Ловите еще одну фишечку из серии «бесит». Тоже про самоуверенность и прочее, только в рабочих ситуациях.
В Нидерландах в офисной культуре почти отсутствует субординация. «Так это прекрасно!» — скажете вы. «С жиру бесишься!» — скажете вы. «Никогда у самодуров не работала, что ли?» — спросите вы. Тихо тут. Работала. Знаю. «Виктория, я посчитал количество фотографий в брошюре, и оно нечетное. Вы с ума сошли? Переделайте». И мое любимое: «Виктория, нужно подобрать идеальный подарок для моего знакомого. Все, что вам надо знать, он типичный Стрелец». Подарок я нашла. Не спрашивайте.
И в целом это очень классно, вся эта демократия в офисах. Но иногда бесит. Особенно, когда начальник — ты.
Год назад наша с Адри компания покрасила дом его родственницы. У нас со своих деньги как бы и не возьмешь, неловко, а тут — само собой, иначе не поймут. Муж еле скидку ей навязал, причем смехотворную, процентов десять. Все сделали, все довольны. На следующий день Адри был вызван на ковер к своему подчиненному, руководителю проекта Дидерику, который демонстративно сунул шефу под нос смету. Это что такое? Понимает ли Адри, что такой подход негативно влияет на прибыль? Что это за политика протекционизма и землячества тут, а? И циферки, там где скидка, жирно красным обвел. А компания как бы наша. Дидерик как бы на зарплате и ехало-болело ему, кому что мы красим и за сколько.
К счастью, Адри не читал мою книгу и не знает о том, что в голландских компаниях нет субординации. Зато он тусовался в Питере в девяностые и даже, по слухам, купил там какую-то лесопилку в районе Петрозаводска. Поэтому в нем проснулся голландский гопник, который сдержанно попросил Дидерика употребить смету проекта по назначению в соседней небольшой кафельной комнате, а лучше просидеть там до конца дня на социальной дистанции, иногда спуская воду.
Я сейчас представляю себе аналогичную ситуацию где-нибудь в ростовском офисе. Заходит помощник бухгалтера и говорит: «Платон Дормидонтович, у меня вопрос по поводу пентхауса для вашей любовницы. Во-первых, вы ей поставили три итальянских унитаза, которые сперли из проекта детского спортивного комплекса. Во-вторых, оказалось, детский спортивный комплекс — это и есть ее пентхаус».
И бровками шевелит, и землистый мятный чай торжествующе прихлебывает, очкастый засранец. Реакция усатого Дормидонтыча, как мы с вами понимаем, тут может быть очень разной в зависимости от его культурного бекграунда. Так сказать, согласно прейскуранту.
Так что да, тут такое дело. Демократия — это, конечно, хорошо, но иногда поперек горла.
— Виктория, скажи консультанту, что в моем новом айпаде мне обязательно нужны бухгалтерские программы, пакет офис, что-то еще забыл. А, очень важно!
— Что?
— Гугл. У них есть гугл в айпаде?
— Гугл в ай….. Конечно, Адри. Хочешь еще скачаем тебе туда машину времени, чтобы вернуться в свой 1900 год?
— Издевайся, да. Я тебе, кстати, собирался подарить новый компьютер в честь возвращения на работу.
— Мне не нужен новый.
— Цвет называется «розовое золото».
— Я сейчас пересмотрела все свои ценности. Прости меня. Я ужасный, ужасный человек.
— Ты что-то еще хочешь мне сказать?
— Я вчера флиртовала с водителем почтового грузовика. Теперь ты знаешь все.
— Я его видел. Он не в твоем вкусе.
Чемоданное обострение
В аэропорт Ниццы приехали нашим обычным гастрольным составом: я, муж Адри, симпатичная девочка Коринн, лысый младенец Лера, няня Мариель и разный багаж, вроде Кирилла. И тут начался умеренный треш. Вывалившись из такси, мы вдруг поняли, что у нас на тележке один лишний чемодан. Пересчитали три раза, но видение так и не растаяло в предрассветной дымке. То есть мы, выезжая из дома, утащили чужое.
Я привычно обвинила во всем племянника, на что он разумно возразил, что в шесть утра его когнитивные способности не превышают айкью унитаза, поэтому предположить, что он что-то там взял и положил в машину, просто смешно. Его самого грузили мешком. Сама такая, возразить нечего.
Звоним и выясняем, что забрали чемодан племянницы, которой улетать, парам-пам-пам, через четыре часа. Дальше события развивались стремительно
8.00. Мы лихорадочно прикидываем, стоит ли взять чемодан с собой в Нидерланды, чтобы потом «Почтой России» переслать в Москву. Очень долго смеемся. Адри и Мариель иронии не понимают и очевидно думают, что мы опять сошли с ума.
Случайно вижу свое хихикающее отражение в стеклянной стене и понимаю, что утром нацепила вещи из кучки, приготовленной на выброс. А скорее всего, просто вытащила их из мусорного ведра. На мне ужасное платье, купленное в нередкую минуту тотального умственного помешательства. Оно сверкающе-бежевое в полоску, задняя стенка ниже передней, наверху декольте, рукава-фонарики и вообще вызывает вопросы и легкие эпилептические припадки у тех, кто в теме. Кирилл, когда меня в нем увидел, убежал в другую комнату. Оттуда можно было услышать лишь трудноразборчивое «Люрексная занавеска», «За что?», «Костер» и «Еще и эти обсОсные шлЕпки». Ударение в первом слове на второй слог, во втором на первый, и умерьте свою фантазию.
8.10. Кирилл на пять минут выпадает из летаргического сна. Бредет на стоянку такси, запихивает чемодан в машину и договаривается о доставке чемодана обратно в деревню. Мы в это время идем на чек-ин.
8.25. Пройдя регистрацию, потихоньку плетемся на проверку безопасности, когда звонит отвалившийся по дороге Кирилл. Его отказываются пропускать дальше без регистрации, потому что несовершеннолетний и летит без сопровождения. Я против течения возвращаюсь к стойке, отвоевываю племянника у свирепой француженки. Мы идем обратно к рамкам.
8.30. Перед самым контролем Адри очень спокойно спрашивает: «Виктория, а где желтый чемоданчик Коринн»?
И в этот момент небеса разверзаются и на меня начинают хлестать египетская тьма, град из живых жаб и все всадники апокалипсиса, потому что это есть конец. В крошечном детском чемоданчике сложена всякая фигня вроде айпадов, дорожной мелочи, моих новых дорогих наушников. Но главное, там обитают кукла Аркадий и единорог Осьминог. Потеря Леонардо Дикаприо награды «Оскар» в придорожном борделе фигня по сравнению с неожиданным лишением Коринн ее плюшевых пучеглазых друзей. И я, идиотка, потеряла его где-то в этом утреннем коллапсе.
8.32. Понимаю, что нужно бросить семью и бежать на поиски сокровища. Девочки начинают нервничать, заразившись моей паникой. Передаю Коринн мужу, Кириллу наказываю развлекать-отвлекать Леру. А сделать это можно лишь одним способом — махать перед ней руками и очень громко орать песню Baby Shark. Ребенок от этого обычно впадает в экстаз.
8.33. Чемодана нигде нет. Бросаюсь к спасательной шлюпке, то есть к информационной стойке. На ломаном французском объясняю сотруднику ситуацию. Же шерш ле вализ. Труве плиз. Трез импортант. Же не ман па сис жур. Мультипаспорт.
— Мадам, вам нужно быть осторожнее, — строго говорит симпатичный сотрудник по-английски с этим неподражаемым французским акцентом. Уходит куда-то за стойку, возвращается.
— Какого цвета чемодан?
— Желтый.
— Что на нем нарисовано?
— Ми… Миньоны, — запинаюсь я.
— Сколько миньонов было на чемодане? Какова их половая принадлежность? Во что они одеты? Что они делают? — не унимается звезда «Ми-6», направив лампу мне в глаза.
Хочется попросить стакан воды, адвоката и признаться, что на детском чемодане восемнадцать голых миньонов занимаются групповым сексом, но у меня полчаса до взлета и нет времени сидеть в тюрьме за распространение порнографической продукции. Я получаю свой чемодан и несусь обратно.
8.40. Умудряюсь пробраться к рамкам и вижу, что семью повязали. Коринн плачет, потому что мама ушла. Кирилл прыгает перед Лерой, размахивает ста восьмидесятью пятью сантиметрами своего роста и орет «Baby Shark». Лера, наглухо пристегнутая к няне, орет от ужаса. На Кирилла же орет сотрудник аэропорта, приказывая наконец заткнуться и не осложнять международную обстановку. Среди всего этого многообразия блистает спокойствием великолепный Адри. Мне очень стыдно, потому что я знаю, как он ненавидит всю эту нашу суету и неорганизованность Но делать нечего, взмахиваю люрексной занавеской, триумфально появляюсь перед зрителями, предъявляю чемодан и себя. Удаляемся под аплодисменты.
Дальше руководство нашей палатой взяла Мариель. Долетели отлично.
Второе воскресенье мая. Сели. Летим. Впереди 7 часов в самолете.
— Адри! Проснись! Коринн стошнило прямо в проход!
Адри, не открывая глаз:
— С Днём матери, дорогая.
Мадам Амстердам
Смотрим в ноябре 2021-го с Адри пресс-конференцию, на которой премьер Рютте и «коронаминистр» Хьюго де Йонге в очередной раз уныло возвращают ковидные ограничения. Рютте скрупулезно перечисляет «контактные» профессии, которым следует с 6 ноября вновь надеть маски: парикмахеры, массажисты, мастера по маникюру… «Но секс-работников это не коснется», — добавляет он в конце своей речи.
«Wanneer mag ik in Nederland in de prostitutie werken?» (когда я могу начать работать в проституции? — это не вопрос на третьесортном форуме и не заголовок в бульварной газете. Это страница соответствующего раздела на сайте Правительства Нидерландов. И там же подробный ответ с кучей полезных перекрестных ссылок.
Это не пропаганда. И не моральный упадок мира, который, согласно некоторым соседским бабушкам, не успев появиться, сразу бодро покатился ад, только все никак не достигнет пункта назначения.
Просто так устроены голландцы: если эта штука легализована аж двадцать лет назад, значит, мы напишем применительно к данной уважаемой профессии инструкцию, создадим контролирующие органы и организуем профсоюз. Здесь не очень распространены серые схемы — как бы можно, хотя на самом деле нельзя, а тут дырка в законе, а здесь мы прикроем глаза пальчиками и ничего не заметим.