виться от них, нужен деревянный сруб. Поляки обещали быстро его сделать.
Во время перекура Клюев подсел к мальчику:
— Скажи, пожалуйста, всегда эти штуки взрывались или иногда взрыва не было?
Мальчик выслушал перевод и сразу же ответил:
— Взрывы бывали всегда. Но два раза я видел, как во время полета что-то в них портилось и вылетали какие-то куски.
«Понятно, это же эксперимент, вполне могли случаться неполадки… Но так как ракета была полностью снаряжена, то при падении на землю она все равно взрывалась», — подумал Клюев и спросил мальчика:
— А можно ли найти те вылетавшие куски? Где их поискать?
Мальчик охотно повел всех в недалекий лес, и комиссия рассыпалась по кустам, точно большая компания грибников или ягодников. Довольно скоро повезло Салазко — он наткнулся на металлический сосуд, явную деталь ракеты. В сосуде том, когда его со всеми предосторожностями открыли, оказалась жидкость.
«Надо же! — огорчился Клюев, — и нет никакого реактива с собой, чтобы установить, что это такое». И тут он заметил, что председатель комиссии смело сунул в сосуд палец.
Видно, его сильно обожгло, потому что генерал сразу отдернул руку и, чисто ребячьим движением, вытер палец о брюки. Генеральские лампасы тут же задымились. Их, конечно, загасили, палец забинтовали. Потом, наученные горьким опытом, макнули и жидкость сухую палочку: она загорелась.
— Сдастся мне, что это — концентрированная перекись водорода, — сказал Клюев Салазко. — Надо бы ее перелить в надежную посуду и — в Москву, на анализ.
— Это я мигом, только машину дайте. — И Салазко опять умчался в город.
Вернулся он довольно быстро.
— Сообразил заскочить в аптеку. Вот какие бутыли достал! В них и перельем.
— Мы тут еще кое-что нашли, спасибо парнишке, — сказал Клюев. — Глядите: вот щитки управления, баки алюминиевые, а это — камера сгорания. Очень ценные находки — части механизма двигателя! Словом, и жидкость, и все остальное надо немедленно самолетом в Москву. Полетите вы, Георгий Николаевич, так решено.
А на следующий день удалось разыскать даже целый боевой заряд новой ракеты — около тонны взрывчатки. И стало ясно, что одним самолетом уже не обойтись…
Особенно тщательно упаковали бутыли с жидкостью— в ящики, обложив их песком. Весь груз, накрытый брезентом, доставили на полевой аэродром.
Когда Клюев и Салазко прибыли туда же, то сразу заинтересовались — а где сын лесника? Расспрашивали к других членов комиссии, но никто не знал. Но было и переводчика-проводника. Завидев в стороне группу польских партизанских командиров, Клюев и Салазко подошли к ним, стали спрашивать. Один из партизан объяснил: проводник поспешил увезти парнишку обратно в глухой поселок, на всякий случай. Мало ли что могло с ним случиться тут, в районе Ропшицы, где многие видели, как он сопровождал группу советских офицеров, показывал им дорогу, помогал и поисках, В то время вражеской агентуры, да и тех же самых «аковцев» шныряло еще немало. По сути, все было сделано правильно но Клюев очень расстроился — не успел попрощаться со смелым и толковым мальчонкой, записать его имя и фамилию, возможный адрес… Ведь вполне заслужил какую-нибудь награду…
Наступила ночь. В небе перемигивались звезды. Белела туманная полоса Млечного Пути.
Груз был уже размещен в двух самолетах. Неожиданно из ящика с бутылями показался дым.
— Что это, Алексей Игнатьевич? — тревожно спросил Салазко.
— Вот дьявол, — скрипнул зубами Клюев. — Видно, одна из бутылей треснула, жидкость просочилась, и деревянная обшивка может сейчас загореться.
— Давайте поднимайтесь! — крикнули им со старта. — Что мешкаете?
— Погодите, тут неполадки, — ответил Клюев и подошел к генералу: — Надо отменить вылет.
— Почему?
— Самолет может не долететь. Будет и нечего показывать, и некому докладывать…
— Что же вы предлагаете?
— Надо разлить треснувшую бутыль по мелким стеклянным сосудам и везти машиной.
Для капризной жидкости специально дали «виллис», и в нем поохал Салазко. Через Львов, через Житомир — на Киев. Проезжая по Крещатику, он вдруг снова почувствовал запах дыма.
— Эй, капитан, «козел» твой горит! — уже кричали ему встречные мальчишки.
Затормозив, Салазко кинулся к ящику, стал разгребать песок, чтобы добраться до очередной треснувшей бутылки. И сразу же вспыхнули рукава гимнастерки…
Обжигаясь, прихватывая осколки вместе с песком, он выбрасывал их на мостовую.
Тут и подоспел к нему военный патруль. Пришлось объясняться, что это за пожар посреди улицы. Салазко доставили к дежурному по городу, тот доложил «еще выше», Наконец пришло распоряжение — помочь капитану во всем, что понадобится, выдать новое обмундирование, подлечить, если нужно, и обеспечить скорейшую доставку его грузов в Москву.
А там их уже ждали, ждали с нетерпением. В сводчатом подвале немедленно принялись за анализы и установили, какое именно взрывчатое вещество находилось в боевом заряде. Определили и коварную жидкость, которая принесла столько неприятностей… Прав оказался умудренный опытом химик Клюев — это была техническая перекись водорода.
В целом становилось ясно вот что: если Фау-1 —самолет-снаряд или, точнее, крылатая ракета, то новинка — Фау-2, части которой доставили Клюев и Салазко, — чистая ракета, значительно больших размеров и с большой боевой частью. Когда поступили детали, выловленные из болота (целой ракеты все-таки там не было), то удалось установить, что Фау-2 — около четырнадцати метров, а общий вес — до тринадцати тонн.
Первого сентября сорок четвертого года обстрел британских островов Фау-1 прекратился: видимо, гитлеровское командование окончательно убедилось в крайне низкой их эффективности. Но не успели английские службы противовоздушной обороны порадоваться этому обстоятельству, как ровно через неделю, восьмого сентября, началась бомбардировка Англии Фау-2.
Более того, уже после окончания войны вскрылось, что заправилы третьего рейха, вконец перепуганные победным наступлением советских войск в сорок четвертом году, задумали с помощью «вундерваффе» — «чудо-оружия» — попытаться вырвать инициативу и сокрушить растущую мощь Страны Советов.
Они запланировали серию ударов по советским войскам и городам ракетами Фау-2, а также самолетами-снарядами Фау-1. Учитывая, что Фау-1 имели весьма невысокую точность попадания, фашистские стратеги намечали использовать для их пилотирования летчиков-смертников. По этому страшному замыслу, самолеты-снаряды могли бы «наилучшим образом поразить, и парализовать наиболее значительные центры русской промышленности и снабжения».
Советское командование пришло к выводу, что наиболее вероятным объектом для ракетных бомбардировок может стать Ленинград. Он представлял для гитлеровцев важную цель как в экономическом, стратегическом, так и в политическом отношении, балтийское море позволяло самолетам-носителям скрытно подходить к городу на небольших высотах, и это расширяло возможности для неожиданных ударов.
Командование советской противовоздушной обороны приняло необходимые меры, изучались опыт обнаружения Фау-1 и Фау-2, практика уничтожения их истребителями и зенитным огнем…
Но скоро эти меры оказались излишними. Осенью сорок четвертого года от фашистов была освобождена Эстония, полностью очищены от них Моондзундские острова. Вышла из войны Финляндия. И линия фронта настолько отодвинулась от Ленинграда, что он стал практически недосягаем для самолетов-снарядов и ракет противника.
Поэтому все найденное Клюевым и Салазко в польских лесах поступило в один из московских научно-исследовательских институтов. И там изучением этих трофеев занялся специалист по авиационным системам управления — человек с высоким лбом, цепким взглядом ученого-исследователя и с крупными мозолистыми руками умельца-мастерового.
Он восстановил по тем находкам и двигатели, и системы управления, и корпуса вражеского оружия. Он же напряженно размышлял над схемой Фау, приходя к выводу: «Беда этих снарядов-ракет в том, что они одноступенчатые. Если увеличивать их боевую часть — нет, не боевую, а полезную для науки, — если наращивать дальность полета, то необходимо иметь больший запас топлива. Но увеличение количества топлива приведет к увеличению объема баков для него. Значит, будет возрастать общий сухой вес ракеты. Ведь ее максимальная скорость в конце активного участка траектории задается не только полезной части, но и опустошенным и ненужным бакам.
Да, хорошо, что мы разобрались во всех их премудростях. Лишний раз убедились в том, что наш путь — неизмеримо перспективнее. Да и задачи у нас совсем иные… Прав, прав наш Главный конструктор — надо делать ракету многоступенчатой. И чтобы по мере выгорания топлива в полете отбрасывались отработавшие ступени с пустыми баками…»
Знаменательно, что этому человеку и его товарищам по работе помогали те же, кто на всех этапах помогал, кто постоянно интересовался делами НИГ, — Нарком вооружения Дмитрий Федорович Устинов и маршал артиллерии Николай Дмитриевич Яковлев.
Клюев не знал этого человека. Он даже не подозревал тогда о его существовании. А звали того специалиста — Николай Алексеевич Пилюгин, и стал он впоследствии академиком, дважды Героем Социалистического Труда, лауреатом Ленинской и Государственной премий, основоположником создания систем управления космическими кораблями и межпланетными станциями. Пилюгин наряду с Королевым явился одним из пионеров мировой практической космонавтики.
Да, не знал, не мог тогда знать всего этого Клюев. А если бы знал, то, конечно, гордился бы в глубине души тем, что труды НИГ таким вот неожиданным, но вполне логичным образом вошли в будущее, в завтрашний день. Тем, что НИГ, разгадывая военные тайны, в конце своего существования словно передала эстафету народившимся научным коллективам, на долю которых выпало раскрытие загадок космических полетов, а возможно, и других тайн Вселенной.