— Не хотим? — вопросом на вопрос ответила она.
— Не загоняй меня в тупик, Кусака. — Он как бы невзначай погладил кончиками пальцев ее оголенные бока, замер у края футболки. — Ты же знаешь, что я не каменный. Совершенно точно не каменный.
Он был таким красивым сейчас. Израненным, таким же покрытым свежими царапинами и шрамами, как и она. Карта боли была начерчена на их телах предательством, призраками прошлого и беспощадной войной. Марори с наслаждением потянулась к нему, пытаясь зарыться пальцами в белоснежные волосы, которые теперь доставали шанатару почти до середины спины. Крэйл даже не старался создать видимость, что пытается сохранить равновесие. Опрокинулся на спину, увлекая ее за собой.
— Не такой уж не каменный, Клыкастый, — подшутила Марори, поерзав на нем.
Он громко рассмеялся, прикрывая глаза рукой.
— Кусака, прости, но я взрослый мужнина, а ты для меня как амброзия. — Он поджал гу/бы, сдерживая новую волну смеха. — Я не против и дальше держаться за руки, если тебя это смущает, но, знаешь, в таком случае придется завернуть тебя в одну из тех ужасных роб, которые носят некроманты. И мешок на голову. И держаться на расстоянии.
— Еще скажи, что мне вообще лучше выехать, — подхватила она, поглаживая его выпуклый рельефный пресс. Еще один шрам, которого здесь не было. И парочка свежих глубоких царапин на груди.
— Еще скажу — будь осторожнее, делая такие вещи. — Он пытался поддерживать шуточный тон беседы, но ничего не получалось.
— Какие? — Она снова поерзала, в ответ на что Крэйл запрокинул голову.
Как мало надо для того, чтобы вспыхнуть. Просто тот самый единственный мужчина рядом. Тот самый, от одного вида которого ее нервные окончания искрятся, как бикфордов шнур. Вот он, перед ней: большой и надежный, такой же избитый, но не сломленный, как и она. И если постараться, она почти слышит, как по его венам растекается и ее кровь тоже.
— Да-да, Кусака, именно эти вещи я имею в виду, — все еще жмурясь и пытаясь держать себя в руках, ответил шанатар.
— Крэйл… — позвала Марори. Голос задрожал, сломался. Она хотела сказать так много. Что никогда бы не вынесла всего этого, если бы не знала: он не осудит и не предаст, не бросит, не высмеет и не ударит презрением.
Но слова не шли, терялись. Казались такими бессмысленными, блеклыми, ненужными, как и собственная одежда.
Марори прихватила края футболки, кривясь от боли, стащила ее через голову, тряхнула волосами. Крылья пусть и были лишь призрачными огненными тенями за спиной, все еще болезненно оттягивали плечи назад.
— Я не хочу больше быть осторожной, — шепотом призналась она.
Возможно, знала, что так будет? Не потрудилась надеть под футболку даже топ. Тогда оправдывалась тем, что так ничего не будет натирать болезненный шрам под повязкой. А сейчас, заглядывая глубже, краснея, понимала, что не собиралась эту ночь проводить в одиночестве. Сожгла мосты.
Крэйл с шумом выдохнул сквозь стиснутые зубы.
— Мар… остановись уже, — почти взмолился он. Хотя в ртутных глазах плескалось расплавленная, с трудом сдерживаемая злость.
— Не хочу — упрямо ответила она.
— Тебе нужно… быть очень осторожной со своими ранами, Кусака. Мы же не хотим, чтобы они разошлись?
Его руки скользнули вверх, ей на талию, большие пальцы погладили кожу на животе, отчего Марори с шумом втянула воздух.
— К черту раны, Клыкастый. Ну сколько можно со мной носиться?
Он резко поймал ее сзади за шею, сел, чуть ли не вдавливая в свое тело. Из легких вышибло воздух, от горячего дыхания Крэйла на губах бросило в жар.
— Не хочу сделать тебе больно, — прошептал он с каким-то надломленным хрипом, который раздавался откуда-то из груди, словно из самого сердца.
— Не сделаешь, Клыкастый. А даже если… Мне все равно. Это же ты. Это же мы. Ну, когда у нас было что-то как у обычных людей?
Крэйл сипло рассмеялся, а потом его пальцы с силой надавили на ее бедра, подталкивая ее еще ближе к себе. Хотя, куда уж ближе? Они и так почти одно целое.
— Мы с тобой больные на всю голову, Марори Шаэдис йорМиолМорна. — Его губы поймали ее вздох.
— И я хочу наслаждаться этим безумием во всех смыслах этого слова, — подразнила она, яростно стискивая в кулаке его волосы, оттягивая голову назад. На шее шанатара еще остались следы ее укуса, и она с едва сдерживаемым стоном лизнула ранки языком.
Крэйл дернулся под ней, вдавливая бедра ей между ног. Его мозолистые ладони потянулись выше, замерли под мышками, кончики пальцев поглаживали кожу, словно она была каким-то футуристическим музыкальным инструментом в его руках.
А, пусть рассудок просто погаснет!
Пусть останутся только они — и ничего вокруг. Лишь сотканная их любовью оболочка, плотный кокон чистых, горьких и диких эмоций, счастья, право на которое они заслужили, раз за разом рискуя своими жизнями. Никакого стыда, никакой оглядки на других. Они — не такие, как все.
Она со звериным безумием впилась зубами в его шею, застонала от вкуса крови на языке. От вкуса Крэйла — дурманящего, сводящего с ума. Он словно вышвырнул ее в другую Вселенную, где не было ничего, кроме ноющего, убивающего желания стать частью этого мужчины.
Навсегда.
До самого последнего вздоха, даже если завтрашний рассвет сотрет их тела в порошок.
— Черт, Мар, черт, черт…
Он поднял ладони выше, накрыл ее грудь.
Марори громко застонала, откинула голову назад, чувствуя, как последний глоток крови растекается по горлу словно драгоценный живительный нектар.
— Пожалуйста, Крэйл…
О чем она его просит? Жалкие остатки реальности еще раскачиваются где-то там, на размытых гранях сна и яви, отчаянно вторгаются в их болезненную близость.
Он поймал ее за спину, не давая упасть. Марори вскрикнула, когда пальцы неосторожно царапнули шрам. Боль хлестнула спину и отдалась по позвоночнику в самый низ, растеклась сладкими ноющими отголосками. Свободной рукой Крэйл погладил ее по животу — и опять вверх, задевая пальцами соски, вколачивая в нее раскаленное обещание — они созданы друг для друга.
— Мар, твоя рана… — хрипло, тяжело дыша, пробормотал он, мягко отнимая окровавленные руку от ее спины.
— В бездну его, — отозвалась она. Мазнула ладонью по собственным окровавленным губам, затуманенным взглядом уставилась на красные разводы на пальцах.
— Больно? — пробормотал он.
— Да… Нет! Нет, не больно. Нет, нет, нет…
Крэйл подхватил ее на руки, а она изо всех сил оплела ногами его талию.
— Точно не на полу, Кусака.
Она слабо кивнула, прижимаясь губами к его губам, ерзая в крепких ладонях у нее на ягодицах.
Марори не помнила, как они оказались в гостиной, как потом оказались на лестнице, где Крэйл с силой прижал ее к стене, со злостью и сдерживаемым голодом осторожно притронулся клыками к шее. Ей хотелось большего, хотелось отдать себя, хоть голос рассудка говорил, что дня них обоих это, возможно, станет концом.
— Прости… Хочу… Не могу…
— Большой и злой шанатар не знает, что сказать? — Марори, пользуясь тем, что он чуть отстранился, пытаясь отдышаться, жадно облизала собственные, испачканные его кровью пальцы. — Мой шанатар. Мое личное безумие.
В ответ он подался вперед, усаживая ее на свое колено, в один жест развел ей ноги.
— Радуйся, что в джинсах, — сказал как-то зловеще, поглаживая ее по внутренней стороне бедер, уже даже не пытаясь скрыть откровенное желание во взгляде.
— Так снимай.
Он обжег ее ставшим совершенно черным взглядом.
— Смелая, да, Кусака?
— Всего лишь твоя без остатка.
Это признание оглушило их обоих.
Рыча, царапаясь, словно дикие кошки, они кое-как добрались до спальни. Крэйл ногой захлопнул дверь, бросил ее на постель. Марори вскинула бедра, помогая Крэйлу стащить с себя последние клочки одежды.
Стыдно не было. Было горячо под его жарким взглядом, когда Крэйл встал на колени перед кроватью и потянул Марори к краю. На миг мелькнула мысль, что она лежит перед ним совершенно обнаженная, с широко разведенными ногами.
— Мы никуда не спешим, да? — задал вопрос шанатар, хоть вряд ли ее ответ что-то решал.
— Разве что я расплавлюсь, — прошептала она.
Крэйл осторожно и настойчиво погладил ее подушечкой большого пальца. Она вскрикнула, откинулась на спину, почти физически ощущая, как пачкает чистое покрывало кровью. Скомкала ткань в кулаках, выгнулась и инстинктивно попыталась отодвинуться от горячих поцелуев на чувствительной коже. Крэйл предусмотрительно поймал ее бедра, приподнял, раскрывая, как трепетный цветок.
— Давай, Кусака, спускай себя с поводка, — подстегнул его шепот.
Она не помнила, как закричала под его смелой лаской, под жадными поцелуями, холодом металлического шарика его «штанги» на ее раскаленной плоти. Не помнила собственный крик, отдаваясь новым ощущениям. Металась по постели, просила и умоляла. И дрожала, пытаясь вернуться в реальность, из которой вырвалась, словно комета.
Марори увидела его лишь спустя несколько долгих минут, когда смогла отдышаться. Крэйл стоял на коленях на кровати, потирая ее бедра шершавыми ладонями и хищно скалился.
— Так вот для чего эта штанга в языке, — сказала она и покраснела, поняв, что вовсе не собиралась произносить эти слова вслух.
— Был уверен, что тебе понравится. — Он прикусил губы, довольно и триумфально ухмыляясь.
— Хочу еще, — жарко выдохнула она.
Шанатар вскинул бровь, попытался отодвинуться, но Марори поймала его за руку, потянулась навстречу. Слепо схватилась за пуговицу на его джинсах. Легкий шорох молнии, хриплый стон Крэйла, когда она, наконец, освободила его от одежды. Поцелуи, ласки, раскаленная постель, на которой никак не улежать. Хотелось сразу всего: безумия, расслабленности, еще одного полета.
— Мар, я постараюсь…
Она закрыла ему рот поцелуем, обняла ногами, выгнулась под его напором.
Что такое боль в сравнении с бесконечной минутой чистой эйфории?