Вчера нас по пути в школу остановила какая-то мефрау и указала мне на то, что новые очки Коринн (в виде бешеных прыгающих единорогов) ей не идут и, цитирую: «Вы что, не видите, что они ей слишком большие?» (Я уже писала про знаменитую голландскую прямоту? Нет? Ждите!) Судя по ее внешнему виду, королева пред-а-порте возвращалась с общественных работ, где последние пять лет сортировала мусор. Я уже открыла было рот, но потом вспомнила, что я фея, криво улыбнулась, подумала о своем имидже и с хрустом закрыла его обратно.
Считается, что в Эймнесе живут в основном boeren — крестьяне, фермеры. Здесь действительно много ферм, больших хозяйств. Трое из четверых наших ближайших друзей держат лошадей. На улице часто можно встретить девочку-подростка на велосипеде, выгуливающую, например, пони на поводке. Моя бывшая соседка Жаклин обладала, по-моему, целым птичьим зоопарком. Когда она в очередной раз выносила мне мозг своими бессмысленными жалобами, я представляла ее чистящей курятник, всю в утиных, куриных и гусиных какашках, и мне сразу становилось легче. Методично кивая в ответ на ее жужжание, я с интересом принюхивалась, чем же она пахнет сегодня? Уткой или коллекционным цыпленком? Лошадью или охотничьим терьером?
Но стоит отъехать буквально на километр, как попадаешь в знаменитый регион het Gooi (городки Ларен и Бларикум), что-то вроде золотого треугольника и средоточия гламура. Здесь живет множество знаменитостей, вроде известных футболистов или телевизионных звезд. Мы находимся как бы на отшибе империи и задворках Рублевки. Мне это страшно нравится. Захотела душа — нацепила фальшивые бриллианты и отправилась показать себя местной элите. Или пошла в растянутом свитере гулять по родным полям с коровками и лошадками.
Мы как-то года полтора назад пришли с Адри в ресторан в Бларикуме. И вдруг я увидела за соседним столиком Марко Борсато, популярнейшего голландского певца, который ужинал вместе с семьей. О Боже, это лучший день в моей жизни, решила я. Как чудесно, что я надела новое платье, скрывающее шестимесячный живот, хорошо выгляжу и вообще. Марко был абсолютно прекрасен, дружелюбен и улыбчив. Я прямо предвкушала, как весь вечер буду наслаждаться видом на этих небожителей, улыбаться им и подмигивать обоими глазами.
Адри же узрел в голландской знаменитости конкурента, который угрожающе навис над нашим хрупким семейным счастьем. Как соревноваться с голландской звездой номер один? Никаких сомнений не оставалось, что, увидев блистательную меня, великолепный Марко, бросит ужин и, возможно, семью. И немедленно умчит в закат.
Муж решил действовать, пока не поздно. «Вы не принесете стакан воды моей БЕРЕМЕННОЙ ЖЕНЕ», — заорал Адри на весь ресторан. — Можно я немного приоткрою окно? Мы боимся, что ей станет душно, ведь мы ждем ребенка! — верещал он, с опаской поглядывая на конкурента. Пометив таким образом территорию, муж успокоился, отсадил хихикающую половину подальше от блистательного столика и углубился в меню.
Het Gooi — это прямо такой отдельный дивный новый мир. Этому региону посвящен даже знаменитые сериал и фильм Gooische Vrouwen нечто вроде голландской версии «Отчаянных домохозяек». Я много поняла про местную фауну, посмотрев этот сериал. Местные женщины заняты исключительно тем, что красиво опрокидывают пару-тройку шардоне в любое время дня, потом едут забирать детей из разных элитных клубов вроде хоккея на траве (запись за три года), затем легкий шопинг, сплетни с подругами за бокалом совиньона, затем ужин с любимым мужем и, конечно, немного красного вина на дизайнерской кушетке перед камином. Ну, как-то так. Зовут их обычно Диана или Джулиана, в крайнем случае — Мирелла. Ездят они на темно-синем «Порш-Кайен» и иногда даже работают, скажем, консультантами по здоровому питанию. Детей их воспитывают филиппинские няни. Иногда они развлекаются, ходят в местные пабы (kroeg), где по четвергам зачастую можно попасть на что-то вроде вечера знакомств, где одинокие миреллы охотятся на разных подержанных банкиров. Адри называет такие сборища «мясным рынком» и уверяет, что на подобные мероприятия допускают женщин, находящихся в разводе не менее тридцати лет. Вакцинация от тропической лихорадки и хламидиоза обязательны.
Иногда я, многоликий и коварный хамелеон, даже подделываюсь под них и играю в такую же отчаянную Джулиану. Здесь важно задирать все интонации вверх, постоянно демонстрировать зубы в приветственном оскале: «О, дорогая. Ты прекрасно выглядишь. Погода сегодня чудесная, да? У Эстер что, колют новые филеры? Ты видела новую ювелирную коллекцию Брон? Она просто изумительная. В „Джимми Чу“ начались сезонные распродажи. О Боже, я опаздываю на теннис. Мы обязательно должны пообедать вместе. Покааааааа!».
И на такую легкомысленную трескотню у нас, правдорубов-эймнесцев заготовлен четкий и бескомпромиссный ответ: «Wij dronken een glas, wij deden een plas en alles bleef zo als het was». Дословный перевод: «Мы выпили по бокалу вина, потом сходили пописали, а в итоге все осталось как и было». Моя любимая голландская пословица. Суровая деревенская философия с терпким физиологическим душком.
У смутно знакомой женщины, живущей на окраине деревни, появился как-то новый бойфренд. Самой ей хорошо за пятьдесят, но тут — и это невероятно круто! — это вообще не возраст. Московские мужики, выкидывающие в тираж двадцатипятилетних любовниц, просто не ходили на разгуляй в местный «Тиндер», где неудачно стриженные женщины возраста сильно за сорок, а также их бодрые мамы вовсю предаются виртуальному разврату. Ну, насчет разврата — это как пойдет, но на свидания вполне себе ходят и совершенно не в курсе, что они — бабы, а значит век их недолог, потому что часики тикают и кукушка кукует.
Ну окей, бойфренд у женщины порядочно старше, на что у всех тоже есть свое мнение, но в этой рыночной нише уже прочно закрепились мы с Адри, поэтому никто не пикает. Товарищ активный, около шестидесяти. Бегает кроссы, на работу ходит, учебу какую-то затеял себе. И вот по чистой случайности оказалось, что Ромео наш на словах скинул себе порядочно годочков, а сам давно на пенсии. Не знаю, как он там с работой разруливал, может, в клуб лото ходил ежедневно или рыбу ловил.
И можно, конечно, изящно оправдаться бунинским «L’amour fail danser les anes» («Любовь заставляет ослов танцевать»), но в голову парню это, очевидно, не пришло. В итоге конфуз и нелепость, пересуды в местной библиотеке, несчастная женщина, скрипя зубами, его прощает, а вся деревня хихикает еще пятнадцать лет. Пока не пришло скандальное известие, что снова собираются чинить церковные часы — тут общественное возбуждение плавно перелилось на другую сторону Эймнеса и пенсионер с его временной спутницей жизни могли наконец-то выдохнуть и спокойно разбежаться.
— Адри, я с Хенком разговорилась недавно, который на соседней улице живет.
— Да, милый человек.
— У него еще жена умерла пару лет назад.
— В декабрьский дождливый четверг две тысячи восемнадцатого.
— От какого-то неврологического заболевания.
— Ну если односолодовый виски «Джек Дэниелс» теперь называется неврологическим заболеванием, то да, точно от него.
Прогулки по Амстердаму
Мы с Коринн захотели фотографии на фоне Амстердама. И позвонили Ане.
Аню рекомендую всем нормальным людям. Если вы про себя знаете, что не очень адекватны, то просьба ее не беспокоить. Не портите себе, пожалуйста, карму. Ане двадцать лет, и она великолепна. Красотка и человек мира.
Вообще городская фотосессия с маленьким ребенком — скажем так, интересный опыт. Потом ведь будут смотреть на фотографии и говорить — ой да, натурально и непринужденно. Естественные кадры такие. А какой-нибудь умник еще обязательно скажет «и что такого? Подумаешь, сняла маму с ребенком на прогулке. Я тоже так могу. Почему все, у кого есть камеры, считают себя фотографами?» И откроет рот, чтоб развить тему, но не сможет, потому что я сломаю ему обе ноги.
— Какая милая зайка, — кивает Аня на Коринн, — у меня у самой дома шестилетний ребенок. Очень классный. Не мой, правда, — мимоходом уточняет она и достает камеру. Мы болтаем о детях. Аня рассказывает, что у ее брата недавно родились тройняшки: мальчик и две девочки. И Аня — крестная мать одной из них, но вечно путает, какой именно. И вообще она часто помогает многодетным мамам деньгами и одеждой. Проходила практику в роддоме, так как хотела стать неонатологом. А еще у нее есть двое совершенно одинаковых дедушки («деды-двойняшки, Вика, прикинь, это просто нереальный бомбический треш»). Я не слишком люблю задавать личные вопросы, но люблю слушать. И потому слушаю Аню.
— Так, — командует фотограф, — иди на ту сторону моста и иди оттуда такая вся типа Анжелина Джоли с детьми на прогулке. Кофе, длинные ноги, волосы назад, все такое.
Представляю, что у меня есть шестеро детей и нет Бреда Питта. Очевидно на моем лице отражается такой ужас, что Аня качает головой и велит прошагать еще раз. Я шагаю.
— Нет, — флегматично говорит Аня, — не то. Там сзади бабулька упала на мусорный мешок. Испортила кадр. Давай еще раз.
Я настраиваю себя на частоту Эль Макферсон и иду снова. Аня фотографирует.
Мимо тарахтит грузовик. Потом укуренные британские туристы решают потанцевать (очень медленно) прямо в кадре. Я тем временем терплю небольшое бедствие — от одного века предательски отклеились фальшивые ресницы и трепыхаются на ветру, как трусы на бельевой веревке. Мне очень хотелось стать красивой, и потому я их в последний момент налепила кое-как. Не трусы, ресницы. Второй глаз пока ничего, держится молодцом.
— Нормально все, — утешает меня фотограф, — синяки замажем, ресницы в фотошопе приклеим. С вами хорошо работать, вы адекватные. Вот я как-то снимала в Лондоне одну афроамериканку, голую, на рояле… она лежала на нем в чем мать родила и все время на меня орала…
Я молча киваю и тайно мечтаю увидеть фото со злобной голой бабищей на рояле.