек от совершенства, слова произносились не совсем внятно, и любой франкофонный гражданин поморщился бы от сильного акцента, как от зубной боли, но, несомненно, языком местный парламентер владел, и владел куда лучше, чем Сергеев, который и то, что некогда знал, успел основательно подзабыть.
– Стоять! – скомандовал Умка Антону Тарасовичу, и тот тут же стал послушно, как престарелая извозчичья лошадь от похмельного хозяйского оклика. – Дальше без моей команды ни шагу….
– Русский, – утверждающе сказал человек с винтовкой, – Ну конечно же – русский! Я мог бы и догадаться. Давно не было таких гостей… Давно.
– Ты рад? – спросил Сергеев.
– Не то чтобы очень. Но и против ничего не имею. Мой отец служил на базе в Бербере[41].
Аль-Фахри, хоть с пятого на десятое, но понимавший разговор, ухмыльнулся. Базилевич же, если судить по нахмуренным бровям и бегающим глазкам, мало что соображал.
– Зачем пришел? – спросил абориген, не проявляя ни агрессии, ни доброжелательности. Он был равнодушен, как профессионал. Готов к действию и холоден.
Он так и сидел, поджав ноги, с американской винтовкой на коленях, положив кисти на оружие. Сергеев прикинул, что если судить по замашкам говорящего и по снятому с защелки предохранителю, на то, чтобы открыть огонь на поражение, негру понадобится не более полсекунды. Так что разговор надо было поддерживать в любом случае.
– Пришел? – переспросил Михаил и покачал головой. – Мы никуда не шли. Так получилось. Я не рассчитывал, что мы можем здесь оказаться. Случай…
– Это твой самолет упал на юге?
Умка кивнул. Смысла врать не было никакого.
Негр наконец-то приоткрыл глаза и посмотрел на пришедших не из-под век. И ничего хорошего в этом взгляде не было. Хреновый был взгляд. Но, помимо разных пугающих вещей, в нем было и любопытство.
– Говорят, что от самолета мало что осталось. А вы, почему-то, живы. И у вас была машина. Похоже на чудо, правда? Я не верю в чудеса.
Была машина, отметил Сергеев, уже нашли и откатили в новое место. Быстро работают. Он пожал плечами.
– Мы живы и здесь – это главное. Мне нет смысла лгать. На юге упал мой самолет. Мы остались живы при крушении. Кстати, что за корабль среди пустыни? Откуда?
– Океан отступил, – сказал человек с винтовкой после небольшой паузы. Сергеев не мог отделаться от мысли, что негр несколько мгновений размышлял, пристрелить пришельца или все-таки ответить? – Когда-то там было устье реки, и в сильные шторма туда, бывало, загоняло корабли. И они оставались. Иногда – потому, что мы их просили погостить. Иногда – потому, что снять их с мели хозяевам было дороже, чем бросить. Здесь, знаешь, бывают большие шторма…
– Я знаю, – кивнул Сергеев.
– Ты уже бывал здесь? – спросил абориген.
– Да.
– Давно?
– Не так чтобы очень.
– Тогда ты должен знать, что приходить сюда просто так не рекомендуется. Трое. Три автомата. Патроны. Хорошая одежда. Ботинки.
Он закончил перечислять увиденное, и посмотрел Сергееву в глаза наверняка зная, как его взор действует на людей.
– Ты должен был понимать, русский, здесь люди бедны, а там, где есть бедность – законов нет. Каждый берет то, что может взять и это справедливо.
– Мы умеем постоять за себя.
– Наверное, – сказал негр, склоняя голову к плечу. – Глупо было бы спорить. Но джипа у тебя уже нет. А за вашими спинами сейчас много моих людей. Они не очень хорошо вооружены, но зато голодны и хотят хоть что-то заработать. На твоем месте я бы не стал бахвалиться.
– Я не бахвалюсь, – ответил Умка не отводя глаз. – Я предупреждаю. И я хочу, чтобы ты понял: мне ничего не нужно от вас, разве что вы дадите нам возможность наполнить фляги. И еще…
– Ну? – спросил абориген, не скрывая насмешки. – Что еще?
– У тебя же есть рация?
Такая ухмылка может быть только у хозяина положения. Презрительная, едкая ухмылка победителя.
«Я бы на твоем месте заранее не радовался, – подумал Сергеев со злостью, – а то, как бы чего не вышло. Ну, сколько у тебя народу? Два десятка? Три?» Мысль о том, что в хижинах притаились тридцать головорезов, внезапно отрезвила Умку. Если тридцать, то это явный перебор. Да и двадцать очень много. И десять, если честно говорить, тоже чересчур! Но знать об этом собеседнику вовсе не обязательно. Можно даже сказать – совсем не нужно знать.
– Спрашивай дальше, русский…
– Здесь у меня есть знакомый. Хороший знакомый. Я очень хочу его увидеть.
– Вот как? – Сергееву показалось, что собеседник слегка удивился. – Здесь у тебя есть знакомый? И ты хочешь с ним связаться? По рации?
Человек с ружьем обнажил зубы в улыбке. Улыбка не была белоснежной, как на рекламных плакатах. Зубы у человека были порчены, а часть и вовсе заменена на золотые или анодированные протезы.
– И как его зовут?
«Хуже, чем чет-нечет, – подумал Михаил, стараясь удержать ствол М-16 в поле зрения. – Жив ли он? И нет ли между этим высохшим Рэмбо и Аббдулахи личной вражды? На всякий случай надо быть готовым уйти с линии огня. Хотя – какого черта? Если тут вокруг 30 стволов – разнесут на бефстроганов, как ни крутись!»
– Его зовут Юсуф Ахмед, – сказал Сергеев. – Ты его знаешь?
Вот тут абориген удивился по-настоящему. И не только он – Сергеев услышал, как в густой тени внутри хижин зашептались, зашуршали те, кто держал их на мушке. Тридцать не тридцать, но человек пятнадцать за ними следило.
– Знаю ли я Юсуф Ахмеда? Его тут многие знают. Он слишком стар, чтобы быть твоим другом. И он большой человек – Президент Пунтленда![42] Ты хочешь связаться с ним? И думаешь – он будет говорить с тобой?
– Думаю, что будет.
– Скажи мне – почему?
– Я помог ему когда-то.
Собеседник Сергеева задумался. Причем задумался настолько, что на некоторое время позабыл о маске невозмутимости, и лицо его, до того похожее на лик резного африканского божка, купленного на рынке дешевых сувениров, ожило. Он лихорадочно искал приемлемую для сложной ситуации линию поведения и, наконец, выбрал ту, что казалась ему лучшей. И маска невозмутимости снова легла на высохшую физиономию.
– Ты предлагаешь мне связаться с Юсуф Ахмедом? Кто он и кто я? Ты, наверное, сошел с ума? Не понимаю, почему я до сих пор не отдал приказ вас убить?
– Потому, что любишь деньги, – сказал Хасан на арабском за спиной Сергеева. – И думаешь, как бы получить что-то большее, чем три ствола, пропотевшую одежду да пыльные ботинки…
Негр вздрогнул, перевел глаза на Аль-Фахри и ответил на том же языке:
– Любая добыча достойна того, чтобы поблагодарить за нее Аллаха.
Он снова посмотрел на Умку и спросил:
– А твой третий спутник не китаец?
– Насколько я знаю – нет.
– Я надеюсь на это. Почему ты так уверен, что я сделаю то, о чем ты просишь?
– Я не уверен. Но думаю, что Юсуф Ахмед будет доволен тобой. А у него хорошая память.
– Да, у него хорошая память, и если он будет недоволен, то я убью тебя. И тебя, – добавил он по-арабски, обращаясь к Хасану. – И этого, – он повел стволом в сторону Базилевича, – который боится, тоже убью.
– Я догадался, – сказал Сергеев. – Ты убьешь всех. Ты уже говорил.
Абориген думал, причем думал так напряженно, что Михаилу слышался гул мыслительных механизмов, притаившихся под черепной коробкой собеседника. Негр пытался сопоставить собственную природную жадность с природной же осторожностью, проистекавшей из богатейшего опыта многолетних гражданских войн. Некто, оказавшийся в нужном месте и в нужное время, мог стать богатым по здешним меркам человеком, а не прочувствовавший ситуацию рисковал превратиться в пищу для стервятников за считаные минуты. Человек с ружьем занимал определенную ступень в здешней иерархии, был полевым командиром, пусть маленького, но собственного отряда. Умка, знавший местные реалии недавних лет, вполне мог предположить, сколько ожерелий из отрезанных ушей должен был собрать его собеседник для того, чтобы забраться на эту ступень в иерархии. И терять, пусть невысокий, но статус, из-за эфемерной возможности получить благодарность от Президента недавно образованной страны, было бы глупо. Но можно и получить дивиденды. Больно уж уверенно вел себя этот, говорящий на плохим французском, русский. С очень убедительными интонациями говорил чужак, едва складывающий слова во фразы. И взгляд пришельца, почему-то, при все своей невыразительности, заставлял организм вырабатывать адреналин: абориген на мгновения пугался, и сам удивлялся своему испугу – ведь устрашить человека, ставшего вожаком стаи, ох как не просто! И полевой командир Исмаил Моххамед Ахмад, славившийся даже среди своих холодной, расчетливой жестокостью, звериной осторожностью и интуицией, принимавший участие еще в восстании 1978 года,[43] в повстанческой войне 80-х, воевавший с силами ООН в 90-х и разными племенами и кланами в войне за передел рынков оружия нынешних дней – отчаянный контрабандист и кровожадный пират, решился рискнуть. Он, по-прежнему сохраняя лицо в максимальной неподвижности, встал, и Сергеев понял, что негр на добрых полголовы выше него и весь состоит из мышц и сухожилий да сухого плотного мяса, из которого жаркое африканское солнце вытопило весь жир до капли. Абориген небрежно сунул автоматическую винтовку под мышку (стал слышен шорох множества движений – сидевшие в засаде брали пришельцев на прицел), сунул ладонь куда-то за спину, и в ней появился массивный спутниковый телефон со стоящей углом антенной.