К полудню с пологого холма ей открылся вид на небольшой окраинный городишко. Она бы с радостью обошла его стороной, но след вел туда. Ольха стянула с руки перчатку и прикоснулась к теплой лошадиной шее:
– Что, Птаха? Едем в город?.. Конечно. Ты не откажешься побездельничать возле кормушки с овсом, – Ольха вздохнула, – Ладно уж, едем.
Как только она въехала в косоватые восточные городские ворота, то сразу потеряла все следы. Сотни ног, копыт и тележных колес превратили дорогу в грязное месиво. Тень эльфьего заклятия исчезла, а волчье чутье молчало. Ольха вынужденно пристроилась за медленной крестьянской телегой. Единственная узкая улица была довольно оживленной, и обогнать ее было невозможно, да и нужды особой она в этом не ощущала.
Громыхающей всеми хлипкими сочленениями повозкой правил бородатый мужик. По-крестьянски неторопливый, он, мало того, был еще и по-деревенски общителен. Завидя на дороге, шедшего в том же направлении очередного знакомого, он неизменно окликал его, чтобы обменяться новостями. Поводья безвольно обвисали, и без того неспешная лошадка его сбавляла шаг до скорости пешехода. Ольху это раздражало. Она подумывала о том, чтобы окликнуть мужика, потребовать прижаться к обочине и уступить дорогу, но передумала, напомнив себе о пользе сбора сведений, которые сыпались из мужика и его собеседников.
Она даже явственно припомнила Ясеня, как он разъяснял ей однажды, что, оказавшись в незнакомой местности, порученец первым делом прилагает усилия, чтобы получше о ней разузнать. Старый Лис так же касался этого предмета, с той разницей, что разведчик сначала собирает все необходимые сведения, а только потом суется в эту самую незнакомую местность.
Ольха, разумеется, ничего об этом городе не знала. Если бы Бартоло сейчас оказался здесь, то несомненно поднял бы ее на смех и был бы прав. Ольха не имела ни малейшего представления о том, что ей делать дальше, и ничего другого не оставалось, кроме как слушать болтовню бородатого крестьянина.
Уже через несколько минут следования за мужиком Ольха почерпнула огромное количество сведений о здешней местности и его населении. Мужика звали Казимиром, и он оказался пчеловодом, а городок этот назывался Кругалей, хотя никаких кругов она здесь не увидела.
Зато она узнала в каких лавках продают некачественный товар, как сильно подскочили цены на фураж, где разбили дороги и повытоптали посевы войска обеих враждующих сторон. А также то, что боевые действия сместились на юг, и теперь можно вздохнуть посвободней, и еще множество других сведений, совершенно для Ольхи бесполезных. Выслушивая все это, Ольха оставалась в убеждении, что лишь попусту теряет время, но только до тех пор, пока мужик не заговорил о цели своего прибытия в город.
– А что ты, Казимир, сегодня приехал? – спрашивал мужика бредущий по улице трактирщик с бочонком на плече, – День-то не базарный.
– Да ты ставь тару-то на телегу, – предложил Казимир, – Да и сам залазь, вишь телега пуста у меня.
– Вижу, что пустая, – подтвердил трактирщик, усаживаясь рядом с Казимиром, – Вот потому и спрашиваю.
– А то брат, нету нам житья теперя. Эх, морока нифрильная, – Казимир сокрушенно покачал головой, – Пропала моя пасека.
– Как же так? – с сочувствием уточнил трактирщик, – Вояки пограбили? Так ты правильно… езжай к начальству, да подай жалобу и просьбу на возмещение.
– Так ведь, брат, пограбили, считай, это верно, только не вояки.
– Да кто же?
– Компанию косматичную знаешь ты поди, морока нифрильная?
– Как не знать, – трактирщик утвердительно кивнул, – Они почитай всему народу свои зелья-скляночки навяливают. Даже мне, слышь, приходится у них брать настойки, потому как посетители их спрашивают. Ему, слышь, народу, теперь одной медовой воды мало стало. Им подавай настой на нифриле, а сами, слышь, дуреют с него.
– Вот-вот. И я, дурак, у них зелье брал, – в сердцах Казимир плюнул, – А ведь поначалу все хорошо шло, как они и говорили. Этот настой их разводил в воде, все как положено, и распрыскивал на лугах. Пчелки-то мои считай вдвое стали меду приносить. Прямо сердце радовалось…
– Так что не так с настоем этим?
– С настоем-то все так, – с горечью сказал Казимир, – Не так с косматичной компанией! По этой весне, значит, приходит ко мне от них представитель. Ну я думаю, как раз, значит, пора мне их настой докупать, чтобы луга опрыскивать. А он мне говорит, не будем мы тебе, Казимир, больше настой продавать.
– От, леший бери. Как так не будут?
– А вот так. Есть, говорит, у нас виды на твою пасеку. Говорит, мы ее у тебя выкупим.
Заслышав эти слова Ольха навострила уши. Во время последней связи Иван Егорович, оставшийся в замке вместо ушедшего в поход князя, просил ее собирать сведения о продажах мельниц и пасек.
– И что ты? – спросил трактирщик, – Неужель согласился?
Казимир скривился:
– Нет, конечно. Я так и сказал «колпачнику» этому, что ту пасеку получил от отца, а он от своего отца. Что я славную память предков срамить не намерен. Не продам ни за нифрил, ни за настой.
– Ну так и чего ты сокрушаешься теперь?
– А то, что этот «колпачник» сразу сказал: ты, говорит, Казимир, не думай, будто без нас теперь обойдешься. Мол всему своя цена, а пчелки ни с того ни с сего вдвое меду не принесут. Говорит, наш настой изменил природу и пчелок, и самого луга. И обратного хода нету. Теперь и луг, и пчелки всегда нуждаться будут в этом треклятом настое.
– Ну, дела…
– Вот то-то. Прав он, лешак, оказался. Все приснули у меня, и старые пчелы, и тот улей, что я уже после летом докупил. Ни одной живой пчелки не осталось…
– Ну ты, Казимир, держись. Мы считай приехали, вон, слышь, дом той компании. Или повозку у меня оставишь?
– Оставлю у тебя, – сказал Казимир со вздохом.
Ольха посмотрела, куда указывал трактирщик. На резной двери добротного недавно подновленного дома она прочитала вывеску: «Объединенная косметическая компания. Кругалейский филиал». Стало ясно, просто проехать мимо она, как порученец, не имеет права, спешилась, привязала Птаху к забору и решительно зашагала к зданию компании.
Уже берясь за ручку двери, ее охватило чувство, похожее на то, какое она испытала, впервые подойдя к кабинету Бартоло: стало не по себе и захотелось сбежать. Она сделала вдох-выдох и напомнила себе, что она спокойна как дерево и находится здесь по заданию князя. Это сработало. А когда она вошла в помещение, ничего пугающего там не оказалось. «Не так страшен черт, как его малюют, – сказала она себе, – Наслушалась этого Казимира и надумала себе невесть что».
За изящной конторкой ее встретил человек, излучающий радость встречи и неисчерпаемое радушие. Он был одет во все желтое, и даже островерхая шляпа на нем была такого же желтого цвета. Ольхе стало понятно, почему Казимир назвал представителя «колпачником». По всей видимости все работники этой компании одеваются одинаково.
– Чем могу… прелестная сударыня… Эм-м, – человек выбежал из-за конторки, показывая готовность служить.
– Княжна Ольха, – подсказала Ольха, и чтобы не показать, как ее щеки заливаются румянцем, отвернулась в сторону, делая вид, будто осматривается.
– О, такая честь для нас, – человек молитвенно сложил на груди руки, – Можете называть меня Огарек, я полностью к вашим услугам. Чем могу быть полезен, княжна?
– Это смотря по тому, что вы можете предложить, – неопределенно заявила Ольха. Отыгрывать образ «взбалмошной княжны» с каждым разом ей удавалось все легче.
– Первым делом возьму на себя смелость заверить вас, драгоценная княжна Ольха, что, придя к нам, вы поступили разумно, – сообщил Огарек, подбавляя в голос медку, – Некрасивых мы делаем красивыми, а таких красавиц как вы, княжна, мы делаем неотразимо прекрасными.
«А вот за дуру меня держать не надо» – подумала Ольха.
– Тогда развейте мои сомнения, – сказала она сухо, – Надеюсь, лесть – не единственный товар на вашем прилавке.
– Помилуйте, – «колпачник» довольно достоверно изобразил на лице страдание неоправданно оклеветанного, – И в мыслях не имел. К тому же готов немедленно доказать качество. Прошу вас пройти в приватную комнату, не в прихожей же нам говорить…
– Ну ведите.
Огарек позвенел колокольчиком, на звон которого появился еще один «колпачник», сменивший его за конторкой, а сам отвел Ольху в помещение со множеством полок вдоль стены, заставленных баночками всех размеров и видов. Он усадил ее в удобное кресло, поставил перед ней легкий столик и выложил на него крупную монету. На этом приготовления были закончены.
– Давайте приступим, – предложил Огарек, – Это зерцальная монета, она будет показывать нам ваше изображение, чтобы мы оба могли хорошо видеть, так сказать, предмет нашего обсуждения.
Ольха промолчала, что «колпачник» принял за согласие и засветил монету. Над столом проявилась голова юной девушки. Ольха посмотрела на собственное изображение и отметила с неудовольствием, что вид у нее довольно напряженный.
– Позвольте мне, княжна, дабы избежать малейшего подозрения на лесть, говорить исключительно по делу, как принято у нас мастеров говорить между собой.
– Хорошо. Я вас слушаю.
– Итак, первым делом у нас принято оценивать саму форму черепа, – Огарек заставил образ ее головы вращаться, так что отражение повернулось к Ольхе боком, а затем и затылком. От этого вращения у нее слегка закружилась голова, и она начала моргать, чтобы не смотреть на изображение слишком пристально, – Как видим, череп имеет правильную, свойственную для вашего племени форму. Уже это сильно облегчает нашу задачу, так как менять форму черепа труднее всего.
– Никогда не слышала, чтобы можно было изменить форму черепа, – сказала Ольха с сомнением.
– О, вы зрите в корень, княжна. Такое мало кто может себе даже помыслить, а вот наша компания это умеет, – «колпачник» расплылся в самодовольстве, – Всякий может подкрасить губы, подчернить бровь, или нанести тени вокруг глаз. Мы же при помощи наших настоев добиваемся по-настоящему удивительных изменений.